— А я думал, такой тюрьмы, которая могла бы удержать его, еще не построили, — заметил Ринсвинд.
— О, выбраться-то он выбрался, — ухмыльнулся караульный. — Но далеко не убежал.
Ринсвинд смерил взглядом железный шар.
— О боги…
— И Винc хочет знать, сколько ты весишь. Чтобы ты правильно упал, нужно вес цепей сложить с твоим весом, — пояснил караульный.
— А что, это так важно — как я упаду? — пустым голосом отозвался Ринсвинд. — Я ведь все равно умру.
— Это да, тут будь спок, но если он ошибется в расчетах, то у тебя либо шея станет шесть футов в длину, либо — только не смейся! — голова отлетит, как пробка!
— Здорово.
— Так случилось с Проныррой Ларри. Пришлось потом весь день шарить по крышам.
— С ума сойти. Весь день, говоришь? — Ринсвинд почесал в затылке. — Ну, я вам таких проблем не доставлю. Когда меня будут вешать, я уже буду далеко отсюда.
— Вот это мне нравится! — Караульный одобрительно хлопнул Ринсвинда по спине. — Биться, так до конца!
Со стороны горы под названием Винc донеслось утробное рокотание.
— Винc говорит, ты его очень обяжешь, если, когда он будет надевать тебе на шею веревку, ты плюнешь ему прямо в глаз, — перевел караульный. — Будет что порассказать внучатам.
— Слушайте, может, вы наконец оставите меня в покое?! — не выдержал Ринсвинд.
— Понимаю, понимаю, тебе нужно время, чтобы спланировать побег, — закивал караульный. — Будь спок. Уже уходим.
— Спасибо.
— Вернемся часов в пять утра.
— Ага, — мрачно отозвался Ринсвинд.
— Есть какие-нибудь пожелания насчет последнего завтрака?
— А что у вас тут готовится дольше всего? Пару-другую годиков? — спросил Ринсвинд.
— Вот это дух!
— Убирайтесь!
— Будь спок.
Троица удалилась, но караульный через некоторое время вернулся. Вид у него был задумчивый.
— Слушай, кое-что ты все-таки должен знать. Это касается повешения. Гарантирую, твое настроение сразу улучшится.
— И что же я должен знать?
— На тот случай, если люк виселицы заест три раза подряд, у нас предусмотрена особая, гуманная традиция.
— Какая?
— Хочешь верь, хочешь нет, но пару раз такое случалось.
На почерневшей ветке надежды пробилась крохотная зеленая почка.
— И что это за традиция?
— Мы ж не звери какие, мы ж понимаем: бессердечно заставлять человека больше трех раз терпеть такое. Тем более когда он знает, что в любую секунду…
— Ну, ну?
— …А потом все его…
— Ну?
— …Но хуже всего, когда ты…
— Я уже понял тебя, понял! Так что случается после третьего раза?
— На то время, пока плотник починит люк, преступника отводят обратно в камеру, — довольно сообщил караульный. — А если ремонт затягивается, мы даже приносим ему ужин.
— И?
— Ну а когда плотник починит люк и несколько раз его проверит, мы отводим преступника обратно и вешаем. — Караульный обратил внимание на выражение лица Ринсвинда. — И нечего так на меня смотреть, это все равно лучше, чем торчать полдня на улице под палящим солнцем! Так ведь и солнечный удар недолго схватить.
Когда он ушел, Ринсвинд уселся на лавку и уставился в стену напротив.
— Ба-а!
— Отвяжись.
Так вот, значит, как все закончится. Осталась одна короткая ночь, а уже следующим утром, если процедурой и в самом деле будут заниматься эти клоуны, радостные ребятишки с папами и мамами будут долго бродить по улицам в поисках его головы. И вы называете это справедливостью?!
— ЗДОРОВЕНЬКИ, ДРУГ.
— О нет. И ты туда же…
— Я ПОДУМАЛ, НЕПЛОХО БУДЕТ ЗАРАНЕЕ ПРОНИКНУТЬСЯ ДУХОМ ПРОИСХОДЯЩЕГО. УСВОИТЬ КОЕ-КАКИЕ МЕСТНЫЕ ТРАДИЦИИ. ОЧЕНЬ МИЛЫЕ И ОБЩИТЕЛЬНЫЕ ЛЮДИ, НЕ ПРАВДА ЛИ? — заметил Смерть.
Он сидел рядом с Ринсвиндом.
— Тебе что, уже не терпится? — с горечью произнес Ринсвинд.
— БУДЬ СПОК.
— Значит, теперь и правда конец. А мне, знаешь ли, было ПРЕДНАЗНАЧЕНО стать спасителем этой страны. А вместо этого я по-настоящему умру.
— О ДА. БОЮСЬ, ЭТО НЕОТВРАТИМО.
— Но больше всего меня злит идиотизм происходящего. Полная глупость! Ведь по сравнению с переплетами, в которые я, бывало, попадал, это полная ерунда! Меня могли испепелить драконы! Сожрать чудовища с гигантскими щупальцами! Не говоря уже о том, что мое тело могло просто распылиться на миллионы частичек.
— БЕЗУСЛОВНО, ТЫ ПРОЖИЛ ИНТЕРЕСНУЮ ЖИЗНЬ.
— А правда, что, когда умираешь, перед тобой проносится вся твоя жизнь?
— ДА.
— Мерзость какая. Даже думать об этом неприятно. — Ринсвинд поежился. — О боги… Я только что подумал о куда более неприятном. Что, если я как раз в эту минуту умираю и все, что сейчас происходит, и есть моя прошлая жизнь?
