Лицо Бет пылало.
— Боже, как много людей копалось в моем прошлом! Вам следовало бы расспросить Керри. У него наверняка составлено полное досье на меня.
Харт уронил сигару и растер ее каблуком. Он приблизился к Бет и тихо произнес:
— Я не позволю охотнице за деньгами погубить моего брата, даже если это будет последним, что я смогу сделать.
— Уверяю вас, ваша светлость, что никогда в жизни я не охотилась за деньгами.
— Не смешите меня. Я аннулирую этот брак. Я могу это сделать, и вы уедете. Как будто ничего и не было.
Бет собрала все мужество и посмотрела Харту в глаза.
— А вы не думаете, что я влюблена в него?
«Глубоко, драматично, глупо влюблена».
— Нет.
— Почему нет?
Харт вздохнул, но ничего не сказал, на его щеке подрагивал мускул.
— Я понимаю, — тихо произнесла Бет. — Вы верите, что он безумен и ни одна женщина не может его полюбить.
— Йен безумен. Комиссия по душевнобольным доказала это. Я там присутствовал. Я видел.
— Тогда почему не оставить его в сумасшедшем доме?
— Потому что я знаю, что они делали с ним. — В этой полутьме могущественный герцог Килморган выглядел больным. — Я видел, что делали эти проклятые шарлатаны. Если он не был сумасшедшим, когда его поместили туда, то там его довели до безумия.
— Ледяные ванны, — сказала Бет. — Электрошок.
— Бывало даже хуже этого. Боже мой, когда ему было двенадцать, они пригибали его полуголым к кровати и привязывали к ней. Чтобы он спал спокойно, говорили они. Мой отец ничего не сделал. А я не мог ничего сделать, это было не в моей власти. В тот день, когда мой отец упал с лошади и свернул свою чертову шею, я поехал в сумасшедший дом и забрал оттуда Йена.
— Йен вам за это благодарен. Очень благодарен.
— Йен не мог даже говорить. Он не смотрел на нас, когда мы разговаривали с ним, не отвечал на наши вопросы. Казалось, его тело было здесь, с нами, а его мозг где-то далеко.
— Я видела его в таком состоянии.
— Так продолжалось долгих три месяца. И однажды, когда мы завтракали, Йен поднял голову и спросил у Керри, нет еще тоста. — Харт поспешил отвести глаза, но Бет заметила в них слезы. — Как будто ничего не произошло, как будто это было совершенно естественно: попросить у Керри тост. Вечерний ветерок шевелил его волосы и бросал локоны на ее лоб. Она смотрела, как один из самых знатных герцогов смахивал слезы.
— Утром я пришлю моего адвоката, — заявил он. — Мы найдем способ признать брак недействительным. Вы ничего не потеряете.
— Я знаю, вы мне не верите, но я никогда не причиню боли Йену.
— Вы правы. Я вам не верю.
Ветер бросал капли воды из фонтана на лицо Бет. Харт поспешил вернуться в дом, но ему преградил дорогу Йен.
— Я говорил тебе, не трогай ее, — тихо произнес Йен.
Харт напрягся.
— Йен, ей нельзя доверять.
Иен шагнул к Харту. Хотя он избегал смотреть Харту в глаза, по его позе и его тону было ясно, что он рассержен.
— Она моя жена, она под моей защитой. Единственное, что я позволю тебе сделать, — это снова объявить меня душевнобольным.
Харт покраснел.
— Йен, послушай меня…
— Я хочу, чтобы она была моей женой, и она останется моей женой, — сказал Йен. — Теперь она Маккензи. И относитесь к ней, как к Маккензи.
Харт посмотрел на Йена, затем на Бет, которая старалась гордо вздернуть подбородок, но желание сбежать от его хищного взгляда становилось все сильнее.
Странно, когда Йен сообщил Бет, что они поженятся, она спорила с ним. Теперь же, когда этот мрачный Харт решил разлучить их, она поняла, что сделает все, чтобы сохранить брак с Йеном.
— Я жена Йена, потому что хочу ею быть, — сказала Бет. — А будем мы жить в роскошном дворце или в маленьком пансионе, не имеет значения.
— А может, в церковном приходе? — подсказал разгневанный Харт.
— Приход в трущобах во многом принес мне пользу, ваша светлость.
— Там были крысы, — сказал Йен.
Бет удивленно посмотрела на него. Должно быть, в сведениях, собранных Керри, имелись подробности.
— В самом деле, там их была целая семья, — сказала она. — Навуходоносор и его жена, и трое их детей, Шадраха, Мешаха и Абеднего.
Мужчины смотрели на нее двойным золотистым взглядом.
— Видите ли, это была наша шутка, — смутилась она. — Когда знаешь крыс по именам, как-то легче переносить их присутствие.
— Здесь крыс нет, — сказал Йен. — Тебе больше не придется беспокоиться о крысах.
— Во всяком случае, четвероногих, — продолжила Бет. — Инспектор Феллоуз немного напоминает мне Мешаха — у него загораются глаза и дергается нос, когда он смотрит на особенно вкусный кусок сыра.
Йен нахмурился, Харт явно не знал, что ему о ней думать.
— Хотя я могу представить себе, что у вас есть змеи, — не умолкала она. — Здесь все-таки сельская местность. И есть полевые мыши и другие существа. Должна признаться, я не привыкла к деревне. Моя мать родилась в деревне, но я с самого детства жила в Лондоне и выезжала из большого города, лишь когда миссис Баррингтон считала необходимым поехать в Брайтон и делать вид, будто ей нравится море.
Йен стоял, полузакрыв глаза, и, казалось, не слушал Бет. Она знала, что он не слушал, но неделю назад он мог вернуться к определенной фразе и повторял ее для Бет.
Она с усилием закрыла рот. Харт взглянул на нее с таким видом, как будто собирался привезти сюда комиссию по делам душевнобольных, чтобы завтра с пристрастием допросить ее.
Йен вышел из транса и обратился к ней:
— Завтра я покажу тебе весь Килморган. Сегодня мы спим в нашей спальне.
— А у нас есть спальня?
— Керри все устроил, пока мы ужинали.
— Неиссякаемо находчивый Керри. Что бы мы без него делали?
Харт настороженно посмотрел на Бет, как будто она сказалa что-то важное. Йен обнял ее за талию и повел к дому. Теплота Йена сделала незаметной прохладу вечера и прикрывала ее от ветра.
Надежная гавань. В водовороте ее жизни их было не много. А сейчас Йен прижал ее к себе, но Бет всю дорогу до самого дома чувствовала, что Харт сверлит ее взглядом.
Дом поглотил Бет, Йен вел ее наверх по огромной красиво декорированной лестнице все дальше и дальше.
На стенах лестничного холла висело столько картин, что почти не видно было обоев. Пока Йен вел ее по лестнице, Бет глядела на них подписи: Стаббс, Рамзи, Рейнолдс. Несколько картин с изображением лошадей и собак были подписаны Маком Маккензи. На первой площадке доминировал портрет нынешнего герцога, Харта. Взгляд его золотистых глаз был на портрете таким же угрожающим, как и в жизни.
