при поместье. М‑да… заразительное это дело…
Попал в гостиницу далеко за полночь. Спать… спать… Что за нахрен?!
– Мишель, спрашивается, долго я тебя ждать буду? – обиженно протянул сонный женский голосок.
– Ты как сюда попала? – поинтересовался я у Франсуазы и зажег лампу. Да, именно она. Лежит на кровати в одном неглиже. Вот же стервоза.
– Ты не рад меня видеть? – Француженка сладко потянулась; темные пятнышки ее сосков отчетливо проявились на шелке пеньюара. – Противный.
– Отвечай на вопрос. – Я расстегнул пояс и повесил его на спинку стула. – Подкупила портье?
– Угу. – Франсуаза призывно протянула ко мне руки. – Не вредничай, иди ко мне.
– И как это понимать? Говори-говори, не стесняйся. – Я налил себе и баронессе шампанского, стоявшего в ведерке с подтаявшим льдом.
– Это важно? – Большие красивые глаза опасно приблизились ко мне. Одурманивающий запах женского тела и жасмина заставил отчаянно забиться сердце.
– Как бы да. – Я провел рукой по горячему бедру баронессы. – А с другой стороны, нет.
– Тогда вперед, мой герой.
В голове крутнулась крамольная мысль. Вот как-то нехорошо получается. Лизхен в больнице, а я тут амуры развожу. Мулатки не в счет – они… для здоровья, а вот Франсуаза это совсем другое дело. Нет, я, конечно, не против здоровой конкуренции, но в данном случае… словом, если бы Лизхен была в добром здравии, все обязательно бы случилось. Нет, не могу.
– Франсин…
– Ну что такое? – Нетерпеливые пальчики француженки возились с пуговками мой блузы.
– Я заскочил в гостиницу только на минутку. Меня ждут.
Я не понял смысл французских выражений, слетевших с уст Франсуазы, кроме одного: дерьмо!!!
– Моя дорогая, ты достойна большего, чем пара минут… – Я встал и решительно подхватил ремень с кобурой.
– Но!
– Никаких «но», милая Франсин. Родина в опасности, встретимся за обедом. А вот это… – я достал из кармана и положил ей в ладошку женский перстень из драгоценностей Шульца, – это тебе…
– На нашу помолвку? – вкрадчиво поинтересовалась Франсуаза, рассматривая драгоценность.
– О нет, милая! Ты достойна большего. – Я шаг за шагом отступал к двери. – Гораздо большего… – Очутившись в коридоре, с облегчением вздохнул и сбежал вниз по лестнице. – Ушел-таки.
В холле подцепил за манишку напомаженного портье и с удовольствием пару раз врезал ему по печени. Потом наградил одним фунтом и приказал подать утром даме в моем номере роскошный завтрак.
Ну вот, как бы и все… переночую в пансионе.
– Зараза, там же диван жесткий.
Глава 20
Оранжевая Республика. Блумфонтейн. Дом правительства
28 февраля 1900 года. 10:00
На военный совет меня не позвали. Почему? Даже не знаю, но отношусь к этому факту вполне индифферентно. Проще говоря, плевать мне. Все что мог Майкл Игл уже сделал, так что мое присутствие там ничего не решает. Уж как-нибудь сами справятся. Я о фон Бюлове и Максимове.
– Зараза… – Я закашлялся и решительно выбросил сигару. – Млять, ну сколько можно там заседать? А схожу-ка я пока к новому полицмейстеру. Наумыч, подожди меня в кафе.
Что благополучно и осуществил. Новые порядки в полицейском департаменте так и бросались в глаза. Все вдруг напялили форму, бороды подстригли, морды одухотворенные, порхают как птички. Даже мостовую перед зданием помыли. Полный орднунг, едрена вошь…
– Следуйте за мной, герр Игл! – торжественно рявкнул дежурный полицейский и чуть ли не строевым шагом припустил на второй этаж, где находился кабинет начальника.
– Хвалю, товарищ Клаус Граббе… – пробормотал я, едва успевая за ретивым бородачом. – Это же надо было такого ужаса на личный состав навести.
Почтительный стук в дверь, вальяжный начальственный рык в ответ, дежурный пристукнул каблуками и показал мне бородой на дверь.
