______________
* 2 С. Г. Г. и Д. I. № 48 и 65. Акты 3, Р. I. №№ 41, 63 и 80.
Очень интересно было бы узнать характер и подробности взаим-{183}ных отношений между родственными ветвями князей Рязанских и Пронских. К сожалению, не сохранилось ни одного договора, заключенного между ними. Что подобные договоры всегда существовали, на это указывают слова одной из упомянутых грамот: "А со князем с Великим с Иваном Володимировичем взяти любовь по давным грамотам". (№ 36). Из тех же грамот можно заключить, что в течение 50 лет после смерти Олега, исключая 1408 год, эти отношения не были враждебными и основывались на правах равенства под влиянием московского правительства. Третейский суд между ними определяется следующими словами. "А что ся учинит межи вас какова обида и вам отослати своих бояр, ино учинят исправу; а о чем ся сопрут, ино им третей Митрополит; а кого Митрополит обвинит, ино обидное отдати; а не отдаст ино мне князю Великому (Московскому) отправити, а то ми не в измену, такоже на обе стороны". Из других источников мы знаем еще, что между княжествами Рязанским, Пронским и Муромским существовала черезполосность владений и свобода приобретать волости в чужом уделе, чего не допускалось в отношении к Москве. Так в 1340 г. князь Александр Михайлович Пронский пожаловал Борисоглебской церкви куплю своего деда село Остромирское, которое находилось где-то подле Ольгова монастыря, т. е. в Рязанском уделе. В известной грамоте Ольгову монастырю, между прочим, говорится: "А мужи (рязанские бояре) Ольговскую околицу купивше у муромских князей, давше 300 гривен, и дали Святой Богородице".
Завися от Москвы в делах внешней политики, князья Рязанские, как и другие, судя по договорным грамотам, оставались совершенно самостоятельны во внутреннем управлении. Московские князья постоянно обязываются "в землю в Рязанскую и во князи в Рязанские не вступатися"; точно такое же условие поставлено в договоре с Витовтом: "А великому князю Витовту - говорят Рязанский и Пронский князья - в вотчину мою не вступатися, в землю, ни в воду".
При договорах постоянно определяются взаимные отношения между жителями соседних княжеств и почти всегда теми же словами. Это определение касается, во-первых, судебных дел. "А суд между нами общий; а нам, великим князьям, в суд, в общий не вступатися. А о чем наши судья сопрутся, едут на третей, кого себе изберут. А судом общим не переводить; а {184} кто имет переводити, правый у того возьмет; а то ему не в измену. Суженого не посуждатия; суженое положеное дати: холопа, робу, должника, поручника, татя, разбойника, душегубца ны выдати по исправе". Из общего суда исключались иногда дела по грабежу и воровству: "А где учинится разбой или наезд или татьба из твоей отчины на моих людей великого князя, о том общего суда не ждать; а отослать нам своих судей да велеть учинить исправу без перевода; а не дашь мне исправы, или судьи твои судом переведут и мне свое отняти, а то не в измену". "А которых дел не искали (до означенного срока), пристава не было, за поруку не дан, тому погреб; а кто за порукою и за приставом был, тому суд; а которые дела суженые или поле ся не кончало, а то кончати".
Любопытна также постоянно встречающаяся в тех же договорах статья о добыче и пленниках, взятых друг у друга, и о тех москвитянах, которые или, ушедши из татарского плена, были задержаны в Рязани, или проданы сюда татарами. В договоре Олега с Димитрием просто сказано, что добыча и московские люди, захваченные рязанцами во время Донского похода, должны быть выданы по общему суду, по исправе. Василий Дмитриевич, договариваясь с Федором Ольговичем, ставит следующее условие: "А что отец твой Олег Иванович воевал Коломну в наше нелюбье и иная места, что нашей отчине, взято что на нятцех, то отдати, а чего не взято, того не взяти; а с поручников порука и целованье свести: а что грабеж тому погреб. А что была рать отца моего великого князя Дмитрея Ивановича в твоей вотчине при твоем отци при в. к. Олеге Ивановиче, и брата моего княже Володимерова рать была и княже Романова Новосильского и князей Тарусских, нам отпустити полон весь; а что взято на полоняницех, а то нам отдати; а поручника и целование свести, а грабежу всему погреб; или что будет в моей отчине того полону, коли была рать отца моего в. к. Дмитрея Ивановича на Скорнищеве у города и тот мой полон отпустити: а тобе такоже нам полон отпустити весь и тот полон, что у татарское рати ушол; а будет в твоей отчине тех людей, с Дону которые шли, и тех ти всех отпустити". Почти то же самое условие повторяется в договоре Василия Темного с Иваном Федоровичем: следовательно, оно никогда не было приведено в исполнение. В новом договоре есть прибавка относительно татарских пленни-{185}ков: "А тебе также в. к. Ивану наш полон весь отпустити, и