В середине января 1920 года, взяв Кривой Рог, большевики двинули свои силы на Николаев. Генерал Шиллинг срочно призвал конный корпус полковника Федора Эмильевича Бредова, находившийся под Вознесенском, чтобы нанести наступающим большевикам фланговый удар, оставив части генерал-лейтенанта Михаила Николаевича Промптова на прикрытии Одесского района. Когда 24 января (7 февраля) 1920 года 2-й корпус Промптова оказался у Одессы, город был оставлен белыми войсками, а последние транспорты вышли на рейд. Шиллинг направил директиву Промптову перейти через Днестр у переправы и установить маяки, чтобы, выйдя в Румынию, ожидать кораблей для отправки своего корпуса в Крым, но при первых попытках переправиться на румынскую территорию, 2-й корпус был обстрелян румынами и был вынужден двинуться вдоль русской границы Днестра на север, где и соединиться с конным корпусом полковника Бредова в Тирасполе. Вместе с войсками Бредова корпус генерал-лейтенанта Промптова совершил поход вдоль Днестра до районов, занятых польскими войсками, и 25–26 февраля 1920 года оказался интернированным в Польше, помещенным вместе с солдатами и офицерами корпуса в концентрационный лагерь, откуда смог вернуться с товарищами по оружию в Крым лишь летом 1920 года: «В лохмотьях, босые, некоторые в одном грязном нижнем белье»[150].
4 февраля 1920 года генерал Шиллинг опубликовал приказ об эвакуации Одессы. «К утру 6 февраля доносившаяся с севера артиллерийская стрельба, которую вели, вероятно, отходившие к Одессе бронепоезда, становилась все слышнее и в городе создавалось если не паническое, то, во всяком случае, нервное настроение. Тысячи людей толпились у молов, где стояли большие пароходы. Взамен нашедших на них место людей все время подходили новые толпы военных и гражданских лиц, женщин и детей. В эти дни стояли морозы около 5–10 градусов, и море на подходах к Одессе было покрыто довольно густым плавучим льдом, образовавшим в порту от движения судов ледяную кашу…»[151]. В ночь на 7 февраля генерал Шиллинг со своим штабом перешел на пароход «Анатолий Молчанов». В 6 утра 8 февраля 1920 года части советской 41-й стрелковой дивизии вошли в Одессу со стороны Пересыпи и Каяльника. Комендант Одессы полковник Стессель с группами офицеров и небольшими отрядами солдат из разных частей расчистил путь для беженцев к западным окраинам города. Колоннами, беженцы потекли в сторону румынской границы, собираясь в 20 верстах от города, в немецкой колонии Гросс Либенталь. Те из беженцев, кто, не задерживаясь в колонии, пустился в путь в сторону Тирасполя, успели догнать конный корпус полковника Ф. Э. Бредова, однако очень скоро дорога на Тирасполь оказалась захваченной красной конницей, напустившейся на обозы беженцев, вырубая их безо всякого сожаления. Из колонии оставшиеся полтора десятка тысяч беженцев тронулись вдоль черноморского побережья на Овидиополь, чтобы переправиться по льду днестровских лиманов, выйти к румынской границе. Румынские пограничные части встретили поток беженцев артиллерийским огнем. После переговоров с парламентерами от беженцев согласились пропустить их через свою границу, наскоро устроив фильтрационные пункты, где придирчиво изучали документы беженцев. В итоге через румынскую границу были пропущены лишь иностранцы, а русские были оставлены на льду лиманов на ночь и под оружейным огнем принуждены вернуться назад.