– Герр Игл! – Граббе одернул мундир и сделал шаг мне навстречу. – Позвольте выразить…
– Клаус, может, как-нибудь попроще? – подбил я его на взлете. – Вроде как не первый день знакомы?
– А… ну да. – Новый начальник полиции Блумфонтейна сдулся, как воздушный шарик. – Присаживайся, дружище.
– Так бы и сразу… – Я нагло нацелился сесть в начальственное кресло, да вот Граббе с воистину спринтерской скоростью меня опередил.
– Даже не знаю, как тебя благодарить, Михаэль. – Он полез в ящик стола и достал из него коробку из черного дерева. – Прими для начала вот это.
– Пустяки, дружище. – Я открыл коробку и удивленно хмыкнул. – Хм… угодил, чертяка.
На черном бархате лежал роскошный, инкрустированный золотом и перламутром пистолет. Не револьвер, а пистолет, той самой модели, из которой, вполне вероятно, шлепнули Петра Столыпина и еще парочку довольно известных личностей. Да, тут ничего не скажешь – «Браунинг № 1» оставил свой кровавый след в истории. Интересно, где его раздобыл Граббе? Довольно редкая модель, со стодвадцатидвухмиллиметровым стволом. Патрон у него, конечно, слабоватый, да и плевать, мне в атаку не ходить. Етитская буржуазия, да тут еще запонки, зажим для банкнот и зажигалка, в стиль пистолету. Отличный подарок…
– Где ты его откопал, дружище?
Видя, что его подарок понравился, Граббе польщенно улыбнулся:
– Пустяки, Михаэль. Ты достоин этого пистолета. Но это не все.
– И что еще? – Я прицелился в фикус. – Сотню мулаток?
Бур выложил на стол толстую папку и встал.
– Герр Игл, город Блумфонтейн благодарен вам за самоотверженную помощь в обезвреживании опасных преступников… гм… – Граббе запнулся и продолжил уже не таким официальным тоном: – Короче, Михаэль, поместье Шульца теперь твое. Вместе со всем его содержимым. Вот документы.
– Вот же сука… – с чувством выругался я, вспомнив, сколько мук мы со Степой приняли вчера, перетаскивая все трофеи. Млять… теперь все обратно тащить придется…
– Что-то не так? – встревожился полицейский.
– Да нет, Клаус. – Я с чувством пожал ему руку. – Всегда рад помочь; кстати, а что с самим Шульцем?
– Я не знаю, Михаэль, – пожал плечами Граббе. – Я изъял из обращения, – полицейский довольно хохотнул, – всех его подельников и передал их людям из администрации президента. Вот и все.
– Клаус?..
– Да помер он, помер, – снизив голос, признался бур. – Сердце или что-то там еще. Совесть, наверное, замучила. Очень не вовремя.
– Почему не вовремя?
– Золото, пропавшее с приисков, так и не нашли… – доверительно сообщил полицейский. – Те самые две тонны. В том месте, на которое указали, его уже не было. Вот такие дела. Но на этом все, Михаэль. Больше ничего не скажу.
– Ну и ладно. – Я подошел к окну и увидел, как во внутреннем дворе полиции двое агентов ведут к большой клетке, полной чернокожих, еще одну, статную, можно даже сказать могучую негритянку, удивительно похожую на всем известную горничную Мамми из итальянского фильма «Укрощение строптивого». Дама величественно шествовала в кутузку, ловко неся на голове узел с пожитками; так величественно, что на ее фоне полицейские казались какими-то заморышами.
– Ну, Михаэль, у меня дела. – Граббе не очень решительно сделал попытку меня выпроводить.
– У меня тоже. – Я подхватил коробку с пистолетом и документы, сделал шаг к двери и неожиданно сам для себя поинтересовался у полицейского: – Клаус, а это кто у тебя в клетке?
– Бесхозные чернокожие, – небрежно отмахнулся Граббе. – Без хозяев остались. Если никто их себе не заберет, на рудники отправлю. А что?
– Подари мне… вон ту, могучую.
– Зачем? – искренне удивился полицейский. – У тебя же… это… есть те две, в гостинице.
– О чем ты думаешь, дружище? – Я постучал по лбу. – Дом подарили, а слуг
