Придерживаясь рукой за все более-менее устойчивые предметы, она доковыляла до одной из дверей и осторожно ее приоткрыла. За дверью был коридор. Ойкнув, Глафира поспешно нырнула обратно в комнату.
За другой дверью оказалась ванная комната. Старинная ванна на массивных звериных лапах, водруженная в самом центре, вызвала у нее восхищение, а громадное тропическое растение в кадке с широкими, плотными листьями привело в полный восторг.
В зеркале во всю стену Глаша увидела свое отражение и застонала: все было гораздо хуже, чем она предполагала. То, что не было забинтовано, было густо смазано йодом…
Она в доме Райского, никаких сомнений быть не может. Наверное, он привез ее сюда, после того как с ней случилось… ЭТО. Но думать о том, что произошло в лесу, было нельзя, она понимала это каким-то шестым чувством.
И она постаралась не думать.
Чтобы отвлечься, она схватила со стеклянной полочки какой-то флакон и принялась с преувеличенным вниманием его разглядывать.
– Зачем вы встали с постели, Глаша?
Озабоченное лицо Натальи Алексеевны взглянуло на нее из зеркала, возникнув там слишком внезапно. Глаша ойкнула. Флакон полетел на пол. Он не разбился, но пробка от удара отлетела, и по беломраморному полу растеклась густая розовая лужица.
– Извините, я не нарочно! – расстроилась Глафира.
– Ничего страшного. Я все уберу. А пока давайте-ка вернемся в постельку. Или вы хотите в туалет?
В туалет Глаша сходила первым делом, но признаваться в этом было стыдно.
– Вроде нет, – бодро отрапортовала она. – А долго я… проспала?
– Да уж вторые сутки пошли, – с готовностью сообщила Наталья Алексеевна.
– А сейчас что, ночь? – Глаша почему-то испугалась.
– Нет. Вечер еще. Около шести где-то. Есть, наверное, хотите?
– Не знаю. Вроде нет. – Глаша прислушалась к собственным ощущениям, но так и не поняла, проголодалась она за сутки или все же не очень.
– Это от снотворного, – кивнула повариха без удивления. – Врач предупреждал. Но поесть все равно надо. Я принесу чего-нибудь легкого. Салатик, например. Или картошечки?
Глаша улыбнулась с благодарностью.
– Спасибо. Я очень люблю картошку. Но не нужно беспокоиться. Мне бы домой. Вы не знаете, где моя одежда?
Наталья Алексеевна усмехнулась:
– А нигде.
– Что значит «нигде»?
– То и значит. От одежи вашей остались только ленточки. Уж не знаю, как вас угораздило. Хозяин сказал, что на вас в магазине витрина обрушилась, стеклянная. Так, нет? – Повариха подождала ответа, потом сказала: – Ладно, молчите, если хотите. А то соврете что-нибудь не ко времени, будете потом мучиться.
– Почему же совру? Павел Аркадьевич сказал – стекло, наверное, так оно и было. А я все равно ничего не помню.
– Ясно. Память, значит, отшибло. Сказала же – молчите лучше. – Перехватив Глашин недоуменный взгляд, она пояснила: – Вы за дуру-то меня не держите, не надо. Я не вчера родилась, знаю, что стеклом так не поранишься. – Она вздохнула обиженно. – Пойдемте лучше в постель. Обопритесь на меня.
Но Глаша от помощи отказалась. Она чувствовала себя гораздо лучше и ходить могла самостоятельно. В голове тоже немного прояснилось.
В комнате она присела на край кровати.
– Это спальня для гостей?
– Нет, гостевые все заняты. А что?
– Мне здесь как-то неуютно. Как будто следит кто-то.
– Это от температуры. Мерещится. Кому нужно за вами подглядывать? Вы ведь в приличном доме.
Отвернувшись от Глаши, она отдернула штору и деловито пощупала батареи.
– Горячие. Но вы все равно одеялом накройтесь. Или вот халат набросьте.
Бархатный халат, разложенный в кресле, не вызвал у Глафиры энтузиазма. Она с благодарностью отказалась.
– Ну, как хотите. – Наталья Алексеевна не стала настаивать. – Спальня эта принадлежала Бэлле, жене хозяина. Остальные сейчас заняты, поэтому вы тут и оказались. Но вы голову себе не забивайте. Бэлла хоть и покойница уже, но умерла она не здесь, в больнице. Так что привидениям у нас взяться неоткуда.
– Да я вовсе и не думала о привидениях!
Кухарка хмыкнула, нервно сцепила перед собой руки, потом глубоко вздохнула.
– Просто так я, – пробормотала она суетливо. – Ничего такого в виду не имела. – Она вдруг приложила руку к своему лбу, словно проверяла температуру, и пробормотала: – Ох, что-то мне нехорошо. Устала я сегодня как собака.
При этих словах Глаша немедленно вскочила на ноги и вскрикнула:
– Собака! Где моя собака?!
– Какая еще собака, девочка? – отпрянула кухарка.
– Моя собака. Ротвейлер. Черный такой, большой очень. Где он, вы не знаете? Его Тайсон зовут, он был со мной в лесу, – затараторила Глаша, тараща на женщину умоляющие глаза.
– Да не было здесь никаких собак.
– Не может быть! Где же он?
– А я откуда знаю? Вы были без собаки. Я вам дверь открывала, видела. Впрочем, нужно у хозяина спросить. Кстати, откуда в лесу взялось стекло, об которое вы поранились?
Вопрос застал Глафиру врасплох. Она была слишком расстроена, чтобы быстро придумать достойное объяснение, и поэтому просто сделала вид, что не расслышала. Поднявшись с кровати, она решительно двинулась к двери.
– Куда вы? – всполошилась Наталья Алексеевна.
– Искать хозяина.
– Зачем меня искать? – раздалось с порога.
Глафира остановилась, в бешенстве сжав кулаки. В пылу гнева она совсем позабыла, что одета более чем легкомысленно. В отличие от нее Райский это заметил и оценил.
– Где моя собака, Павел Аркадьевич? – В голосе Глаши отчетливо звенели слезы, хотя она старалась говорить с достоинством.
Он промолчал. Кухарка пролепетала что-то про картофельное пюре и поспешно ретировалась. Они остались один на один.
– Почему вы не отвечаете? Куда подевался мой пес?
Глаша машинально убрала с лица длинную прядь волос и требовательно посмотрела на Павла. Уголки ее рта заметно тряслись. Павел сел в кресло, помолчал еще немного, барабаня по подлокотнику пальцами. Эта дробь прозвучала для Глаши как похоронный марш.
– Понимаете, Глаша, ваш пес пропал, – выговорил он наконец, явно сделав над собой усилие.
– Как это пропал? Это невозможно! Он не отходил от меня ни на шаг. Он не мог пропасть! – выкрикнула девушка отчаянно.
– Очевидно, произошло что-то, с чем он не смог справиться, – осторожно предположил Райский. – Он мог просто испугаться и убежать.
– Да что вы несете? – возмутилась Глаша. – Тайсон ничего не боится! Он сильный и смелый, он бы не бросил меня ни за что!
Она поняла, что только что сама выдвинула единственное возможное объяснение, которое не решался высказать вслух Райский. Если собака никогда не оставила бы хозяйку по своей воле от страха или по трусости, то исчезнуть она могла лишь в одном случае – если кто-то убил ее. Поняв это, Глаша заплакала.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