Красные части шли по пятам беженских обозов. Уже на рассвете красные атаковали отставшие обозы. На защиту обозов поднялись раненые, которые могли держать оружие, дети-кадеты, офицеры и городские стражники. Встреченная огнем, большевистская конница временно отстала. Беженские обозы продолжали свое движение, не делая привалов или остановок на ночь. Лошади падали от усталости, люди отставали и бывали настигнуты красными отрядами и убиты на месте. 15 февраля 1920 года пустившиеся в преследование беженцев большевистские части предприняли вторую массированную атаку на обозы, используя артиллерию. Боеспособные мужчины в обозе смогли отразить и второй налет, но силы и боеприпасы были на исходе, к тому же среди беженцев ходили слухи, что на железнодорожную ветку Одесса — Тирасполь большевики подогнали бронепоезда, в ожидании появления обозов, чтобы начать обстрел практически незащищенных людей. Беженцы стихийно потянулись за Днестр, где вышли на румынскую территорию и расположились возле деревушки Раскаяц. Румынские пограничные части настояли, чтобы беженцы покинули их территорию к утру следующего дня, а поскольку беженцы не верили, что с ними румыны могут сделать что-то плохое, к утру на высотах у деревни румыны подтянули пулеметы. Наутро, после 8 утра, они открыли огонь по толпе, хлынувшей назад, в воду, пытаясь спастись на русской территории, где их поджидали приехавшие местные банды в надежде пограбить. Однако бандиты не смогли унести награбленное, потому что подтянувшиеся красные части окружили и их, и беженцев и, разоружив, отправили по этапам в тыл. После массового побоища русских спаслись те немногие, кто уцелел на румынской территории, спрятавшись, а позже, прикинувшись поляками или латышами, за мзду были пропущены румынами вглубь своей территории.
В руководстве ВСЮР тем временем назревал давний конфликт между двумя яркими личностями, каковыми являлись Врангель и Деникин. Их противостояние историки относят к началу 1920 года, хотя оно проявилось еще во времена, когда Деникин лишь пытался обнародовать Московскую директиву. Оказавшись в 1919 году в Царицыне, на «второстепенном фронте», Врангель получил хорошую возможность проанализировать проигранные сражения и операции и подготовить предложения по проведению новых, с учетом накопленного опыта. Его проекты, отправлявшиеся в штаб Главнокомандующего ВСЮР, зачастую не находили отклика в силу различных взглядов на вопросы военной теории, а также отправлялись в долгий ящик из-за их практической невыполнимости, что не могло не вызывать раздражение импульсивного и исполненного эмоциональностью барона. Вступив в должность командующего Добровольческой армией и прибыв сменить несчастного Май-Маевского, Врангель воочию убедился в беспочвенности многих своих прожектов ввиду того, что, в отличие от гладко выглядевших на бумаге корпусов, дивизий и полков, в реальной жизни они оказались горсточками военных энтузиастов, количественно непригодных для воплощения крупномасштабных операций. Деникин справедливо полагал, что в работе со штабом новый начальник Добровольческой армии вносит элемент нервозности и разлада, явившись не только полной противоположностью Романовскому, но и самому Деникину. Главнокомандующий был убежден, что прожектерство Врангеля имеет одну тревожную тенденцию — барон упорствует в своих заблуждениях и не готов критически оценить свое стратегическое творчество. Вступив в хоровод политических событий на Кубани, до предела нервный Врангель стал ярым сторонником той идеи, что изначально неверно выстроенные отношения с кубанским правительством, начатые Деникиным во времена оны, постепенно привели Белое движение на Кубани в упадок, если не в антагонизм с Добровольческой армией. Барон начал вести приватные беседы с генералами Эрдели, Сидориным и даже Шкуро, зондируя почву относительно их настроенности на смену Главнокомандующего, однако большинство из них держались убеждения, что при любом отношении к Деникину смена власти в сложившейся для армии неблагоприятной ситуации ни к чему хорошему вести не может. Деникин, осведомленный от генералов о попытке Врангеля подкопаться под его пост, снес это довольно равнодушно, однако известия о закулисных переговорах не добавили в сознании Главнокомандующего положительных черт к личности Врангеля. Врангель понял, что он поспешил заключить мнение об общем недовольстве командованием и больше переговоры вести не стал, однако против его воли слухи просочились и к командованию союзников. Английский представитель Мак-Киндер прибыл в Россию в полной убежденности, что барон уже совершил свой «переворот», однако Деникин успокоил британца заверениями, что все слышанное им было не более чем усилиями злых языков, желающих вбить клин между белым командованием.
Будучи смелым офицером и командиром, Петр Николаевич Врангель был необыкновенно популярен у армейской молодежи, передававшей из уст в уста истории о его конных атаках на большевиков; его умеренно-монархические взгляды импонировали консервативной части армейского офицерства и гвардии, прохладно относившихся к либеральным воззрениям самого Главнокомандующего, олицетворявшего для них плоть от плоти либерально-демократического стана начала XX века.
Став начальником Новороссийского округа и тяготясь решением задач скорее хозяйственных и технических, нежели боевых, Врангель приписывал свое назначение «цеплянием за власть» самого Деникина, старавшегося держать его подальше от лавровых венков его кавалерийской славы.
