Я приняла участливый вид, пытаясь сообразить, следует ли мне выразить соболезнование.
— О, это вовсе не тягостная обязанность, — улыбнулась миссис Ферфакс. — Моя подруга — добровольная пациентка и может покидать клинику, когда пожелает. У нее предрасположенность к нервному истощению, и она уверяет, что месяц в лечебном заведении Треганнон равносилен отдыху в Баден-Бадене.
— Значит, это не сумасшедший дом?
— О, там содержатся и душевнобольные — отдельно от добровольных пациентов, — но с ними очень хорошо обращаются. Доктор Стрейкер, главный врач, премного гордится тем, что управляет самой гуманной и просвещенной психиатрической клиникой в стране.
— А владеет ею семейство Мордаунт, — решилась заметить я.
— Да, мисс Эрден. Вы с ними знакомы?
— Нет, — ответила я слишком поспешно. — Я… э-э-э… одна моя подруга состоит в дальнем родстве с ними. А вы, миссис Ферфакс, вы знаете Мордаунтов?
— Нет, лично не знаю. Но моя хорошая знакомая общалась с мистером Эдмундом Мордаунтом, нынешним владельцем, правда дело было несколько лет назад. Я слышала, у него сдает сердце и в последнее время он редко появляется в обществе.
— Он живет в клинике?
— О да. Поместье уже много веков принадлежит Мордаунтам… но, вероятно, вам это известно, — добавила она, устремляя на меня пытливый взгляд, который, казалось, говорил: «Поверь мне, доверься». Зрачки у нее блестели, словно полированный гагат, и них горели точечные блики огня.
— Подруга немного рассказывала мне о них, — промолвила я возможно небрежнее. — Она упоминала некоего Феликса Мордаунта. Вы о таком слышали?
— Нет, пожалуй… если только вы не имеете в виду Фредерика Мордаунта, племянника Эдмунда Мордаунта. Очаровательный молодой человек; моя подруга на него не нахвалится. Он состоит в должности личного помощника доктора Стрейкера и, по всей видимости, унаследует поместье.
— Значит, у Эдмунда Мордаунта нет своих детей?
— Нет, он никогда не состоял в браке.
— А Фредерик Мордаунт?
— Он тоже холостяк, мисс Эрден… причем весьма завидный, — добавила она, глянув на мою левую руку.
— Нисколько в этом не сомневаюсь, — машинально сказала я и тотчас вспомнила, как мистер Ловелл переменился в лице при словах «моя матушка не хотела, чтобы я вышла замуж за этого человека»… этого человека, этого человека… Внезапно меня осенило: да ведь миссис Ферфакс сейчас дала мне ключ от сейфа мистера Ловелла!
— Мисс Эрден?
Я осознала, что вот уже добрую минуту сижу, отрешенно уставившись в огонь.
— Покорно прошу прощения. Я несколько рассеянна… мысли заняты одним семейным делом.
— Ах, ради бога, не извиняйтесь, — сказала миссис Ферфакс задушевным тоном, располагающим к доверительным признаниям.
Я не нашлась что ответить, и между нами наступило неловкое молчание, продолжавшееся до возвращения миссис Гиффорд и служанки с чайным подносом.
Едва переступив порог гостиницы, я поняла, что совершила большую ошибку, назвавшись мисс Эрден. Позаимствовать историю жизни у Люсии я не могла, поскольку тогда она вся извелась бы от тревоги; мне предстояло играть роль сироты, еще в младенчестве потерявшей своих родителей и с тех пор проживавшей с двоюродной бабушкой в разных уголках страны. Но Люсия переоценила мои способности: я уже допустила несколько противоречивых высказываний и теперь боюсь, что миссис Ферфакс подозревает меня во лжи. Во время чаепития возник еще один неловкий момент, когда миссис Гиффорд предложила нам с миссис Ферфакс отужинать вместе, раз уж мы единственные постоялицы. Путешествуй я под своим именем, я бы непременно ухватилась за возможность поподробнее расспросить свою новую знакомую о Мордаунтах, а так я замялась и не знаю даже, как стала бы выпутываться, если бы миссис Ферфакс не сообщила, что сегодня ужинает с друзьями. Спускаясь в столовую залу вечером, я снова встретилась с ней на лестнице, — надо полагать, она шла в свою комнату переодеться.
Над крышами напротив восходит луна; со времени отъезда из Нитона я толком не видела луны, да еще такой ясной. Завтра собираюсь посетить Неттлфорд. Через залив курсирует паром до Тернчепела, а там еще мили три пешком вдоль берега; если я тронусь в путь сразу после завтрака, то вернусь задолго до половины третьего. Надеюсь, Люсия не обидится, что я не стала ждать дня, когда мы сможем наведаться туда вместе. Лучшего способа скрасить томительное ожидание не придумаешь; и конечно же, она поощрила бы такое мое желание, как поощрила бы я, возникни оно у нее на моем месте.
