когда одна рука спрашивает: „Вы меня любите?“ – а другая отвечает: „Да, я люблю тебя“». Мопассан пишет, что за ужином, на котором подают куропаток, перепелов, горошек, фуа-гра и салат «с кружевными листьями», они едят «машинально, уже не смакуя, увлеченные разговором, погруженные в волны любви». И через несколько страниц: «Они машинально глотали то, что им подавали на стол».
Но все же Мопассан не лишен глубины. Образ зеркала используется в романе многократно, чтобы показать, как Жорж меняется, и спросить, узнаёт ли он себя сам и не претит ли ему собственное отражение. Позже Жорж видит себя в зеркале, когда посещает жену своего начальника госпожу Вальтер, после того как расстраивает Клотильду де Марель в «Фоли-Бержер» (где ее смущает окликнувшая Жоржа проститутка Рашель, с которой тот время от времени встречается). Жорж приходит к госпоже Вальтер по совету Мадлены Форестье, и не стоит забывать, кем приходится ему сама Мадлена: она жена его коллеги, которую он решил соблазнить, чтобы отомстить Форестье за то, что тот отказался одолжить ему денег. В этом зеркале все не так: «[Он] вдруг увидел в зеркале несколько человек, сидевших, казалось, где-то очень далеко. Сперва он [пошел] не туда – его ввело в заблуждение зеркало». Такие «моменты с зеркалами» намекают, что Жорж постепенно теряет себя. Получив повышение на работе и приглашение на ужин к Вальтерам, он разглядывает себя, повязывая белый галстук. Вдруг он вспоминает о родителях, которые хлебают суп в своем крестьянском доме, и ощущает укол чего-то похожего на совесть.
Зеркало появляется снова, когда Жорж и Мадлена Форестье уже вместе. Им в наследство неожиданно переходит крупная сумма денег от покровителя Мадлены: «Казалось, будто два призрака появились внезапно и тотчас уйдут снова в ночь. Чтобы ярче осветить их, Дю Руа высоко поднял руку и с торжествующим смехом воскликнул: „Вот идут миллионеры!“» И мы видим, что зеркало не может не сказать правду, когда в него заглядывает госпожа Вальтер: «[Она] инстинктивно бросилась к зеркалу – посмотреть, не состарилась ли она мгновенно, до того невероятным, чудовищным казалось ей все произошедшее».
Любопытно, что женщине легче, чем любому мужскому персонажу, увидеть в зеркале истину. Мопассан создает сильные женские образы. Но при этом он чертовски резок. Весьма интересно читать безжалостные характеристики, которые он дает женщинам. О госпоже Вальтер: «Несколько располневшая, но еще не утратившая привлекательности, г-жа Вальтер находилась в том опасном для женщины возрасте, когда закат уже близок». К счастью, уход за собой и разные притирания позволили ей неплохо сохраниться. О гостье на вечеринке: «Их разлучила только что появившаяся толстая декольтированная дама с красными руками, с красными щеками, претенциозно одетая и причесанная; по тому, как грузно она ступала, можно было судить о толщине и увесистости ее ляжек». (Говори как есть, Мопассан! Не сдерживайся!) «Старшая [сестра], Роза, некрасивая, худая, невзрачная, принадлежала к числу девушек, которых не замечают, с которыми не разговаривают, о которых нечего сказать».
На первый взгляд Bel-Ami кажется обманчиво легким романом. Но в нем затрагиваются серьезные темы. Обратите, например, внимание на речь Норбера де Варена о смысле жизни. Норбер де Варен появляется в романе не раз – это пожилой мужчина, который служит предостережением для Жоржа. Он говорит, что старость приносит боль и чем старше становишься, тем лучше понимаешь, что смерть подбирается все ближе. (Я не говорила, что речь Варена не банальна.) В частности, он рекомендует не делать ставку на одиночество. («Женитесь, мой друг».) Но еще он словно бы советует Жоржу ценить свою молодость и возможность веселиться. Жоржу это не по нраву: «У него было такое чувство, точно он заглянул в яму, наполненную костями мертвецов, – яму, в которую он тоже непременно когда-нибудь свалится». (Это предложение почему-то кажется мне невозможно смешным.) Впрочем, Жорж не слишком долго раздумывает об этом мрачном трехстраничном монологе: стоит женщине пройти мимо, как «в воздухе [веет] ирисом и вербеной, и Дюруа с наслаждением [вдыхает] этот запах». Старый добрый милый друг. Вскоре к нему возвращается обычная веселость: «Заснул он, чувствуя себя наверху блаженства». И снова я не совсем понимаю, что хотел сказать Мопассан. Может, что Варен познал правду жизни? Или же что «милый друг» лучше знает, как жить, а отчаяние несложно превратить в надежду, вдохнув аромат духов проходящей мимо дамы?
Поскольку этот роман настолько сложен, интересен и мил, я испытываю к Мопассану самые теплые чувства (не говоря уже о том, как люблю его рассказы). В конце жизни он сказал ужасно печальные слова: «Я жаждал всего, вот только ни в чем не находил удовольствия». Мне трудно в это поверить. У него была собственная яхта (которая, естественно, именовалась Bel-Ami), он много путешествовал и вел одинокий образ жизни. Иногда одиночество считают следствием его сифилиса. (И разве можно винить его за то, что он предпочитал справляться с ним в одиночку?) Но мне интересно, не объяснялось ли оно чем-либо еще. У него было много друзей в парижском высшем обществе, и эти связи его тяготили. Мопассан славился нелюбовью к пустословию и бестактности, характерным для этого мира. Возможно, он предпочитал одиночество, потому что хотел оставаться верным своим принципам. Он был из тех людей, которые не считают себя счастливыми, но чья жизнь вообще-то полнится успехами и счастливыми мгновениями.
Мопассан был, вероятно, одним из самых знающих себя и здравомыслящих писателей, которые упоминаются на этих страницах. Он часто делал глубокие, простые и прекрасные наблюдения о человеческой жизни («В жизни лишь одна отрада – любовь»), но при этом бывал забавным, смешным и грубым. Однажды он заявил: «Суть жизни в улыбке круглого женского зада под тенью вселенской скуки». Очевидно, в нашу эпоху #MeToo его бы заклеймили как чудовищного женоненавистника и абьюзера. Но он заплатил высокую цену за знакомство со всеми этими круглыми женскими задами, поэтому я не могу заставить себя особенно его за это ненавидеть. Он умер слишком молодым, ему было всего сорок два.
Своим мировоззрением и творчеством Мопассан напоминает мне другого мастера рассказа – Чехова, который умер в сорок четыре года. Имея схожие представления о человечестве, оба писателя понимали, что мы склонны видеть все в черно-белом цвете и искать однозначные ответы на свои вопросы. Интересно, что и тот и другой выбрали форму рассказа, чтобы показать, что жизнь на самом деле полна всевозможных оттенков серого. (Не тех оттенков серого[40], хотя Мопассану они пришлись бы по вкусу.) Оба писателя опирались на опыт «обычных» людей, с которыми пересекались их жизненные пути:
