те покажу! — пыхтел курносый.
Ну всё, точки над «и» расставлены. Мне удалось достать его по печени и отскочить в сторону. Я никаких чужих баб не трогал. Тасю чужой я не считал, да и восстань ее муж с того света — вряд ли бы он выглядел как обветренный и мясистый провинциальный увалень. Значит — виноват настоящий Белозор. Значит…
— Да нафиг мне твоя Маша! Я вообще всех Май за километр обхожу! — эта фраза почему-то привела его в замешательство, и я сумел — раз-два — крепко приложить ему по лицу справа и слева.
Драться без перчаток, даже без обмоток — удовольствие ниже среднего. Лицо — оно твердое! Кулаки я себе ссадил и пальцы ушиб — больно. А парниша осоловело глядел на меня сбежавшимися в кучку глазами, его явно шатало, а потом он спросил:
— Якая-такая Маша? — и уже падая на сырую землю пробормотал: — Ня ведаю ниякай Маши.
Алкоголь для белоруса — как волшебный напиток для галлов. Тоже — суперспособности проявляются. Например — знание роднай мовы. Некоторые, правда, начинают размовлять на идише, или имитировать характерный акцент — но это уже совсем другая история.
— Может ему скорую вызвать? — поинтересовался стоящий тут же пожилой дворник с метелкой. — Не сильно ты его?
— Да не. Он пьяный просто. Давайте его на лавочку положим, водичкой польем — он и расцветет аки цветочек аленький, — всегда в такие минуты я начинал городить чушь.
Это была явно моя, а не белозоровская черта. Мы с дворником перенесли адепта уличного рукопашного боя на лавку, и я стал оглядываться в поисках воды.
— Вон, автомат с газировкой, — услужливо подсказал дедуля. — Около универмага.
И мне пришлось перебегать Советскую — машин, благо, не было — чтобы столкнуться с проблемой: стаканы тут были стеклянные. Никаких одноразовых пластмассовых, народ хлестал газировку из общей посуды и не переживал! Коронавируса на них не было… Я закинул монетки в приемник, подождал шипенияи булькания, взял в каждую руку по стакану и перебежал улицу обратно. На возмущенные возгласы стайки ребятни я выдохнул:
— Щас верну! Никуда не уходите!
Добежал до лавочки, вылил оба стакана на лицо драчуну и побежал обратно. Пацанва загалдела и с мясом вырвала у меня из рук посуду.
— Вы зачем дядю газировкой с сиропом поливали? — спросил меня самый мелкий из них.
— Чтоб в себя пришел. Плохо дяде стало… А в кармане — только трёшки!
— Конечно, — понятливо кивнул он. — Мне б тоже плохо стало, если бы вы меня два раза кулаками в голову ударили. Вон какие у вас они большие!
Я глянул на свои кулаки: зрелище плачевное, хорошо бы в медпункт какой сходить… Или хотя бы в аптеку. Но — меня ждал на лавочке некий пьяный мститель. А потому — я снова перебежал Советскую — уже в третий раз за последние пять минут. Эх, хорошо тут! Бегай себе туда-сюда сколько влезет, пока дядя-милиционер не заметит. Транспортный поток — десять машин за всё это время. Красота!
— А чего я такой липкий? — вот первое, что спросил, очнувшись, этот чудак на букву «м».
Он уже сидел, а не лежал на лавочке и очумело мотал головой.
— Потому что я вылил на тебя два стакана газировки с сиропом, — ответил я, присаживаясь рядом.
— А с сиропом зачем? Дорого же! — глаза его всё никак не могли встать на место, он так и смотрел себе на переносицу.
— Это самое важное, что тебя сейчас волнует? — я даже стал бояться, что повредил ему зрение, но парень пару раз моргнул и сфокусировался на мне.
— А-а-а-а, Белозо-о-ор! Ты какого хера к моей Аринке шастаешь?
— Листья дубовые падают с ясеня, — сказал я. — Вот нихера себе — так нихера себе. Ты что ли ее супруг?
— Выходит, что так! — приосанился он.
— С северов приехал?
— Именно!
— И первым делом напился и пошел лупить меня, да?
— Дык!
— Туебень ты, супруг. Я к Езерскому старшему ходил, иди к тестюшке своему, у него спроси.
— А чего голым по огороду шастал в субботу?
— Что-о-о? А-а-а-а! Так жарко было! Мы с Анатольичем навоз разбрасывали! — я действительно снимал майку и завязывал ее на башку, но вообще-то был в штанах, и никакой не голый!
— С каким Анатольичем? — его глаза теперь разбегались в стороны. — С каким таким Анатольичем?
— С водителем из редакции. И со старшим Езерским тоже. Навоз, понимаешь? Арганичныя угнаенни, у глебу! Дзеля шматликага и каштоунага ураджаю, разумеешь?
— Не! — сказал муж Арины Петровны. — Не разумею. Мне Станиславыч сказал, что видел голого мужика в огороде у Аринки, а потом ты ночью ее домой приводил… И узнал он тебя, потому что на мероприятии каком-то видал…
— Ты со Станиславычем этим пил?
— Ну да…
— Вопросов больше не имею. Жена-то знает, что ты вернулся?
— Не-е-е-е, откуда? Я только сегодня приехал, а она на работе!
— А меня как нашел?
— Так я в эту вашу… Редакцию шел, разбираться… А из окна Волкова услышал, мол, Белозор то, Белозор это…
— Тебя звать-то как, друг мой ситный?
— Гриша!
— Иди, Гришенька, цветов жене купи, умойся и дома приберись. И проспись до ее прихода — пара часов у тебя есть.
— Так ты с Аринкой ни-ни?
— Боже упаси! — замахал руками я.
— А Маша кто такая?
— Не дай Бог никому… — я едва не перекрестился, но вовремя вспомнил, что тут так не принято.
— Так ты это… Прости меня, а, Белозор? — он полез обниматься, но я не дался.
Во-первых, этот Гришенька был пьяный. А во-вторых — липкий!
— Слушай, Белозор… — ему снова удалось сфокусировать зрение. — Ты только Аринке не говори, ладно? Ну, по-братски, а?
— Не скажу. Переводился бы ты со своих северов обратно в Дубровицу, Григорий…
Я шел в редакцию, время от времени шевеля пальцами и одновременно пытаясь отряхнуть костюм от грязи, и задавался вопросом: какого черта у Арины Петровны фамилия отца? Вроде же в СССР тоже было принято менять ее в браке? Да и выглядел этот Гришенька несколько моложе моей как бы начальницы… Ну, то есть она была ого-го, и даже очень, но… Точно — глубинные травмы, детские комплексы и всё такое. Потому и драться полез — чтобы доказать свою мужественность и что-то там с Эдиповым комплексом еще надо обязательно приплести, только что — не знаю.
* * *
Конечно, первой, кого я встретил на работе, была Арина Петровна.
— Гера! Что это такое? Что вообще с тобой происходит в последнее время? — она всплеснула руками.
— Ретроградный Меркурий, — сказал я. — Понимаешь ли, редкое расположение планет