Счастье мое было бы полным, находись Люсия рядом со мной сейчас. Но уже завтра вечером я вернусь домой с пакетом, и мы вместе его вскроем. А потом мы покинем Гришем-Ярд и никогда больше не расстанемся. В ночь перед моим отъездом, лежа рядом со мной в постели, она сказала: «Не тревожься за меня, дорогая: что бы там ни выяснилось, в любом случае нам обеим станет легче, ведь знать всегда лучше, чем пребывать в неведении».
Странно, что ссора может принести такое счастье — ну пускай не ссора, а легкая размолвка, причем затеянная не мной, но все равно чрезвычайно огорчительная. Произошло это незадолго до отхода ко сну; мы с Люсией упаковывали чемодан у нее в комнате и уже собирались закрыть его, когда я вдруг вспомнила про бювар и брошь и сказала, что сейчас сбегаю за ними.
— Но так ты все испортишь! — резко возразила Люсия. — Шарлотта догадается, в чем дело, если заметит их отсутствие.
— Извини, Люсия, — мягко промолвила я, — но я никогда с ними не расстаюсь. Ведь это все, что у меня осталось после постигшего нас с тетушкой несчастья, — (как ты сама прекрасно знаешь, чуть было не добавила я), — и Шарлотта ничего не узнает, поскольку бювар и брошь у меня всегда хранятся под замком в ящике письменного стола.
Люсия вспыхнула от гнева, сверкнула глазами и открыла было рот, чтобы возразить мне, но потом круто повернулась и стремительно вышла из комнаты. Я услышала, как она взбегает по лестнице и хлопает дверью моей спальни. Сердце мое болезненно стеснилось, и я бессильно опустилась на кровать, терзаемая душевной мукой.
Спустя, казалось, целую вечность ее рука ласково легла мне на плечи. Подняв затуманенный слезами взор, я увидела, что Люсия принесла бювар и брошь.
— Прости меня, Джорджина, — прошептала она, притягивая меня ближе. — Когда дело доходит до исполнения роли, я становлюсь настолько требовательна к мельчайшим деталям, что порой забываюсь. Конечно, ты должна взять бювар и брошь с собой.
Я позволила поцеловать себя, но отдаться объятиям не смогла. Люсия нежно взяла меня за плечи и развернула к себе лицом. Мое счастье в твоих руках, подумала я, но можешь ли ты сказать мне то же самое?
— Мне ужасно жаль, дорогая, — сокрушенно проговорила она. — Я не хотела… знаю, что это глупо, но я с ума схожу от тревоги за тебя; если с тобой что-нибудь случится, я просто не вынесу.
— Тогда поедем с мной. Еще не поздно.
— Нет, так тебе будет только тяжелее — я имею в виду, когда придет время сказать твоему дяде, что мы собираемся жить вместе, — а я не могу этого допустить. Знаю, я веду себя глупо. Но… можно мне лечь с тобой сегодня?
— Конечно! — воскликнула я, мигом забыв о своих переживаниях. — Но что насчет Шарлотты?
— Мне нет никакого дела до Шарлотты. Я хочу провести ночь с тобой здесь, в моей постели.
Когда я расчесывала ей волосы, глядя на ее отражение в зеркале, я вдруг с изумлением осознала, что во внешности Люсии что-то изменилось с нашей первой ночи, но не сразу поняла, что именно. Туалетный столик у нее такого же размера и такой же формы, как у меня; свечи размещаются примерно так же, как тогда; обе мы в тех же самых ночных сорочках — и тем не менее… А потом до меня дошло: в тот первый раз я была совершенно ошеломлена нашим сходством и ничего, кроме него, не видела; теперь же я замечала лишь едва уловимые различия между нами: в разрезе и посадке глаз, в очертании скул, в выражении лица… Никакой я не Нарцисс, подумала я, преисполняясь радостью. Мы с ней разные, вот почему нас влечет друг к другу. Наши взгляды встретились в зеркале, и Люсия изобразила губами поцелуй, словно угадав мои мысли.
— Люсия, где бы тебе хотелось поселиться?
— А тебе, милая?
— Где-нибудь у моря. Но я буду счастлива там, где будешь счастлива ты.
— Ты прямо говоришь моими словами. Раньше я думала — и, помню, сказала тебе в первый же день нашего знакомства, — что хочу лишь одного: прочно обосноваться в одном месте и никогда уже не уезжать оттуда. Но на самом деле я всегда хотела этого… — Она взяла мою руку и прижала к своей груди. — И где бы мы с тобой ни жили вместе, здесь всегда будет наш дом.
Ее грудь волновалась под моей ладонью; сердце у меня так и заходилось. Люсия встала и оказалась в моих объятиях; наши тела слились, наши губы соприкоснулись и разомкнулись, и меня захлестнуло невыразимое блаженство. Мои руки двигались словно по собственной воле, лаская, исследуя, замирая, восхищаясь. Люсия прильнула ко мне теснее, и я ощутила мягкое давление ее языка на мой, но потом она отстранилась, держа меня за талию, и пытливо вгляделась в меня огромными встревоженными глазами. Нас обеих колотила дрожь.
