О характере того давления, которое было оказано на польских коммунистов, свидетельствуют слова члена ЦК компартии Польши В. Костшевой в речи на заседании комиссии конгресса: «…Тов. Зиновьев нам уже давно сказал: Мы вам кости переломаем, если попробуете выступить против нас»[420]. На конгрессе было осуществлено грубое и бесцеремонное вмешательство во внутренние дела польской компартии. Её делегация, по настоянию Сталина, не имея на то полномочий от своей партии, переизбрала бюро своего ЦК. От руководства партией была отстранена группа её лидеров и ведущих теоретиков: Барский, Костшева, Валецкий, Прухняк. Организационная расправа в 1924 году над компартией Польши предопределила последующую её трагедию: роспуск в 1938 году и истребление в сталинских застенках сотен лучших её членов.
Осуществляя фракционные маневры против инакомыслящих в международном коммунистическом движении, руководство Исполкома Коминтерна оставило в тени подлинную задачу большевизации зарубежных компартий — усвоение уроков борьбы за победу Октябрьской революции. Между тем для выбора этими партиями правильной стратегии и тактики требовалось обобщение опыта Октября (равно как и поражений революций 1918—1923 годов в Европе) на таком уровне, который мог быть сопоставим с обобщением опыта Парижской Коммуны в работе К. Маркса «Гражданская война во Франции». Эту задачу поставил перед собой Троцкий в работе «Уроки Октября», открывшей новый этап внутрипартийной борьбы.
XXVII «Уроки Октября»
Осенью 1924 года Троцкий выпустил третий том собрания своих сочинений, включавший речи и статьи 1917 года, которому было предпослано авторское предисловие под названием «Уроки Октября». Эта работа представляла собой развитие идей, которые разрабатывались Троцким в 1923—1924 годах, прежде всего в процессе осмысления уроков революционной ситуации 1923 года в Германии и поражения германской революции.
Отправным пунктом анализа Троцкого была идея о том, что на исходе мировой войны европейской буржуазии грозила смертельная опасность. Однако социалистическая революция победила только в России, ибо в других странах не оказалось партий, способных повести массы на революцию и удержать власть.
Новый прилив революционной волны наступил во второй половине 1923 года, когда германская революция надвигалась со дня на день. Но германская компартия не сумела использовать революционную ситуацию: революция в Германии потерпела поражение, причём его непосредственная причина состояла в неправильном, нерешительном руководстве партии. В Германии были все материальные, политические и психологические предпосылки революции, кроме одной — большевистской партии и вождя, которого она имела в октябре 1917 года в лице Ленина.
В этой связи Троцкий замечал, что если бы в октябре 1917 года в Центральном Комитете большевистской партии победили противники восстания, «нетрудно себе представить, как писали бы историю… Официозные историки стали бы, конечно, изображать дело так, что восстание в октябре 1917 г. явилось бы чистейшим безумием, и давали бы читателю сногсшибательные статистические подсчёты юнкеров, казаков, ударников, артиллерии, расположенной веером, и корпусов, двигавшихся с фронта. Непроверенные в огне восстания, эти силы представлялись бы несравненно грознее, чем оказалось на деле. Вот урок, который нужно выиграть в сознании каждого революционера!»[421].
Проводя параллель между позицией германской компартии в 1923 году и «выжидательным фатализмом», характерным для позиции Каменева и Зиновьева в октябре 1917 года, Троцкий писал, что под таким фатализмом обычно «скрывается нерешительность и даже неспособность к действию, но она маскируется утешительным прогнозом: мы становимся, мол, всё влиятельнее, чем дальше, тем больше наша сила будет возрастать. Грубейшее заблуждение! Сила революционной партии возрастает только до известного момента, после чего процесс может перейти в свою противоположность: надежды масс, вследствие пассивности партии, сменяются разочарованием, а враг тем временем оправляется от паники и пользуется разочарованием масс. Такого рода решающий перелом мы наблюдали в Германии в октябре 1923 г. Мы были не так далеки от подобного же поворота событий в России осенью 1917 г. Для этого достаточно было, может быть, упустить ещё несколько недель. Ленин был прав: теперь или никогда»[422].