— ТЫ, КАЖЕТСЯ, НЕ ПОНЯЛ. ПЕРЕД ТЕМ КАК ЧЕЛОВЕК УМРЕТ, ВСЯ ЖИЗНЬ ДЕЙСТВИТЕЛЬНО ПРОХОДИТ У НЕГО ПЕРЕД ГЛАЗАМИ. СОБСТВЕННО, ЭТОТ ПРОЦЕСС И НАЗЫВЕТСЯ «ЖИЗНЬЮ». КРЕВЕТКУ НЕ ЖЕЛАЕШЬ?
Ринсвинд бросил взгляд на корзину, стоящую на коленях у Смерти.
— Нет, спасибо, что-то не хочется. Довольно опасные твари. И должен заметить, не очень-то хорошо с твоей стороны приходить сюда и злорадствовать, да еще жрать у меня на глазах креветки.
— ТЫ ЭТО О ЧЕМ?
— О том, что меня ведь наутро повесят.
— ПРАВДА? В ТАКОМ СЛУЧАЕ БУДУ С НЕТЕРПЕНИЕМ ЖДАТЬ ВЕСТЕЙ О ТВОЕМ ПОБЕГЕ. НУ А МНЕ ПРЕДСТОИТ ВСТРЕЧА С ЧЕЛОВЕКОМ В… — Роясь в файлах своей памяти, Смерть загадочно поблескивал пустыми глазницами. — АХ ДА. В ЖИВОТЕ У КРОКОДИЛА. В НЕСКОЛЬКИХ СОТНЯХ МИЛЬ ОТСЮДА.
— Но тогда что ты делаешь ЗДЕСЬ!
— Я ПРОСТО ПОДУМАЛ, ЧТО ТЕБЕ ПРИЯТНО БУДЕТ УВИДЕТЬ ЗНАКОМОЕ ЛИЦО. НУ, ПОЖАЛУЙ, МНЕ ПОРА. — Смерть поднялся. — ВО МНОГИХ ОТНОШЕНИЯХ ВЕСЬМА ПРИЯТНЫЙ ГОРОД. ПОКА ТЫ ЗДЕСЬ, РЕКОМЕНДУЮ ПОСЕТИТЬ ОПЕРУ.
— Постой… Но ты же сказал, что я обязательно умру!
— В КОНЕЧНОМ ИТОГЕ ВСЕ УМИРАЮТ.
Выпуская Смерть, стены разошлись и вновь сомкнулись. Как будто его здесь и не было. Впрочем, если посмотреть на происходящее с его временных позиций, это было довольно близко к истине.
— То есть я все-таки убегу? Но как? Я ведь не умею ходить сквозь…
Он опять сел на лавку. В углу жалась овца.
Ринсвинд бросил взгляд на нетронутый плавучий мясной пирог. Ткнул в него ложкой. Суповик медленно ушел в зеленые воды.
В маленькое окошко просачивался городской шум.
Через некоторое время пирог всплыл опять, подобно некоему забытому континенту. Небольшая волна плеснула в край миски.
Ринсвинд улегся на тонкое одеяло и уставился в потолок. Ну, надо же, кто-то даже до потолка добрался. И написал там: «ЗДАРАВЕНЬКИ ДРУГ. ГЛЯНЬ НА ПЕТЛИ. НЕД».
Медленно, будто марионетка, приводимая в движение невидимыми нитями, Ринсвинд обернулся и посмотрел на дверь.
Петли были массивными. Их не ввинтили в дверную раму — чтобы какой-нибудь узник-умелец тут же их и вывинтил? Ну уж нет. Петли представляли собой гигантские железные крюки, намертво вколоченные непосредственно в камень, а к двери были приварены два тяжеленных кольца, на которых она и висела. Ну, и что в этих петлях такого?
Тогда он пригляделся к замку. Массивный железный штырь уходил глубоко в раму. Чем вскрыть такой замок, скорее сам вскроешься.
Подойдя поближе, Ринсвинд некоторое время изучал дверь. Потом плюнул на ладони и, скрипя зубами, попытался приподнять ее со стороны петель. Если чуть-чуть напрячься, даже не чуть-чуть, а…
…То вполне возможно снять кольца с не полностью вбитых в стену крюков.
А теперь, если слегка потянуть на себя и сделать дрожащей ногой небольшой шажок вот СЮДА, можно выдернуть штырь замка из отверстия и втащить всю дверь в камеру.
Теперь ничто не помешает ему выйти, аккуратно повесить дверь на место и спокойно удалиться.
«Именно так, — думал Ринсвинд, посредством сложных маневров возвращая дверь на петли, — да, да, вот так именно и поступил бы полный дурак».
Это был момент, словно специально созданный для трусости. Но бывают мгновения для бездумной, исполненной ужаса паники, а бывают моменты, когда паника должна быть взвешенной, рассчитанной, ПРОДУМАННОЙ. Сейчас он находился в абсолютно безопасном месте. Да, это камера смертника, но именно поэтому (по крайней мере, в ближайшие часы) здесь не могло произойти ничего плохого. Иксиане не производили впечатления любителей медленных пыток, разве что им опять взбрело бы в голову угостить его местными деликатесами. Так что у него имеется некоторый ЗАПАС ВРЕМЕНИ. Времени, которым он воспользуется, чтобы разработать план действий, обдумать следующий шаг, применить свой недюжинный интеллект для решения насущной проблемы.
Пару секунд он таращился в стену, а потом резко выпрямился.
Ну да. Пожалуй, хватит. Пора делать ноги.
