- Я прав, - повторил Юрген, больше для самого себя, чем для своего нервного спутника. - Она - главный ключ.
Он слегка отрегулировал бинокль. Использовать его Юргену было немного неудобно из-за единственного глаза, и приходилось время от времени его убирать. Снова наведя фокус, он немного отвел бинокль в сторону, и в поле зрения появилась Алиса. Она была очень красива, выглядела более зрелой, чем в последний раз, когда он ее видел. Он уставился на то, как подчеркивает груди черная блузка с короткими рукавами, и хотел бы разглядеть ее лучше.
"Вот бы отец ее не отверг. Для этой сучки было бы так унизительно выйти за меня замуж и делать то, что я скажу", - погрузился в фантазии Юрген. Он почувствовал нарастающую эрекцию, пришлось сунуть руку в карман и скрытно поправить беспорядок в штанах, так чтобы Эйхман ничего не заметил.
"Подумай хорошенько, так гораздо лучше. Женитьба на еврейке покончила бы с карьерой в СС. Но сейчас я могу убить двух зайцев одним выстрелом. Сначала приманить Пауля, а потом овладеть Алисой. Уж я-то ее проучу. О да, проучу эту сучку".
- Продолжаем действовать по плану? - спросил Эйхман.
- Да, Адольф. Следите за ним. Я хочу знать, где он остановился.
- А потом? Заявим на него в гестапо?
С отцом Алисы всё было проще. Один звонок знакомому оберштурмфюреру, меньше десяти минут разговора, и четверо солдат выволокли наглого еврея из его квартиры на Принцрегентплатц безо всяких объяснений. Всё шло точно по плану, и Пауль пришел на похороны, как в том и был уверен Юрген.
Было бы так просто повторить... узнать, где он ночует, послать патруль и засунуть в подвал дворца Виттельсбахер - главной штаб-квартиры гестапо в Мюнхене. Войти в камеру, обитую войлоком - не для того, чтобы никто не убился об стены, а лишь чтобы заглушить крики - и сесть напротив него, чтобы посмотреть, как он умрет. Может, даже притащить туда евреечку и изнасиловать ее прямо у него на глазах, наслаждаясь, пока он отчаянно пытается вырваться из пут.
Но нужно было подумать о карьере. Для нее не слишком хорошо, что ходят разговоры о его жестокости, особенно сейчас, когда он приобрел определенную известность, поскольку благодаря титулу и достижениям находился в шаге от повышения и билета в Берлин, чтобы работать локоть к локтю с Гейдрихом.
Но всё же он жаждал встретиться с Паулем лицом к лицу. Вернуть этому говнюку всю боль, которую он причинил, не прикрываясь государственной машиной.
Он должен найти лучший способ.
Внезапно он понял, что именно хочет сделать, и его губы скривились в жестокой улыбке.
- Простите, - повторил Эйхман, решив, что его не услышали. - Вы говорили, что мы заявим на Райнера в гестапо.
- Нет, Адольф. Это дело требует индивидуального подхода.
52
Наконец-то дома!
Вернувшись с кладбища, Алиса вошла в небольшую квартиру и приготовилась к привычному появлению Юлиана, который каждый раз как безумный бежал по коридору, чтобы обнять ее при входе домой. Но сейчас он не появился.
- Привет! - удивленно прокричала она.
- Мы в студии, мама!
Алиса промчалась по узкому коридору, куда выходили всего три комнаты. Ее спальня, самая маленькая, выглядела так сурово, что скорее походила на шкаф.
Комната Манфреда была почти такой же, но тот вечно заваливал ее учебниками по технике, редкими книгами на английском языке и конспектами по инженерному делу - он закончил обучение год назад и вечно повторял, что собирается их выбросить. Манфред жил вместе с ними с тех пор, как поступил в университет и стал всё чаще ссориться с отцом.
Предполагалось, что это временно, но они жили вместе уже так давно, что Алиса не представляла, как она может развивать свою карьеру фотографа без той помощи, которую брат ей оказывал с Юлианом. Да и Манфред не мог находиться от них вдали, поскольку несмотря на то, что получил блестящие оценки на экзаменах, его интервью по поводу работы всегда заканчивались одной и той же фразой: "Как жаль, что вы еврей". Единственными деньгами в доме были те, что Алиса зарабатывала продажей фотографий, и с каждым разом становилось всё сложнее заплатить за аренду.
"Студией" называли комнату, которую в обычных домах именовали гостиной. Она была полностью завалена фотографическими принадлежностями Алисы. Окно было закрыто черной тканью, а с потолка свисала красная лампочка.
Алиса постучала в дверь.
- Входи, мама! Мы уже закончили.