Приводя убедительные факты и давая им столь же убедительную оценку, Троцкий доказывал, что принятие партией курса, предлагавшегося Зиновьевым и Каменевым, неминуемо привело бы к тому, что движение рабочих, солдатских и крестьянских масс пошло бы без большевистского руководства и породило бы новые июльские дни гигантского масштаба, т. е. подавление народной революции.
Лапидарно, но крайне чётко Троцкий воссоздал историю борьбы внутри большевистской партии в феврале — октябре 1917 года: соглашательскую» и «оборонческую» позицию «Правды» до приезда Ленина в Петроград, критику некоторыми «старыми большевиками» Апрельских тезисов Ленина, выступление Зиновьева и Каменева против восстания, свою позицию по вопросу о сроках восстания и т. д. Ссылаясь на статьи Каменева и Сталина в «Правде» в феврале — марте 1917 года, выдержанные в духе «революционного оборончества» и, по существу, близкие к тогдашней позиции меньшевиков, Троцкий показывал их противоположность ленинской позиции.
Приведённые Троцким факты били не только по «тройке», но и по многим партийным деятелям из их ближайшего окружения — Орджоникидзе, Рыкову, Ярославскому, Ногину, Кирову и другим, занимавшим в то время сходную, полуменьшевистскую позицию. Понимая, что обнародование впервые некоторых документов, раскрывающих характер внутрипартийных разногласий в 1917 году, может вызвать недовольство части «старых большевиков», допустивших в то время серьёзные политические ошибки, Троцкий специально оговаривался в начале своей работы: «Разумеется, разногласия 1917 г. были очень глубоки и отнюдь не случайны. Но было бы слишком мизерно пытаться делать из них теперь, спустя несколько лет, орудие борьбы против тех, кто тогда ошибался. Ещё недопустимее, однако, было бы из-за третьестепенных соображений персонального характера молчать о важнейших проблемах Октябрьского переворота, имеющих международное значение»[423].
Тем не менее, не прошло и месяца после выхода книги Троцкого, как против него была поднята беспринципная и нечистоплотная кампания, названная её инициаторами «литературной дискуссией с троцкизмом». Формально она была открыта редакционной статьёй «Правды», написанной Бухариным, «Как не нужно писать историю Октября (по поводу выхода книги т. Троцкого «1917»)». Спустя короткое время в «Правде» были опубликованы три обширные работы чрезвычайно схожие не только своим содержанием, но и своим названием: доклад Каменева «Ленинизм или троцкизм?», прочитанный на собрании членов МК и московского партийного актива, а затем повторённый на собрании комфракции ВЦСПС и на совещании военных работников; речь Сталина «Троцкизм или ленинизм?» на пленуме комфракции ВЦСПС и статья Зиновьева «Большевизм или троцкизм?». Эти работы вместе со статьями Сокольникова, Молотова и других руководителей партии вошли в спешно напечатанный сборник «За ленинизм», изданный в Москве и других городах. В начале 1925 года был выпущен сборник «Ленин о Троцком и троцкизме. Из истории ВКП(б)».
Не обладая аргументами, которые можно было бы противопоставить анализу Троцкого, Каменев, Зиновьев и Сталин встали на путь откровенной фальсификации и клеветы, переключения внимания партии на совершенно иные вопросы (дореволюционные разногласия Ленина с Троцким) ради создания легенды о «троцкизме» как извечном враге большевизма.
Одной из наиболее грязных провокаций, пущенных в ход в «литературной дискуссии», была публикация в «Правде» двух писем Троцкого 1913 и 1921 годов — к Чхеидзе и Ольминскому. Первое письмо отражало раздражение Троцкого тем фактом, что большевики взяли для своей газеты название «Правда», под которым он издавал в то время свою газету в Вене. Во втором письме Троцкий высказывал Ольминскому — в то время директору Института истории партии — мнение о нецелесообразности публикации письма к Чхеидзе, содержащего резкие выпады против Ленина, поскольку оно было написано под влиянием минутного настроения и может посеять неправильные толкования о перманентной вражде между ним и Лениным.
Используя оба письма именно с этой провокационной целью, Каменев в предисловии к публикации писал, что она должна переубедить тех членов партии, «у которых остались ещё сомнения в правильности позиции партии по отношению к последним выступлениям тов. Троцкого. Пусть эти сомневающиеся и колеблющиеся ещё и ещё перечитают письмо тов. Троцкого. Мы уверены, что оно окончательно освободит их от сомнений и колебаний»[424].
