Я остановился передохнуть, воспалённо дыша. Фантазия иссякла.
— Ну и… потом, наверное, всё сначала. По кругу.
Буркалы Жеребца наполнились влагой. Испугался очень, что ли? Я пригляделся. О ужас! Несомненно, это были слёзы счастья.
— Спасибо, спасибо, — повторял он. — Какие изыски, какие новые незабываемые ощущения! Благодарю вас. Я весь дрожу, когда думаю, что мог бы их лишиться, покаявшись и раскаявшись. Один осёл чего стоит! Вы и не представляете, каких вершин я достигну с его-то физическими возможностями. Где поставить роспись?
Ну, и что мне теперь прикажете делать? На что упирать, что затушёвывать? Такое чувство, что, независимо от моих ухищрений, исход один — очередной задействованный договор.
На память о знакомстве у меня остался очередной стишок:
Целует муж свою голубку,Нет друга чище и верней.Он не бежит за каждой юбкой,А лишь за тем, что есть под ней.
Разочаровавшись в мужчинах, решил вновь заняться слабым полом. Высмотрел было вполне подходящую старшеклассницу, но тут Агиель отодвинул меня в сторону.
— Извини, но теперь моя очередь. Смотри и учись.
Он материализовался перед девушкой, когда та сидела в своей комнате и делала уроки. Естественно, перепугал до смерти. Удачное начало. Молодец. Потом, помедлив, принял своё, так сказать, истинное обличье — с крыльями, нимбом, венцом, лирой и прочими аксессуарами. Вплоть до ночной рубашки, которую на Небесах, насколько мне известно, называют хитоном. Ну, хитон там или не хитон, а я бы сию хламиду ни за что не надел. Впрочем, не предстал перед барышней неглиже, и на том спасибо. Вообще же, по-моему, он действовал по заранее обдуманному плану. Да я, собственно, давно заметил, что у него зреют подспудно некие намерения. Посмотрев на себя в зеркало, ангел несколько (сантиметров на тридцать) увеличился в росте, расширил плечи, расчесал кудри на пробор, опустил венок на правую бровь и расправил крылья.
— Дщерь моя, — пророкотал Агиель, нависая над столом, — вслушайся в сии слова, ибо я ниспослан к тебе свыше.
— Ой, а это обязательно именно сегодня? — пролепетала малышка, сжимаясь под пронзительным взором. — У меня завтра контрольная по биологии, а я ещё ничего не выучила.
— Сказано: не медли, ибо час близок.
— Очень близок? — робко спросила юница.
— Ну не то чтобы очень, — признал небожитель. — Но, в общем, так полагается говорить. И ещё записано, — вновь усилил он тембр, — вот стою у двери и стучу.
— Так это Он стоит. Я вы вообще без стука в спальню к женщине вошли. Это, между прочим, невежливо. Вдруг я здесь как раз переодеваюсь. Или вообще без лифчика.
Здорово она его. По-моему, ангел смутился, но быстро восстановил апломб:
— Не до стыдливости сейчас. Призываю тебя: покайся и очистись, ибо я пришёл вывести тебя на путь Света и Истины. Сними тонкое платье своё, там тебе не понадобятся ни французское бельё, ни лифчики.
— Мне нельзя без бюстгальтера — грудь провисает, — пожаловалась девушка. — Вот если бы у меня были титьки, как у Сью Таккер! Хотя у неё, наверно, силиконовые, просто не хочет признаваться. Ну и что: искусственные они или настоящие, а мальчишки к ней так и липнут. Даже Томми, и тот…
Совершенно растерянный, Агиель меланхолично вертел ручку регулятора яркости нимба. А ещё говорят, что в Раю понимают человеческую природу. Нет, уж если где и проживают знатоки людской натуры, так это в Преисподней. Наконец ангельское терпение иссякла, и он взорвался.
— При чём тут размер ваших молочных желёз?! — орал смиренный слуга Всевышнего. — Я тебе не школьная подружка. Меня не интересуют длина твоей юбки или фасон трусиков. Всё это ты немедленно снимешь и наденешь власяницу. Ух, как она станет натирать в самых нежных местах!.. Днём будешь трудиться и поститься, а по ночам молиться. Лучше всего, конечно, если уйдёшь в монастырь, — деловито распоряжался Агиель, — но, в принципе, монашествовать можно и в миру. Главное — храни дух и тело в чистоте. Никакого секса, поняла?!
— Как, и с Томми нельзя? — спросила девушка, и глазки её наполнились слезами.
— Я же сказал: разврат под запретом.
— А мы с Томми и не… не… не развратничаем. Мы просто занимаемся любовью! И… и… и не забываем о безопасности.
— Всякая плоть греховна, — настаивал на своём ангел. — Так и быть, разрешаю любить друг друга. Но духовно. И невинность блюди! И он пусть к тебе присоединяется. Воздержание полезно. А то развели тут резинки, спиральки, пилюли. Так и норовят обмануть Господа.
— Томми ни за что не согласится.
— Ну и чёрт с ним, — рявкнул Агиель и тут же, спохватившись, принялся креститься. — В смысле — наплевать на него. Тебя ждёт высшая, лучшая судьба. Ты отринешь все земные радости и наслаждения, все удовольствия, добровольно примешь на плечи крест свой и повлачишь его, стоически перенося брань, насмешки и побои окружающей черни. Вскоре стройная фигурка твоя согнётся от забот и тяжких трудов, власы поседеют и наполнятся перхотью от мытья некачественным шампунем, зубы расшатаются и искрошатся, глаза поблекнут, кожа огрубеет и покроется морщинами. И вот тогда, когда станешь старой и страшной и люди, завидев тебя, будут в ужасе шарахаться, ты сможешь с гордостью сказать: я бежала утех мирских и сохранила девственность для Господа. Которому она, кстати, даром не нужна… хотя о чём это я?.. И тут уж будь спокойна — вряд ли на неё хоть кто-нибудь покусится. Зато после смерти присоединишься к нам, обитателям Небес. Научишься играть на кифаре или лучше на арфе — у нас арфистки в дефиците, никто не хочет тяжеленную бандуру на себе таскать. И будешь целыми днями бродить по полям, заросшим асфоделем, петь вместе с нами хором, нырять в струях зефира и исполнять что-нибудь классическое.
— Вроде стриптиза? — невинно поинтересовалась школьница.
— Дурацкие шутки, — отрезал ангел. — Вроде Чайковского. И питаться нектаром и амброзией в кампании таких, как я… А всего-то и нужно — прочесть один договорчик и отказаться его подписать. С вышеупомянутыми последствиями, конечно.
— Что ещё за договор?
— Обычный акт купли-продажи с Дьяволом. О получении неисчислимых благ земных в обмен на бессмертную душу. Гёте не читала?
— А ты не перегибаешь палку? — спросил я Агиеля, незримо стоя рядом. — В конце концов, имеется и промежуточный вариант: она просто отвергает документ, но не совершает перечисленных тобой чудачеств, попадает в Чистилище и тихо-мирно проводит время до Суда. Я там был, неплохое местечко, кстати. Нас обоих устроил бы такой вариант, между прочим.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
