он из своего имения носа не кажет. Поклялся мне, что никогда больше за карточный стол не сядет, вот и боится сорваться.
Я лишь кивнул. Довольно обыденная российская история.
На следующий день начался самый ответственный момент — изготовление и привязка перлов.
Носителей перлов Рукавишников подыскал достойных. Серьёзные мужики, и у каждого есть сын, а то и два.
Когда перлы были готовы, мы поехали на завод.
— Ну, с Богом? — спросил я, когда подошли мы к первому приводному колесу.
Пятов и Рукавишников завороженно кивнули, косясь на внушительный агрегат с явной опаской.
Рабочий положил руку на станину, и медленно, как я его и учил, начал подавать Силу из перла.
Сначала ничего не произошло. Потом агрегат дрогнул и колесо медленно начало проворачиваться. Пришли в движение приводные ремни и вдруг машина вздрогнула и вздохнула — глухо, как пробуждающийся могучий зверь.
— Получилось! — закричал Рукавишников и от полноты чувств шваркнул картуз оземь.
Через полтора часа все агрегаты на перлах работали. Пусть и не на полную мощность, соблюдая режим обкатки, но всё исправно крутилось и вертелось.
Обедали мы у Рукавишникова. Купцы праздновали, распивая дорогущий французский коньяк, а я сидел с бокалом вина и смотрел на едва дымящиеся трубы завода.
Недолго ждать осталось. И месяца не пройдёт, как мы увидим первые станки.
В голове крутилась одна мысль: аурума нужно больше. Гораздо больше.
Иначе все мои дальнейшие планы могут накрыться медным тазом.
Вечером за ужином, было продолжение праздника. Но пили купцы в меру, и закусывали хорошо.
Тут-то я их и ошарашил идеей про подшипники, в красках расписав, куда и для чего они требуются ещё вчера. Причём, если насчёт шарикоподшипников я не уверен — осилим мы их или нет, то вот насчёт роликовых — никаких сомнений. Осилим!
К Дамиру Нурсултановичу Омарову я поехал на следующий день. Очень хотелось узнать, что с моим заказом.
Купец меня порадовал. Шестьдесят пять пудов корней кок-сагыза и почти пуд семян ему уже доставили, и чуть больше находится в пути. Бурлаки уже тащат ему баржу с товарами с низовьев Волги.
Рассчитался, как договаривались, выписав чек, и мы согласовали, что он сам возчиков до Велье найдёт, а я там на месте с ними рассчитаюсь. Уведомил купца, что за вторую партию с ним Пятов уже расчёт произведёт, чем сильно киргиза порадовал. Причём, не знаю, чему он больше радовался — быстрому платежу или возможностью встретиться с Пятовым, который у нижегородских купцов пользуется изрядным авторитетом.
И хоть хотелось бы сказать, что я доволен результатом поездки к Омарову, но те семь — восемь пудов каучука, которые я получу с первой партии одуванчиков — это мало. Чертовски мало, господа!
* * *
В обратный путь я выдвинулся лишь через два дня. Но полетел ни к себе, в Велье, как бы мне того не хотелось, а в Питер.
Очень хочется с Пущиным встретиться, и узнать, какие подвижки произошли у Великого князя Николая.
Но если с Николаем всё понятно, то вот с Пущиным…
Не отпускает меня мысль, что Россия теряет дворянство, как класс.
Порой у меня возникает впечатление, что самая образованная и многочисленная прослойка государства потеряла цель в жизни.
Раньше государство опиралось на дворян, как на своих представителей на местах, а теперь?
Сухие цифры статистики тоже свидетельствуют, что деловая активность дворян год от года снижается. По внешней торговле они уже с купцами сравнялись. Оно и не удивительно.
Взять, к примеру, отца и его брата. Помещики.
Живут на доходы с поместий, которые снижаются год от года, но при этом сами занимаются чем угодно, от написания стихов на французском до участия в самодеятельных театральных постановках или бесконечной болтовнёй в масонской ложе.
Попробуй их заставить прочесть пару статей по агротехнике! Нет, не станут. Презрительно скривятся в ответ, да ещё попробуют нотацию прочитать — каким, по их мнению, должен быть дворянин. А агротехника — не комильфо. Общество не поймёт-с…
Ну, эти ладно. Они уже в возрасте. А вот кипучая молодёжь просто не знает, куда себя деть. Энергии — море! Так отчего бы не направить её на пользу стране?
Безделье, лень и сибаритство — несомненные враги Империи. Самые большие глупости творят те, кому нечем заняться.
А кто к этому хоть какие-то усилия приложил, чтобы произошли изменения? Государь… Аракчеев… Так нет же!
Вот и обидно за Державу!
Глава 17
Прилетев в Питер, я отправил записку в дом Пущиных, в которой просил генерал-лейтенанта Ивана Петровича Пущина найти время для встречи и приватной беседы со мной. Сам же поехал в Имперскую канцелярию, где подал прошение на аудиенцию с Великим князем Николаем.
Отобедал у сестры. Что могу сказать, порадовался. За дело сестра взялась крепко, а с её избранником у них царит полное взаимопонимание. Одно неясно — что со свадьбой тянут. Хотя, судя по некоторым намёкам — дело за малым. Потенциальный жених уже согласился принять православное христианство и даже с церковью дату церемонии согласовал.
Ответ от Пущиных мне принесли к концу обеда. В конверте было приглашение на сегодняшний ужин.
А за ужином — дежавю. Словно я второй раз особняк Муравьёвых посетил. Повторяю почти те же рассказы и привожу те же доводы, что и в Москве. Посмеиваясь, рассказываю о неудачной попытке Якушкина дать своим крестьянам вольную. Попутно хвастаюсь своими достижениями и небывалым урожаем.
— Александр, а если я в агрономии ни бум-бум, что тогда? — пытается иронизировать Иван.
— А давай мы Ивана Петровича спросим. Он не раз был капитаном кораблей, но вот возьмётся ли он на камбузе приготовить обед для всей команды?
— Для этого кок есть! — горячо возразил Иван, — Специально обученный.
— Вот видишь, оказывается, ты знаешь ответ. А у меня в имении сейчас четыре агронома работают. И тоже — получившие образование. Нет никакой разницы, кто ты. Капитан корабля или помещик. Не можешь чего-то сам — найди того, кто может и найми.
Мы с Петром Ивановичем заулыбались, а друг детства насупился.
— Александр Сергеевич, так о чём вы хотели со мной переговорить? — спросил генерал, когда нам подали чай.
— Об одном изобретении. Я хотел бы, чтобы под вашим руководством и патронажем Великого князя им занялся Иван Иванович, — сумел я удивить и друга детства и его отца.
— Простите, а о чём речь?
— О большом
