Кеша расслабился. Разогнул колени, опустил руки. Сзади громогласно возмущалась престарелая чета, пришедшая в ресторан отдохнуть, а вместо этого вынужденная наблюдать мерзкое зрелище жестокой драки. Впереди, в пяти метрах от Кеши, гримасничал, лежа на полу, кавказец, скривившись от боли, прятал в карман отягощенный кастетом кулак. Успел, сволочь, сокрыть оружие до того, как к нему подбежал дюжий молодец в пятнистом комбинезоне.
– С вами все в порядке? – нагнулся к кавказцу страж ресторанного покоя. Спросил с заботой в голосе, с сочувствием.
А второй парнишка-вышибала, ряженный в камуфляж, замедлил бег, лишь оказавшись рядом с Иннокентием. И едва остановился, сразу же врезал Кеше коленкой в пах.
Вот чего Кеша не ожидал – так это удара по яйцам от ресторанного служки.
Чудеса кончились. Очки слетели с Кешиного носа. Обеими руками Иннокентий схватился за ушибленное место, опустился безвольно на корточки.
Пинок коленкой по затылку, Кеша стукнулся лбом о начищенный до блеска паркет, почувствовал, как его схватили за плечо, как заломили руки за спину. Прижатый щекой к паркетной доске, Кеша скосил глаза, прищурился. Сквозь муть навернувшихся слез увидел, как молодчик номер один помогает кавказцу в белом пиджаке подняться с пола.
Все ясно! Вышибалы приметили дерущихся в тот победоносный для Иннокентия момент, когда он бил инородца локтем по почке. Придурки не отяготили мозгов размышлениями на тему «Кто виноват?». Не обратили внимания на разницу в весовых категориях соперников. Рассудили так: победил сильнейший, а значит, как оно случается чаще всего, кто сильнее, тот и затеял драку. Следовательно, зачинщика необходимо как можно скорее вырубить, а пострадавшему помочь. Но что же Марина?! Почему она молчит? Отчего не объяснит придуркам в камуфляже, что они не правы? Она в сговоре с кавказцем, это очевидно, однако роль любящей жены она, профессионалка, обязана играть и далее, пока Кеша жив, пока ему удается выживать...
Иннокентий закатил зрачки. Узрел Марину. Супруга сидела на стуле, прижав узкую ладонь к покрасневшей щеке, закрывая длинными пальцами след от пощечины. В глазах девушки искренний, неподдельный, ненаигранный ужас. Но смотрят ее глаза не на прижатого к полу коленкой вышибалы подслеповато прищурившегося мужа. Марина испытывает сильную душевную боль, глядя, как тяжело встает на ноги кавказец. Она за него боится, ему сопереживает. Ему – коллеге по «Синей Бороде», с которым, быть может, не раз, и не два, и не три работала в паре. Вместе они сводили в могилу подобных Кеше маргинальных типов, одаренных судьбой особо ценной недвижимостью. Возможно, первый раз в их работе произошел сбой. Кто бы мог предположить, догадаться, что хроменький, дохленький Кеша окажется опытным и умелым бойцом? Никто! А сам Кеша предпочитал молчать о своих умениях. К чему хвастаться попусту? Скажешь – засмеют, не поверят...
«Я замучил ее откровенно провокационными вопросами за завтраком, и она догадалась, что я ее в чем-то подозреваю, – думал Кеша, прижатый коленкой молодца-вышибалы к полу. – Она не просто так звонила на радио. Трижды ошибалась номером... Нет! Не ошибалась! По крайней мере однажды дозвонилась до своих коллег по „Синей Бороде“, произнесла условную фразу и запустила в действие план экстренного уничтожения чрезмерно подозрительной жертвы. Меня должны были убить на глазах у десятков зрителей в полупьяной кабацкой драке! Так бы оно и было, не предупреди меня Чумаков. Я ждал нечто подобное, был начеку и выжил... Пока выжил... Или я не прав в своих версиях и гипотезах? Возможно, я подтасовываю факты, приняв за аксиому рассказанное Чумаковым. Возможно, весьма вероятно! Марина просто дурачилась, звоня на „радио-рокс“. Случайно ошибалась, набирая номер. Между ней и кавказцем нет никакого сговора, но... Но почему она так на него смотрит, забыв про меня? Почему?!!»
Кавказец, поднявшись на ноги, осторожно, медленно втянул ноздрями воздух, глубоко вздохнул. Вытащил из кармана правую руку, пустую, без кастета, и, тяжело ступая, неспешно побрел к выходу из ресторанного зала.
– Эй, товарищ! Вы куда? Погодите! – окликнул кавказца заботливый вышибала, помогавший побитому горцу подняться.
Не оборачиваясь, кавказец шел к выходу. Тут как раз кончилась песня про тундру, закончился танец, и резвившаяся публика расселась за свои столики.