Стол был заставлен кюветами с проявителем. От стены до стены тянулось с полдюжины веревок, к которым прищепками прикреплялись фотографии для просушки. Алиса весело вбежала и поцеловала Юлиана и Манфреда.
- У тебя всё в порядке? - спросил ее брат.
Алиса жестом дала ему понять, что они поговорят позже. Она не сказала Юлиану, куда они ходили, когда оставила его под присмотром соседки. Мальчик не имел права войти в жизнь своего деда, а после его смерти не имел прав на наследство, хотя и весьма оскудевшее за последние годы, поскольку Йозеф явно потерял в делах чутье. Все деньги были завещаны фонду по развитию культуры.
"Такова была последняя воля человека, утверждавшего, что делает всё ради семьи", - подумала Алиса, услышав слова отцовского адвоката. Поэтому она и не собиралась разговаривать с Юлианом о смерти его деда. Хоть этой неприятности можно избежать.
- Что это? Не помню, чтобы я это снимала.
- Похоже, что Юлиан воспользовался старым Кодаком, сестренка.
- Вот как? Я помню о нем только то, что затвор заедал.
- Дядя Манфред его починил, - ответил Юлиан с виноватой улыбкой.
- Ах ты ябеда! - шутливо толкнул его Манфред. - В общем, либо так, либо пришлось бы дать ему твою Лейку.
- Я с тебя шкуру спущу, Манфред! - заявила Алиса с притворным гневом.
Ни единому фотографу не понравится, когда маленькие и прилипчивые детские пальчики находятся рядом с камерой, но как она, так и ее брат были слабы перед Юлианом. С тех пор как он научился говорить, он вертел ими обоими, как хотел, при этом оставаясь самым разумным и заботливым из всех трех.
Он подошел к цепочке фотографий и убедился, что первую уже можно обрабатывать, взялся за нее и осторожно поднял. Это была снятая крупным планом настольная лампа Манфреда и стопка книг рядом. Фото было сделано мастерски, освещающий корешки книг луч оставлял прекрасный контраст света и тени. Изображение оказалось немного не в фокусе, явно потому что руки Юлиана дрогнули, когда он нажимал на спуск. Мелкая ошибка дебютанта.
И это в десятилетнем возрасте! Алиса с гордостью подумала, что он вырастет в великого фотографа.
Она искоса взглянула на сына, который безотрывно смотрел на нее, желая узнать ее мнение. Алиса сделала вид, что не заметила.
- Ну как тебе, мам?
- Что?
- То, что ты видишь? Фото?
- Немного шевеленки. Но ты правильно выбрал выдержку и диафрагму. В следующий раз, когда будешь снимать натюрморт в недостаточном освещении, используй штатив.
- Да, мама, - ответил Юлиан, улыбнувшись от уха до уха.
"Паршивец знает, что я специально обратила внимание на дефекты", - подумала Алиса и тоже не могла сдержать улыбку. С рождением сына она стала гораздо мягче. Алиса потрепала его по белокурым волосам, а это всегда вызывало у нее улыбку.
- Юлиан, хочешь, устроим пикник в парке вместе с дядей Манфредом?
- А ты мне позволишь взять Кодак?
- Если обещаешь быть осторожным, - с неохотой согласилась Алиса.
- Конечно! В парк, в парк!
- Но сначала иди переоденься.
Юлиан быстро выбежал из комнаты, и Манфред молча уставился на сестру. Под красноватым светом, скрывающим выражение лица, она не могла разгадать, о чем он думает. Алиса, в свою очередь, вытащила из кармана бумагу, которую ей дал Пауль, и впилась в нее взглядом, словно эти несколько слов могли превратиться в Пауля.
- Он дал тебе бумажку с адресом? - спросил Манфред, читая через ее плечо. - И это пансион. Бога ради...
- Возможно, у него благие намерения, Манфред, - ответила она, защищаясь.
- Не могу тебя понять, сестренка. Всё это время ты страдала от того, что ничего о нем не знаешь, считая его мертвым и всё такое. И вот он внезапно появляется...
- Ты же знаешь мои чувства к нему.
- Сначала ты могла бы подумать.
При этих словах она скривилась.
- Вот уж спасибо, Манфред. Как будто я недостаточно раскаивалась всё это время.
- Прости, - сказал Манфред, заметив недовольство сестры и ласково потрепав ее по плечу. - Я не хотел этого говорить. Конечно, ты вольна делать всё, что хочешь. Я лишь не хочу, чтобы тебе причинили боль.
- Я должна попытаться.
Оба несколько мгновений молчали. Из комнаты мальчика доносился шум свалившихся на пол предметов.
- Наверняка пытается поймать мяч.
- А ты уже подумала, что скажешь Юлиану?
- Не имею ни малейшего представления. Полагаю, как-нибудь постепенно.
