- С нами пойдёшь. Проводишь до выхода из города, и отпустим, — решил Граубе.
Парень расслабился и тут же получил нож под лопатку от Крамера. Ему Гаспар незаметно подмигнул. Нет. Нужно по-тихому выбираться из города и этот заложник здесь не помощник, за ними обязательно увяжутся. Немало нужно вояк Валленштейна, чтобы его отряд перебить, но лучше этой войны и не начинать. Теперь нужно снять незаметно двоих, что осталась на стрёме.
- Отто, — он тихонько подошёл к Крамеру, — Ты сейчас откроешь окно и махнёшь рукой, как бы сюда зовя, а мы с Куртом спускаемся по лестнице и встанем у двери. Посчитай до ста и действуй.
Как всё громко скрипит, старые доски. Спустились, две двери из небольшого коридорчика, одна в кабак, вторая на улицу. Вдвоём не сильно и развернёшься. Стояли, ждали. Нет никого. Ага, вон шаги послышались. Первому из вошедших Гаспар всадил нож в живот и попытался свалить его под ноги, чтобы достать до второго, а второго-то и нет. Остался на улице, увидел смерть подельника и бросился бежать.
Твою ж. Теперь и им бежать надо.
- Быстро уходим, — капитан взбежал по лестнице, теперь уже о тишине не беспокоясь. — Сейчас этот гад тревогу подымит. Не уйти из города. Патрули везде.
Хорошо, хоть они пешком пришли, а то лошадей пришлось бы бросить. Пробежали по пустынным улицам к речушке, что протекает через город. Там кусты. Ещё днём видели. Когда смотрели, что собой этот Ильцен представляет. Однако не пересидеть, если облаву организуют, то догадаются и кусты прочесать. Вот ведь на ровном месте влипли.
Событие шестьдесят девятое
Епифан Соловый остановился со своим отрядом у впадении в Тобол реки Аят. Здесь время от времени жители аула Арчаглы, что приютили первопроходцев на один день, добывают железную руду. На самом деле, в сторонке от самого аула были построены несколько домниц. С местными, можно сказать, подружились. Чуть ли не первая встреча со степняками для сотника, что кровью не закончилась. Угостили, даже предложили поиграть с ними в эту игру по вырыванию друг у друга тушки козла. Проиграли гости в чистую. Десяток казаков пытались свою ловкость показать, но местные легко отбирали козла. Сам Епифан не полез. Что он, пацан, что ли? Молодёжь пусть удаль показывает.
Дали им в дорогу немного сыра овечьего и мяса варёного. Епифан в ответ подарил один котелок. Людей в отряде убыло. А ещё пристроил сорок лошадей, что у ойратов отбили, но временное хранение. Зачем их с собой тащить, вот назад поедут и заберут, да и то не всех? Зачем им столько, да и лошадёнки так себе?
Сейчас остановились пообедать и решить, нужно ли исследовать этот приток Тобола. Местные выделили с атаманом одного проводника. Он говорит, что река течёт на запад, а потом поворачивает на север. Три дня пути до того, как она в малый ручеёк превращается.
- Нет, атаман, считай это седмица уйдёт. А нам поди, как бы не назад возвертать пора, а то по снегу будем уже колобродить, — в один голос все советчики насоветовали.
- А что с самим Тоболом? — спросили у проводника Багашара, — И что означает слово Аят?
- Аят — это река. А с Тоболом, всё хорошо. Ещё дней пять — семь на юг. Дальше не знаю.
- Тем, более Епифан давай поспешать, — опять хором советчики.
- Ну, поспешать, дак поспешать.
Переправились и тронулись дальше. Однообразно всё. Степь и заросшая травой и камышом неширокая речка, ни кустика, ни деревца. Совсем редко правда есть у самой реки заросли «каратала», по нашему — чёрная ива или тальник.
Иногда редко совсем и можжевельника небольшие заросли с начинающими синеть ягодами. Арча по ихнему.
Гишпанец всё на карту заносит, время уходит, а конца этой реки нет. Проводника пришлось отпустить. Говорит, что не бывал никогда в этих местах и не нужен он им больше, а дома работы полно. Хитрец, знает ведь, что за его помощь коня отдали. Только не соврал Багашар, через седмицу доехали до того места, где Тобол резко поворачивал.
Ещё два дня ехали на запад. Совсем уже ручеёк, и в него изредка другие ручейки впадают. Все травой заросшие. После вообще на север повернул, а там и в маленькое заросшее травой болотце превратился. Ну, вот нашли они исток этого Тобола, угробили на это два года жизни, и хороших казаков тьму потеряли, сами чудом жизни не лишились.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Не понял Епифан, зачем это нужно было князю Пожарскому.