Один из танцевавших, волосатый юнец в штопаных-перештопаных джинсах, подошел, ухмыляясь, к молодчику, который просил кавказца «погодить», красноречиво постучал себя кулаком по лбу и расхохотался в лицо вышибале:
– Хиа-а-а... я с тебя балдею, телохранитель хренов! Гурзошник чуть не замочил мелкого, а ты кацо встать помог, пыль с него отряхнул. Я все видел, чурка ты хренова, гурзо на мелкого наехал, бабе его плюху залепил и мелкого чуть не мочканул кастетом, догоняешь? Нет? Ну, ты тормоз! Не того скрутили, орлы! Ясно вам? Нет? Черножопый затеял махач, мелкий защищался, догнали?
– Догнал... Костя, отпусти гражданина, помогай черножопого ловить... А ну, жопа черномазая! А ну, стой, кому сказал!!!
«Костя – это тот, чье колено упирается мне в спину», – сообразил Иннокентий, ощущая, как чужие пальцы отпускают его выкрученное запястье. Давление между лопатками ослабло и исчезло совсем. По паркету застучали тяжелые армейские ботинки Кости. Увалень ретиво бросился в погоню за «жопой черномазой» и на старте умудрился задеть каблуком сбитые им минуту назад с носа безвинно пострадавшего Кеши очки.
Левое выпуклое стекло выскочило из тонкой металлической оправы, правое треснуло. Кеша потянулся к изуродованным очкам, схватил их, нацепил на нос одной рукой, другой оттолкнулся от пола, вскочил.
Правым глазом сквозь паутину трещин в стекле Кеша видел, как парни в камуфляжной форме догнали кавказца возле выхода из ресторанного зала. Костя положил руку на плечо мужчине в белом пиджаке. Кавказец резко повернулся, основанием ладони ударил Костю в подбородок, взмахнул ногой и влепил второму вышибале короткий тычок носком ботинка в пах. И Костя, и его напарник упали. Одновременно. Костя на спину. Безымянный молодец мордой в пол. Кавказец, доселе двигавшийся не спеша, вразвалочку, побежал. Секунды не прошло, как он выскочил из зала. Еще две секунды – и он будет на улице. А там ищи его – свищи!
– Козлы! – Хиппи, способствующий восстановлению справедливости, панибратски хлопнул Кешу по спине. – Видал, какие козлы, друг? А ты герой! Брюс Ли отдыхает. Так и надо, друг! Душить, на хер, черножопых – святое дело. Пойдем за наш столик, друг, травкой угощу. Атомный «план» есть, оттянешься, покайфуешь...
– Не пойдет он никуда с вами! – очнулась, заголосила Марина. – Кеша! Кешенька! Родной! Как ты? Больно? Тебе больно, милый?
Марина вскочила, опрокинув стул, мелко семеня стройными ножками, подбежала к мужу, обняла его, принялась целовать его щеки, шею, волосы. По ее щеке с отметиной от пощечины текли крупные слезы, размазывая тушь на веках.
«Приблизительно так ты бы плакала и целовала мой пробитый шипом кастета висок, прижимаясь щекой к моей окровавленной голове, удайся кавказцу его атака... – думал Кеша, позволяя себя тискать и орошать слезами. – Но, если я не прав, если я наговариваю на тебя, если у меня, стараниями Чумакова, случился острый невроз с ярко выраженной манией преследования, то прости, любимая... На всякий случай извини...»
Кеша думал свои невеселые думы, а вокруг него столпилась пестрая ресторанная публика, любопытные посетители и озабоченные администраторы, мешая друг другу, выясняли, что, как и почему произошло, спорили, следует ли вызывать милицию и звонить в «Скорую», возмущались и хихикали, удивлялись и досадовали. Вышибалы в камуфляже, очухавшись, материли всех кавказцев подряд. Лица южных национальностей, кто расслышал матюки в свой адрес, бурно и страстно отмежевывались от дебошира. Армяне заверяли, что виновник беспорядков – грузин, грузины клялись, что мужчина в белом пиджаке – чеченец, гости из Грозного, поминая Аллаха, идентифицировали сбежавшего драчуна как ингуша. Ни одно из ресторанных нацменьшинств не пожелало признать в побитом и позорно бежавшем человеке соплеменника. А между тем музыканты лабали один за другим шлягеры семидесятых-восьмидесятых, и основной массе собравшихся отдохнуть в ресторане людей самых разных национальностей мелкий инцидент за одним из столиков был безразличен. Подумаешь, драка, эка невидаль, потасовка в кабаке. Все живы, слава богу, перекреститься и забыть, и выпить еще рюмочку, и закусить водочку-мамочку маринованными грибочками, и сплясать под «Арлекино», и заслать чирик гитаристу, чтоб сбацал Высоцкого. Короче говоря, весьма скоро ресторанная жизнь потекла своим чередом.
Толстый вспотевший администратор непонятно за что извинился перед Мариной и Кешей, щедро отказался от денег за съеденное да выпитое молодоженами, просил заходить еще, вежливо проводив пострадавшую на вверенной ему территории пару до дверей на улицу. Далее оставаться в «Шалмане» Марина категорически отказалась. Как только расплакалась, обняв Кешу, сразу же запричитала: «Домой, домой, домой пойдем, котик, милый мой, любимый...» Как смогли, сразу ушли – Марина зареванная, Кеша задумчивый.
