На императрице переливались всеми оттенками золота платье и головной убор царицы Верхнего и Нижнего Египта.
«Да это же Клеопатра!» – осенило Глорию. Она навострила уши и удвоила внимание. Любые слова из уст Клеопатры или ее безобразного спутника могли послужить для нее откровением.
– Ничего нельзя изменить… – донеслось до нее. – Даже когда знаешь…
– В этом весь фокус! – захихикал карлик.
Цветы лавровишни казались голубыми в свете луны.
Ночь рассыпалась над садом тысячей звезд. Вечный обман красок и химера времени…
Клеопатра смеялась, глядя на потешные ужимки карлика. Она купалась в бессмертии, как ночные цветы купались в лунных лучах…
– Ничего… нельзя… изменить… – повторяло за ней многоголосое эхо.
Глория зажала уши ладонями. Ей не хотелось этого слышать. Она побежала прочь от башни… камни с грохотом катились за ней по темным аллеям сада…
Рыцари, пажи и прекрасные дамы смеялись и показывали на нее пальцами… Они не должны были так себя вести!
Глория бежала все быстрее и быстрее, пока не выдохлась…
Открыв глаза, она очутилась в лесу. Дамы скакали верхом на лошадях… над зеленой рощей вставало солнце… свора гончих резвилась на поляне…
«Русалочья охота!» – узнала Глория и… окончательно проснулась. О-ооо! Как же саднит в груди… и не хватает дыхания…
Она вспомнила, что в гостевой комнате спит Роман. Теперь ей предстоит сложный разговор с Колбиным. Тому вряд ли понравится, что начальник охраны не вышел на работу.
Глория ощущала себя уставшей и разбитой. Она со стоном села и взглянула на часы. Ого! Десять утра. При всем желании Роман не успеет к началу рабочего дня. Потому что день уже в разгаре.
Санта, вероятно, заждался ее к завтраку. Но деликатно помалкивает, не тревожит сон хозяйки. Легли они с Лавровым под утро, – разошлись по комнатам и едва закрыли глаза, как за окнами забрезжил рассвет. Впрочем, чего вдруг она расписывается за начальника охраны? Может, он вообще глаз не сомкнул.
В голове у Глории полная сумятица: ни одной стоящей идеи по поводу дальнейшего расследования смерти актрис зубовского театра. Лавров тоже не дал толкового предложения. Он винит себя в том, что не смог предотвратить гибель Бузеевой. Совсем упал духом.
– Ничего нельзя изменить… – повторила она слова из сна.
Неужели все так безысходно? А в чем же тогда заключается ее миссия? В бесполезном наблюдении? В поисках убийцы? Должна ли она брать на себя роль судьи?..
Санта приготовил на завтрак яичницу и гренки с малиновым джемом. На столе дымились чашки с крепким кофе.
– Думаю, вам надо взбодриться, – позволил себе заметить великан.
Глория вяло жевала яичницу. Лавров сдерживал зевки.
– Ужасно болит голова, – пожаловался он, потирая затылок. – Но сегодня мне гораздо лучше.
– Прими еще таблетку после еды…
Он отхлебнул кофе и поморщился. Горько.
– Сахар и сливки на столе, – с сочувствием сказала она. – Сможешь сесть за руль? Или послать с тобой Санту?
– Сам справлюсь…
– Колбин тебе устроит разбор полетов.
– Не первый раз. Я привык.
Начальник охраны со вздохом откусил кусочек гренка.
– Что будем делать? – спросил он, жуя. – Как ловить преступника, если мы понятия не имеем, кто он? Это становится вопросом чести…
– Особенно для тебя, – усмехнулась Глория. – Ты же мне не верил!
– И за удар по голове не мешало бы поквитаться, – кивнул он. – Только вот с кем? Подозревать можно любого, начиная с Шанкиной, Наримовой и безответно влюбленного Митина. Я побеседовал почти со всеми, а толку ноль.
– У нас есть еще Сатин в запасе.
– Банкир? Хочешь надавить на него при помощи фотографии? А если ему плевать на Зубова?
– Не плевать. Я уже говорила: Сатин одержим желанием приобрести у партнера коллекцию живописи. В этом случае расположение Зубова играет не последнюю роль. Узнав, что любовница изменяла ему с банкиром, он взовьется на дыбы… и Сатину не видать картин, как своих ушей. Он согласится встретиться с тобой, вот увидишь.
– Да? Ну, черт с ним… попробую. Только отсюда не позвонишь.
– И не надо. Свяжешься с Сатиным в Москве. Хотя… возьмешь меня с собой?
Лавров поперхнулся и закашлялся.
– Вдвоем мы его быстрее дожмем, – невозмутимо добавила Глория. – И перед Колбиным я за тебя словечко замолвлю. Идет?
* * *Москва.
Глория оказалась права. Услышав о снимке, на котором его запечатлели с покойной актрисой Жемчужной, банкир вынужден был согласиться на встречу.