тот полон, который будет у татарской рати убегл, или ныне из татар кто побежит, которая рать будет нас полонила"; и потом опять: "Или тех людей, которые с Дону шли, а будут в вашей отчине, и тех вам всех отпустити без хитрости". Странно, что и в 1447 г. все еще трактуют о пленниках 1380 года; подобное обстоятельство можно объяснить только буквальным повторением раз принятой формы 3*. Но Юрий Дмитриевич Галицкий не так памятлив как его брат и племянник; он требует возвращения того, что было к нему ближе и по времени и по личным интересам. "А что будет в моей отчине Егедеева полону обязывается Иван Федорович - коли был Егедей у Москвы, и кто будет того твоего полону запроважен и запродан в моей отчине, и которой буден слободен, тех ми отпустити, а с купленых окуп взяти потомуж целованью без хитрости. Также и царевич Махмут-Хозя был у тебя в Галиче ратью, и кто будет того твоего полону запроважен и запродан в моей отчине, и которой будет слободен, тех ми отпустити, а с купленых окуп взяти потомуж целованью, без хитрости. А что если посылал свою рать с твоим братанычем со князем с Васильем, и воевали, и грабили, и полон имали: ино грабежу тому всему погреб. А что полон твой галичской в моей отчине у кого ни будет, или кто будет кого запровадил и запродал, и мне тот твой полон весь велети собрати и отдать тобе по томуж целованью, без хитрости". Иван III не вспоминает о прежней добыче, потому что давно уже не было войн между Рязанью и Москвою; он только обязывает рязанского князя добровольно выдавать со всем имуществом пленников, которые уйдут от татар в Московское княжество.
______________
* 3 Если только здесь действительно говорится о тех людях, которые шли с Дону в 1380 г., а не в другое время.
Все договорные грамоты оканчиваются обычным условием: "А вывода ны и рубежа не замышляти. А бояром и слугам межи нас вольным воля."
От рязанских князей не дошло до нас ни одного духовного завещания, которое могло бы указать на характер княжеского владения. Но, основываясь на аналогии всех других явлений, с уверенностью можно заключить, что в Рязанском княжестве также {186} как в Московском существовало господство частного, личного права над государственными началами. Этот вывод вполне подтверждается договорною грамотою 1496 года. Раздел братьев прежде всего установляется на благословении их отца Василия Ивановича; между ними существует владение общее, отдельное и чересполосное: так они сообща владели городом Переяславлем; в грамоте читаем далее: "А что мое село Переславичи в твоем уделе, а сидят в нем мои холопы Шипиловы: и то село с данью и с судом и со всеми пошлинами мое великого князя". В договоре везде проглядывает воззрение на княжество как на частную собственность князей. Эта договорная грамота особенно драгоценна для нас при разъяснении сословных и экономических отношений в Рязанском княжестве.
Боярское и вообще служилое сословие в Рязани в главных чертах своих немногим чем отличалось от Московского или Тверского. Оно также могло свободно переходить в службу других князей, как и везде; это видно из всех договорных грамот с Москвою; но в них не так ясно говорится о праве бояр владеть поместьями в землях чужого князя, как, например, условливаются между собою князья Московские и Тверские. В договоре Рязанских князей права и обязанности служилых людей определяются таким образом: "А кто будет из твоих бояр, детей боярских и слуг в моей отчине и мне их блюсти как своих, и отчин и купленных земель у них не отнимать". "А всякий пусть едет (на войну) с тем князем, которому служит, где бы ни жил; а в случае осады города, кто в нем живет, пусть в нем и остается, исключая бояр введеных и путных". Кроме своей главной обязанности, т. е. военной службы, боярское сословие, как и в Москве, несет еще почетную службу при особе князя и сообразно с нею делится на различные степени. Со второй половины XIV в. встречаем здесь звания или вернее должности: дядьки (воспитатель молодых князей), окольничего, стольника и чашника 4*. Бояре отправляли еще различные должности по внутреннему управлению, как-то: наместников, волостелей и судей, которые давались им, как известно, в виде кормления в награду за военную службу. Младшая дружина или дети боярские {187} пользовались в Рязани теми же главными правами как и бояре, т. е. правом получать земли и должности за свою службу и свободно отъезжать в другое княжество. Эти люди по преимуществу составляли военную силу князя и отправляли службу на коне. Кампензе 5** в первой половине XVI в. говорит, что в Рязанском княжестве считается до 15 000 конницы - число довольно умеренное, если сравнить с Москвою (30 000) и Тверью (40 000);- кроме того из простолюдинов во всякое время без труда можно набрать храброй пехоты вдвое или втрое более означенного числа".
