И окружающие однокурсницы, услышав такие интересные вещи, стали приставать к Тощей и тоже напрашиваться на вечеринку. Поскольку они все были подруги, отказать им было неудобно. И Тощая согласилась, хотя ей очень не хотелось иметь таких конкуренток. Тем более, потом она услышала, как те шушукались и посмеивались в том общем смысле, что не видать ни Тощей, ни Толстой кавалеров, как своих ушей. В общем, к субботе набралась компания аж в шесть вероятных невест. И у Тощей, и у Толстой предчувствия были самые мрачные, хотя, конечно, они принарядились и накрасились не хуже других.
Вот они приходят. Их встречает брат Тощей и ещё какой-то субъект. Брат Тощей точно оказался ростом очень высок, однако столь же тощ, как и его сестра, косил же ещё гораздо сильнее, притом сильно заикался и порядочно пошатывался. Увидев его, вся стайка невест начинает думать, что, пожалуй, Толстой повезло: никто такого жениха у неё отбивать не станет. Девушки проходят в комнату и с разочарованием убеждаются, что, пожалуй, повезло и Тощей, ибо второй жених и вовсе пьян совершенно в стельку. К тому же, словно для контраста с приятелем, он оказывается плюгавым, очкастым и куда более толстым, нежели даже Толстая. Он улыбается и даже пытается сквозь икоту что-то сказать, но не может, после чего роняет на стол голову, рассыпая по осыпанным перхотью плечам жирные сосульки своих длинных волос.
Итак, стайка невест решает, что Тощей и Толстой повезло, и под благовидными предлогами четыре барышни покидают компанию в течение пятнадцати минут. Но Толстая вовсе не сочла, что ей так уж повезло с женихом. Она тоже собралась уходить. И Тощая, видя, что женихов уже не выставить, попросилась переночевать к Толстой. Ушли они вдвоём.
* * *
Три весёлые дамочки сидели в ресторане. Выражение «весёлые дамочки», надо иметь в виду, не является эвфемизмом, то есть я вовсе не подразумеваю, что это были женщины лёгкого поведения. Хотя, собственно, почему бы и нет? Весьма даже лёгкое у них было поведение, но это опять-таки не в том значении, в каком вы могли подумать. Просто у них было лёгкое поведение в смысле, что они были весёлые… Тьфу, запутался! Ну, короче говоря, объясняю уже для самых тупых — это были не проститутки, не какие-нибудь там потаскухи-любительницы, даже нельзя сказать, что просто легкомысленные особы. Нет, это были женщины очень приличные и порядочные, все с высшим образованием, одна даже с двумя, неимоверно культурные, все три, кстати сказать, писательницы, одна даже детская, то есть сказочница. Но у них было хорошее настроение, а когда они ещё выпили шампанского и водки, то совсем развеселились, и даже немного чересчур, особенно сказочница. Потому что две другие писательницы сочиняли что-то такое мрачное, в новомодном духе, отчего и сами иногда впадали в депрессию, а она — весёлые детские сказки, что способствует хорошему сну и пищеварению. Ну а когда выпили, то и две первые развеселились донельзя, а уж сказочница-то разошлась совсем не по-детски.
Сначала они просто хохотали и звонко чокались. Потом целовались, причём достаточно демонстративно, а также устраивали однополые эротические танцы, коими несколько шокировали консервативную новорусскую часть ресторанной публики. Затем сказочница почему-то приняла одного из посетителей, сидевшего на другом конце зала, за известного в узких кругах актёра и тележурналиста Колю Ротова. Она стала с деланным возмущением кричать ему через весь зал:
— Ротов! В чём дело, Ротов?! Я не поняла, Ротов! Почему в ресторане?! Работать надо, Ротов!
Подруги со смехом объяснили ей, что она ошиблась, но всё равно, всякий раз, когда спина лже-Ротова попадала в её поле зрения, она с ещё большим возмущением кричала: «В чём дело, Ротов?! Работать надо!»
Но дело на этом не кончилось. Кто-то, уходя, оставил открытой дверь в зал, а дело было в декабре, и посетители скоро стали зябнуть. Один из них поднялся и закрыл дверь. По иронии судьбы им оказался лже-Ротов, а поскольку сказочница до этого видела его только со спины, то, когда он проходил мимо их столика, она не узнала его и на сей раз приняла за официанта. Но он этого не понял и решил, что с ним кокетничают (а сказочница, надо сказать, была молода и хороша собой). Состоялся следующий диалог:
— Молодой человек! Почему у вас так холодно?
— Не знаю. Я как раз дверь закрыл.
— Ну молодчинка! А теперь вытрите у нас со стола.
— Не буду.
— Как не будете? Нет, уж вытрите!
— А вы меня поцелуете?
— Нет, не поцелую.
— Тогда я не буду вытирать.
— Почему это не будете? Вытирайте!
— Не буду!
— Быстро вытирайте!
