— Не могу поверить, что ты так со мной поступила. — Он оттолкнулся от стены. — Проклятие! — ругнулся он и направился к машине.
— Даг, — позвала я. — Он просто остановился у меня, возвращаясь в Нью-Йорк. Это совсем не то, что ты думаешь.
— Просто остановился?
— Да. Я не знала, что ты приедешь.
— Он хотя бы знает о моем существовании?! — закричал он в сторону дома. — Знает ли он, что ты почти помолвлена со мной?
— Да.
— Вы уже переспали? — кричал Даг. — Проклятие, Салли! — Он ударил кулаком по капоту машины, оставив вмятину.
Рванул дверцу машины, уселся и тронулся с места. Мне хотелось крикнуть что-нибудь ему вслед, но не знала что. Мотор взревел, и из-под колес машины полетели грязь и гравий.
Когда машина исчезла за поворотом, Спенсер открыл переднюю дверь. На нем были шорты, майка и теннисные туфли. Он спустился по лестнице.
— Могу догнать его и все объяснить, — сказал он. — Если хочешь, чтобы он вернулся. Скажу ему, что ничего не произошло. Скажу ему все, что ты захочешь.
Я смотрела на него, вытирая глаза.
— Но надеюсь, ты не хочешь, чтобы он вернулся. Что ты позволишь ему уйти.
Я закрыла лицо руками.
— Салли, пожалуйста, поверь мне, я знаю, что между нами происходит что-то чудесное, что-то такое, что заставляет меня думать, что раньше такого ни со мной, ни с тобой не происходило.
Опустив голову, я повернулась к Спенсеру, и он обнял меня. Я спрятала лицо у него на груди. Он поцеловал меня в висок.
Глава 26
Спенсер остался на ночь.
Принимая во внимание все то, что случилось, я спала на удивление спокойно. Он тоже. Я встала рано, в начале седьмого, приготовила ему кашу и кофе.
Он стоял уже в дверях, прощаясь со мной, когда вдруг, посмотрев на часы, покачал головой и сказал:
— Мы можем немного поговорить? Покажи мне что-нибудь. Например, фотоальбом, свой старый табель успеваемости. Хочешь, выйдем во двор и сфотографируем Скотти или отправимся на прогулку и нарвем цветов. Просто будем петь. Можем пойти на бензозаправку и спеть гимн вместе с Бернис!
Я рассмеялась, покачав головой.
— Дорогой, тебе надо ехать. — Прошло всего пять дней, и я уже называю его «дорогой».
Он неохотно согласился, мы попрощались, и Спенсер уехал.
Я со Скотти отправилась на прогулку в поле. Там так чудесно утром.
Вспоминая Дага, я поняла, что иного не могло быть.
Что ни делается, все к лучшему, не так ли?
Чи-Чи сообщила, что мне сегодня предстоит очень серьезное интервью, хотя и добавила, что я могу об этом пожалеть. Разговор будет с семидесятилетней матерью Касси, Кэтрин Литлфилд. Чи-Чи сказала, что Кэтрин скорее умрет, чем встретится со мной лично, поэтому ограничилась телефонной связью.
Как только миссис Литлфилд ответила на мой звонок в Седар-Рапидсе, Айова, я сразу поняла, что голос у нее как у ведьмы. Правда. В голосе сквозила не то ненависть, не то злоба. Возможно, она просто раздражена или нервничает.
Я представилась и поблагодарила за то, что она уделила мне время.
— Только немного времени. Я уже говорила этой латиноамериканке. Я очень занята.
— Да, понимаю. Я очень ценю ваше согласие.
— Эта женщина говорила, что вы хотите прилететь сюда. Скажите ей «нет»! Напрасная трата времени и денег. Телефонный разговор — меньшее из двух зол, полагаю. Скажите, почему вы решили писать о Кэтрин? Надо думать, из-за ее второго богатого мужа.
Я подозревала, что, если не раскрою карты, миссис Литлфилд сама проведет все интервью, задавая вопросы и сама на них отвечая. Интересно, что Касси она называла Кэтрин. В том, что она единственную дочь назвала своим именем, было что-то патологическое.
— Я пишу о невероятном успехе вашей дочери, — вступила я. — За последние годы многое изменилось, но, миссис Литлфилд, ваша дочь по-прежнему поистине купается в успехе.
— Я никогда не читаю ее журналы, — последовал ответ. — Не хочу терять на это время.
Я начала объяснять ей свой статус, но вскоре поняла, что от этого мало пользы — я теряю ее драгоценное время!
— Ну что ж, приступим? Должна предупредить вас, миссис Литлфилд, что я собираюсь записывать наш разговор на диктофон, чтобы потом быть абсолютно уверенной, что я правильно вас цитирую.
Она фыркнула.
Ее надо как-то расположить к себе.
— Миссис Литлфилд, Касси рассказывала, какое огромное влияние вы оказали на ее жизнь. Вы содержали всю семью, воспитывали ее, помогли поступить в колледж…
— А она сказала вам, что ее отец пьяница и бездельник? И что первое, что она сделала, уйдя из дома, — нашла себе точно такого же?
— Ну не совсем так, — вставила я.
В голосе миссис Литлфилд, к моему удивлению, появился сарказм.
— Уверена, она вам этого не говорила. — Она захихикала. — Кэтрин всегда давала слабину, когда дело касалось мужчин, и всегда их оправдывала.
Да, разговор принимает интересный оборот, и я стала делать пометки в блокноте.
Я попросила ее рассказать о детстве Касси, и, когда она начала, мне стало больно ее слушать. Эта женщина гордилась своей дочерью, но завидовала ее успеху и популярности. Я представила, как эта женщина надменно вела себя по отношению к своему единственному ребенку, как постоянно третировала и унижала Касси, пытаясь свести на нет то внимание, которым пользовалась красавица Касси. (Будь она моей матерью, убила бы ее.)
Интересно, что во время беседы миссис Литлфилд не обмолвилась ни единым словом о том, что Чи-Чи сказала утром: миссис Литлфилд всегда отказывалась приезжать в Ист, даже на короткое время, и Касси сама навещала ее; построила ей дом; постоянно посылает ей деньги с того самого дня, как достигла успеха в работе двадцать лет назад. Миссис Литлфилд не проговорилась также, что два года назад подверглась аресту за попытку сбить машиной своего соседа.
Но миссис Литлфилд сочла нужным поделиться с национальной прессой следующим фактом:
— Полагаю, Кэтрин не рассказывала вам, что я зачала ее еще до того, как вышла замуж.
О Господи, бедная Касси.
— Гм… нет, — сказала я.
— Он обольстил меня на танцах, и не успела я опомниться… Короче, я осталась с ребенком, которого не хотела, и с мужем-пьяницей, которого я тоже не хотела.
Она рассказала, как много работала, как ей трудно было сохранять приличия с мужем, как тяжело было воспитывать Касси и «следить за ней ястребом, чтобы она не пошла дорогой своего отца».
«Вот это мать», — подумала я.
Самое худшее интервью в моей жизни. Я возненавидела эту женщину; мне не хочется ее слушать; мне не хочется ее цитировать. Но ведь это моя работа. Собрать как можно больше информации, чтобы дать портрет Касси.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
