Та рука. Она, казалось, была чем-то из ее снов, но Лора знала, что она настоящая. Она прикоснулась к ней. Лора опустила глаза и увидела кровь на своих пальцах. Ее рука пахла чем-то вроде бензина и прочей дряни, запах, который она слишком хорошо знала. Запах по-настоящему серьезной автокатастрофы. Рука была настоящей, теплой и живой.
Не как у немертвого, которого она пытала и прикончила на полу своей спальни. Не как у вампиров, которые явились, чтобы разрушить ее жизнь.
Кэкстон вздохнула и, скрестив руки, принялась ждать. Она попыталась читать журнал, но мысли шли вразброд. Образы и слова беспрепятственно влетали в ее голову.
Даже не мысли о расследовании, даже не воспоминания о Диане, просто странные крошечные обрывки мыслей. Она подумала, не скиснет ли молоко на кухонном столе. На кухне, должно быть, так же холодно, как на улице, поскольку окно разбито. Кто угодно мог легко забраться в ту дыру, которая была когда-то окном, — нужно позвонить кому-нибудь, пусть проверят дом, по крайней мере, может, забьют дыру фанерой. Если так, то можно попросить их войти внутрь и убрать молоко в холодильник.
Она никак не могла остановить поток мыслей. Но ничего не получалось. Только сон мог вернуть мозги на место, но до сна было еще далеко. Эти банальные, бесконечно ничтожные мысли преследовали свою цель, такую же мучительную, как они сами. Они не давали ей думать о важном, действительно важном. О том, что ее пугало.
О том, что вампиры хотели ее смерти. Так хотели, что прислали своих слуг убить всех в ее доме. Всех. Немертвые перебили бы всех собак, наверное, просто для порядка.
О том, что Аркли отвернулся от нее. Она даже не могла рассчитывать на его помощь в защите от тех темных тварей, которые жаждали отнять ее жизнь. Он с ней покончил, у него были свои планы на нее, но ей не было предназначено стать активной участницей его расследования. Она думала: есть ли разница между теми людьми, которых гипнозом притягивают к разбитому окну… и теми, у кого химия мозга отказывает в один прекрасный день и они вешаются у себя в спальне? У ее матери была хорошая работа и куча денег. У нее была совершенно идеальная дочь, ради которой можно было бы жить, хороший дом, партнеры по бриджу, церковная община, званые обеды. Праздники. Семья. Каникулы. Отдых. Ее самоубийство стало совершеннейшей загадкой для всех, кто знал ее. Это на самом деле была ошибка, это просто должно было быть ошибкой.
У Дианы в жизни не было ничего, за что можно было бы цепляться. Работы не было, семья отвергла ее за то, кем она была. Ее партнерша старалась заботиться о ней, но просто у нее не было времени быть рядом с ней. Нет будущего. Искусство, которое никто не понимал.
Будь это суицидом, нашла бы ты извинения? Если бы ты была к нему причастна?
— Офицер, — сказал кто-то поблизости.
Он показался ей привидением, таким же, какое позвало ее в амбаре Ури Полдера. Идущий из ниоткуда бесплотный голос.
— Офицер, — снова позвал этот голос.
Кэкстон нахмурилась и повернула голову. Там стояла сиделка в запачканном кровью зеленом халате, женщина средних лет с седыми волосами, забранными в пучок на макушке. На ней были плотные перчатки вроде тех, в каких обычно моют посуду.
— Офицер, она пришла в себя, — сказала сиделка.
Кэкстон последовала за ней по коридорам, сворачивая снова и снова, поднималась по лестницам. Если ей придется возвращаться самой, она может и заблудиться. Они вошли в палату улучшенного обслуживания, с двумя кроватями. На одной лежала болезненно тучная женщина, ее ноги и бедра были в гипсе. На грудь была наброшена хирургическая накидка. На другой лежало что-то сшитое из разрозненных кусков.
Иисусе, поняла вдруг Лора, это же Диана.
— Ты выглядишь как чудовище Франкенштейна.
Диана попыталась улыбнуться, но швы на подбородке не дали широко раскрыть рот.
— Ты бросила меня… Тыквочка.
Кэкстон сняла шляпу и нагнулась, чтобы поцеловать Диану в распухшие губы. Тучная женщина на соседней койке брезгливо фыркнула, но Кэкстон давно уже научилась игнорировать этот звук. Она выпрямилась, чтобы лучше рассмотреть Диану. Со второго взгляда картина не улучшилась. Поблескивавшие скобы скрепляли одну сторону лица Дианы. Острые концы швов, черные и грубые, как конский волос, вылезали из тканей у нее на груди и плечах, а руки были обернуты белыми бинтами, но вид был такой, словно она надела кровавого цвета митенки.
— Ты бросила меня совершенно одну, — сказала Диана.
— Не разговаривай, Ди. Просто отдыхай. — Кэкстон потянулась и нежно дотронулась до скоб сбоку ее лица.
Они были настоящие, твердые, а лицо под ними было красным и воспаленным.
В палату вошел доктор. Кэкстон даже не взглянула на него. Она не отрывала взгляда от глаз Дианы и никак не могла уйти.
— Я хотел привести к ней кого-нибудь поговорить. Я знаю, вам это, скорее всего, не понравится, но не уверен, что у вас есть право меня останавливать. Короче… вы состоите в браке?
Нет, они не были в браке. Они этим не интересовались, поскольку никогда не афишировали себя перед законом. Но это не имело значения.
— Я не возражаю, — ответила Кэкстон.
Она потянулась к рукам Дианы, но они были так жестоко повреждены, что прикасаться к ним ей не захотелось. Вместо этого она взялась за поручень спинки кровати. Диана запротестовала, но Кэкстон только тихонечко повела подбородком влево-вправо и шепнула:
— Тссс… Это только для разговора.
— Ей здорово повезло, учитывая все обстоятельства. Она легко могла погибнуть. Она потеряла много крови, а некоторые осколки стекла вошли очень глубоко. Мы подождем и посмотрим, не повреждены ли нервы у нее на руках. Порез на липе, скорее всего, потребует пластической операции, но даже тогда шрам останется.
Кэкстон держалась за поручень, ей казалось, если она его выпустит, ее унесет в какое-то темное море. Все не важно, говорила она себе. Диана жива. По крайней мере, будет жить до тех пор, пока кто-то снова не попытается убить ее. Может быть, в следующий раз Райс лично придет за ней.
— Я собираюсь вызвать охрану, чтобы наблюдать за этой палатой, доктор. Была совершена попытка убийства.
Слова, прозвучавшие из ее уст, показались смешными, словно она что-то сочиняла. Но это было на самом деле так, попыталась убедить себя Лора, это было на самом деле.
— Я останусь с ней до тех пор, пока не явится моя первая смена.
— Очень хорошо. — Доктор отошел, чтобы осмотреть тучную пациентку на соседней кровати. — Сейчас почти два часа, но я позвоню на пост и скажу, чтобы вам тут помогли устроиться.
— Два часа? — изумилась Кэкстон.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