Но нашли. Теперь можно и возвращаться с чистой совестью.
Событие семидесятое
Проводников хватало. Оставили в городе Радости — Ферх-Кермане небольшой гарнизон с частью пулемётов и одной пушкой. Отогнать непрошенных гостей хватит. Там же хотели оставить и знатного пленника, но в последний момент Пётр передумал. Нужен будет для торговли.
Всё-таки, переоценил он силы вершиловцев. Сейчас, после почти полного истребления Смоленского полка, это ясно стало видно. Наступать на Бахчисарай некому. Если султанМехмед III Герай соберёт войско в десяток тысяч и выдвинется в степь, то и пулемёты не помогут. Задавят массой. А потому нужно не стенка на стенку идти, а совершать непредсказуемые действия. Вот и пошли к будущей Евпатории, а ныне город Гёзлёв. Пётр поинтересовался у «капы-кулу» крепости Ферх-Кермен, что название означает. Тот выдал муть полную. Это два слова, можно перевести как «Глаз-дом». Больше ничего путнего добиться не удалось. Глаз-дом? Ага! Наблюдательный пункт. За чем там можно наблюдать? За морем?
Добраться сначала нужно было до Айбары — "светлая луна" Караул кадылык. Из пространных объяснений начальника крепости «Перекоп» Пётр только одно вынес, что этот кадылык, типа нашего района.
Два дня тащились. Степь и ни ветерка. Жара страшная. Как здесь люди живу? Да, вот люди и не живут. За два дня ни одного человека, совершенно мёртвая выжженная степь. И ночью-то жарко. Разве под самое утро чуть прохладней. Вымотались люди, а ведь ещё и не вступили толком в этот Крым. К Айбары подошли под вечер. А там войско стоит. Как ни старались уберечься от прямого боестолкновения, ничего не вышло. Мехмед III Герай решил проверить, а кто это там безобразничает на его землях. Плохо, договорились ведь на совместный навал на Гёзлёв, казаки на чайках своих с моря, а Пётр с суши. И что теперь?
Из козырей четыре пулемёта Гатлинга и восемь митральез Мантини, ну и шесть лёгких пушек. А нет, ещё один козырь есть Шахин Гирей — калга-султан. Сразу звать на переговоры не стоит. Нужно свою силу показать. Договариваются только с сильным. Кто будет договариваться с тем, кто ещё до боя мира просит?
Построились двумя небольшими каре, а по центру пушки с митральезами. Ну, и по два Гатлинга по флангам. Встали и стали ждать. Солнце между тем почти село. Напротив колышется в знойном мареве огромное полукругом выстроенное войско. Тысяч десять-пятнадцать. Все конные. Скорее всего, всё, что мог, собрал Мехмед Герай.
Пётр уже было решил, что не пойдут на ночь глядя татары в атаку, и ошибся. Пошли. Обтекая с флангов. Двумя полноводными реками. Загрохотали пушки. Но медленно. Выстрел в пару минут. Только три раза и успели бахнуть, как в «переговоры» вступили пулемёты. Вот тут эффективность непрерывного огня сразу себя и показала. Двенадцать пулемётов по сто выстрелов в минуту. Первые ряды в рукавах просто выкосило, тем более что митральезы били с флангов, и пуля пробивала не одного, а сразу нескольких человек. Ещё раз ухнули пушки, которые перенесли огонь на командный пункт, теперь после начала атаки ставший видимым. Что-то там взрывалось, но рассматривать времени не было. Конные лавы почти вплотную приблизились к вершиловцам.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
Залп из почти двух тысяч ружей — это не слабо. Повалились всадники и лошади, и нескольких секунд не прошло, как перед вершиловцами образовались целые валы. Всё это ржало, орало, стонало. А тут и митральезы с Гатлингами перезарядили. И ещё тысяча пуль унеслась навстречу крымским татарам.
Не выдержали, откатились. И сразу почти ночь. Всё же интересно это на юге происходит, вот, вроде, только солнце скрылось за горизонт, где-то там, в Гёзлёве — Евпатории, и уже сумерки. Ещё десяток минут, пока пулемёты палили вслед отступающим конникам, пока Пётр пробирался к пушкарям, чтобы посмотреть чрез их мощнейший дальномер на позицию врага, а поздно, уже и не видать ни чего. Ночь!