– Это шантаж, – возмутился он. – Кто вы такой, господин Лавров? Мы с вами не знакомы.
– Есть повод познакомиться…
– Хорошо… приезжайте ко мне в офис, – неохотно сказал Сатин. – Я распоряжусь, чтобы вас проводили в мой кабинет.
На парковке у центрального отделения банка «Альфус» стояла та самая «ауди», по которой Лавров отыскал любовника Полины. Впрочем, на фотографии они всего лишь целуются.
– Думаешь, Сатин – маньяк? – спросил он, помогая Глории выйти из машины. – Осторожно! Гололед…
Она оделась как бизнес-леди, а не как провидица. Чтобы вызвать у коммерсанта доверие. Поднимаясь по лестнице на второй этаж, она обернулась к Лаврову со словами:
– В определенном смысле он маньяк…
– Тс-сс… тихо… сотрудников испугаешь.
Мимо них вниз по ступенькам прошла девушка с гладко причесанными волосами, в темной юбке и белой блузке. Она с милой улыбкой поздоровалась.
– Персонал у Сатина подобран со вкусом, – заметил Лавров, глядя ей вслед. – Кстати, нас обещали проводить в кабинет босса.
– Тебе же было сказано, второй этаж, третья дверь слева. Да вот она…
Глория без церемоний открыла дверь и вошла. Сатин, не ожидавший увидеть женщину, удивленно привстал из-за своего стола. Кабинет, залитый светом, напоминал скорее библиотеку, нежели рабочее место финансиста. Шкафы темного дерева ломились от книг, мягкий диван располагал к приятному отдыху.
– Присаживайтесь… – буркнул хозяин, опускаясь в свое кресло.
Глория села на стул поближе к банкиру, Лавров поступил так же. Повисло молчание. Сатин изучал посетителей, они рассматривали обстановку кабинета. Выглядел банкир лет на сорок, крепкого телосложения, с правильными суховатыми чертами лица. Его волосы, кое-где тронутые сединой, были коротко подстрижены.
– Глория Голицына, – представилась дама.
– Известная фамилия… звучная. Моя поскромнее, хотя и не менее древняя, – без улыбки вымолвил Сатин. – Чем могу служить?
Он смерил неодобрительным взглядом Лаврова, который не предупредил, что приведет с собой кого-то еще.
– Мы расследуем обстоятельства смерти Полины Жемчужной, – объяснил тот. – Частным образом.
– По чьему поручению, позвольте узнать?
– По ее собственному, – вставила Глория. – Незадолго до своей кончины госпожа Жемчужная обратилась к нам с просьбой… несколько щекотливого свойства. Ей угрожали, и она просила о помощи. После ее гибели мы сочли своим долгом установить истину…
Глория говорила только то, что считала необходимым. Лишние подробности в данном случае были ни к чему.
Сатин в упор уставился на Лаврова и сердито произнес:
– Мы, кажется, договаривались побеседовать тет-а-тет. Я ошибся?
– Я гарантировал вам конфиденциальность и не отказываюсь от своих слов, – парировал начальник охраны.
Банкир нервно постукивал пальцами по столу:
– Ладно… покажите мне снимок!
– Разумеется, Федор Петрович.
Лавров достал из папки увеличенные и размноженные фотографии и протянул хозяину кабинета. Тот старался сохранить хладнокровие, но складка на его лбу и поджатые губы выдавали волнение. Ах, как некстати явились эти «пинкертоны», черт бы их побрал…
– Я не знаю, кто мог угрожать госпоже Жемчужной, – сухо ответил Сатин, с сердцем отодвигая снимки. – Я здесь ни при чем.
– Какие отношения вас с ней связывали?
– Это мое личное дело…
– Женщина мертва… а вы не хотите помочь разоблачению убийцы?
– Убийцы? – прищурился банкир. – Разве она не покончила с собой? По-моему, официальное следствие пришло именно к такому выводу. У вас есть основания думать иначе?
– Погибла еще одна молодая женщина, – сообщил Лавров. – Тоже актриса… того же театра.
– Скажу вам больше. Их уже три, – заявил Сатин. – Утром мне звонил Валера… Валерий Яковлевич Зубов. Третью актрису нашли мертвой в ее квартире.
– Тоже суицид?
– На что вы намекаете?
Глория слушала эту перепалку с тоскливым ощущением пустой траты времени. Как же вызвать Сатина на откровенность, заставить его открыть карты?
Применить мысленное воздействие?
Она сосредоточилась на точке над переносицей, называемой «третьим глазом», и, пока мужчины препирались, пыталась сделать внушение. Банкир покрутил головой, ослабил узел галстука, на том и кончилось.
– Так дело не пойдет, – обратилась она к Сатину. – Вы скрываете важную вещь, которая может пролить свет на смерть трех женщин. Почему?