Они препирались довольно долго, потом ему надоело и он, повернувшись, направился восвояси. Сказочница же, увидев его со спины, радостно всплеснула руками и закричала:
— Готов! Работать надо, Ротов!!!
* * *
Был такой анекдот, как встречаются двое новых русских в новых же одинаковых галстуках, и один другого спрашивает: «За сколько купил?» — «За сто баксов». — «Ну ты лох! А я — за двести»!
Это часто понимают как иллюстрацию тупости новых русских, но анекдот на самом деле касается куда более глубинных слоёв русского менталитета. Это то самое, о чём граф Толстой писал: «…Мне хотелось посильнее измучиться, помогая ему». Это то самое, о чём говорил красноармеец Сухов: «Лучше, конечно, помучиться». Конечно, на самом обывательском уровне, но то же самое стремление пострадать. Заплатить двести баксов, где все платят сто.
Вот я в своё время ходил в студенческую столовую. Там можно было перекусить всего за двадцать копеек. За сорок копеек можно было, пусть и скромненько, но пообедать. За семьдесят можно было пообедать уже вполне прилично. А вот я однажды пообедал на рубль двадцать! Как мне это удалось, я уж сейчас не помню. То ли я выбирал всё самое дороге в меню, а то ли просто взял всего по две порции. Представляете, как я пострадал во втором случае? В общем, рекорд состоялся и товарищи меня зауважали.
Но вскоре я разговорился с одним человеком о профессии грузчика. Он рассказывал об их нечеловеческой силе и сообщал, что уважающий себя грузчик обедает в столовой на три рубля. Мой собеседник был правдивым человеком, я не мог не верить ему. Я очень загрустил. Мне стало стыдно за моё бахвальство по поводу рубля двадцати.
Прошло много лет. Рубль подешевел. И сейчас можно в столовой худо-бедно пообедать за сорок рублей и очень неплохо — за семьдесят. И я недавно пообедал за сто двадцать. Легендарные грузчики былых времён вымерли, и я думал, что теперь некому будет меня затмить. Но вот мне сообщают, что одна женщина пообедала в столовке за триста с лишним рублей.
Разумеется, я не поверил, потому что это невозможно. Потому что за двести рублей можно взять в приличном кафе графинчик водки, маринованные грибы и две порции блинов с красной икрой. Потому что за триста рублей, уверял меня такой специалист по общепиту, как О. Дозморов, можно поесть в ресторане. Правда, всухомятку (без спиртного), что очень вредно, так что эта сумма носит чисто умозрительный характер. Но всё же в ресторане.
Однако история про женщину — чистая правда. Вот как это было. Она пришла в столовую с папкой. Держа папку под мышкой, взяла поднос и стала набирать кушанья. Папка упала и, подхваченная восходящими с кухни потоками тёплого воздуха, как планёр на бреющем полёте, врезалась в поднос с компотом и опрокинула все стаканы. Часть из них разбилась. Те, что не разбились, попадали на стоящий внизу поднос с салатами, причём тоже частично разбились, разбив также часть тарелок. Все оставшиеся салаты были залиты компотом. Некоторые тарелки с салатом упали на пол. Часть из них разбилась. А уже после всего этого женщина взяла себе сосиски и чай. Общая сумма, которую ей насчитали, заметно превысила триста рублей.
По сравнению со страданиями этой женщины лох и я, и оба новых русских из анекдота.
* * *
Короче, жили сёстры, Катя и Даша. Они очень любили друг друга, а со временем обе вышли замуж и стали сильно любить своих мужей, хотя и друг друга продолжали любить по-прежнему. Только у Даши муж был больше за красных, а у Кати больше за белых. Ну там народились кое-какие дети, всё как у людей. Но когда распался СССР, Катин муж сразу засобирался и вскоре эмигрировал с семьёй в объединённую Германию, а Дашин муж, соответственно, остался в России и педантично голосовал за Зюганова и ему подобных. Но на почве политики семьи не рассорились, а регулярно переписывались, созванивались и приезжали друг к дружке в гости.
Вот в очередной раз Катя с мужем приезжают в Россию. И видят — а что-то на родине не так всё страшно. Ни гражданской войны, ни голода, ничего обещанного. А что-то в эмиграции тоже не больно хорошо. Конечно, денег побольше, но всё и подороже. Притом Дашин муж как работал инженером, так и работает, а нашему белоэмигранту пришлось хлебнуть. Конечно, дом у них большой, а у Даши только трёхкомнатная квартира, но она приватизирована и всё, и за свет Даша платить не спешит, а им за дом ещё лет пятьдесят отдавать рассрочку. Им в Германии, конечно, доступны все блага цивилизации, но только самые дешёвые. И как здесь, в гостях, дома уже не помоешься, ибо вода дорога. Конечно, тут побестолковей в смысле организации труда и досуга, и магазины без туалетов, но за много лет жизни там никто из них не воспользовался магазинным туалетом. И у кур местных по четыре крыла в суповом наборе, а у немецких только по два. И вообще ностальгия.
