— Добро пожаловать, мосье Даниельссон. Как вы оказались в Таиохаэ? Ваше здоровье!
Мне вручили бокал, и я радостно чокнулся с веселой компанией. Одним бокалом больше или меньше — в моем теперешнем состоянии не все ли равно…
9. Прощание
Один из офицеров сжалился и отвел меня в свою каюту. Я тотчас сбросил мокрую, грязную одежду и прошел в умывальник. Здесь — чудо из чудес! — была ванна. За три года в Полинезии я почти успел забыть, что это такое. Повернул кран… Горячая вода! Как приятно лежать среди островков мыльной пены.
У меня не было даже приличного костюма, но офицер одолжил мне свой, выходной (без погон и нашивок). Вот только обуться я не смог, хотя врач намазал всякими снадобьями мои распухшие ноги. Ничего, ведь мы в Полинезии. Чистый, в отутюженном костюме, но босиком я вернулся к столу. Обед еще только-только начался. Я был голоден как волк и мгновенно догнал остальных.
После десерта на палубе подали кофе с коньяком и ликеры. Полулежа в кресле (рядом — роскошный стол), я совсем другими глазами смотрел на окружающие Таиохаэ суровые горы. Странное создание — человек. Только что я проклинал собственную глупость: придумал тоже, в этакой глуши играть в поселенца! А теперь мне уже было грустно при одной мысли, что я скоро покину Маркизские острова. Звонкие фанфары отвлекли меня от размышлений. Вся компания направилась к борту. Смеркалось, зажглись два мощных прожектора и залили палубу светом.
Вождь и администратор Таиохаэ прибыли с прощальным визитом. Следом за ними к крейсеру подошла целая флотилия лодок с балансирами. Как всегда в этих широтах, стемнело быстро, и на лодках вспыхнули факелы. Беспокойное пламя рассыпало блики на волнах, залив напоминал расшитый звездами бархат. Кто-то запел, и могучий хор подхватил песню под аккомпанемент ритмично взлетающих над водой весел. Лодки собрались у борта там, где стояли губернатор и прочие чины. Две юные красавицы поднялись по трапу, чтобы поцеловать нас и повесить нам на шею гирлянды из цветов. «Понятно, — подумал я, — добрые жители Таиохаэ хотят, как и обитатели Пуамау, получить водопровод и стараются произвести самое лучшее впечатление…»
Разумеется, вслух я ничего не сказал.
Зарокотала машина. Крейсер медленно развернулся носом к выходу из бухты. Администратор и вождь, попрощавшись, спустились вместе с девушками в лодку. С других лодок гребцы дружно махали факелами. Снова фанфары, и машина прибавила обороты. Со скоростью двадцати узлов мы выходили из залива Таиохаэ. Один за другим гасли факелы. Сквозь тяжелые тучи едва пробивался свет луны, но я различал на фоне темного неба чуть посеребренные могучие горные массивы Нукухивы.
— Какие чудесные острова! — воскликнул один из офицеров, когда мы вернулись к своим креслам, — И какие в этих краях радушные, приветливые люди. А женщины — красавицы! Жаль, что мы стоим лишь по нескольку часов в каждом заливе.
Он вздохнул. Остальные офицеры сочувственно кивали.
— И как же еще примитивна здешняя жизнь, — заговорил другой. — Люди носят одежду из луба, танцуют древние языческие танцы. Хотелось бы мне подольше побыть тут, как следует узнать Маркизские острова…
Он повернулся ко мне, ожидая волнующих подробностей о местной райской жизни. Остальные тоже приготовились слушать. Прежде чем я успел заговорить, мне протянули журнал, очень распространенный американский еженедельник.
— Расскажите нам об этом. Ведь вы, наверно, знаете Долину женщин?
Я взглянул: фото на всю страницу — прекрасная маркизанка в одной только лубяной юбочке. Большими буквами название статьи: «Долина детей природы». Текст рассказывал об уединенной долине на одном из Маркизских островов, где туземцы ведут идиллическую примитивную жизнь в бамбуковых лачугах и женщины по сей день ходят почти нагими. Многие нравы и обычаи, которые повсеместно исчезли, тут сохранились. Долина так труднодоступна, что в нее почти никогда не проникают белые. Жирные буквы сообщали фамилию фоторепортера. Ну конечно: Ларри…
Я решил рассказать, не отступая от истины, как сложилось наше с Марией-Терезой полугодовое пребывание на Маркизских островах. Слушатели не сомневались в моей искренности, но слишком свежи были их собственные воспоминания о празднествах, танцах и маскарадах, которые сопровождали молниеносную инспекционную поездку губернатора.
На следующее утро я сидел на палубе в той же компании. Официанты разносили кофе и свежие французские булочки с мармеладом; океан был на редкость покойным, небо — безоблачным, словом, благодать, но меня угнетала тревога за Марию-Терезу. Где она сейчас? Если капитан не сдержал слова, если шхуна не зашла в Эиаоне, ей придется не меньше месяца ждать в одиночестве…
Вдруг подошел телеграфист: меня вызывала Атуана. Мы успели довольно далеко уйти от Маркизского архипелага, острова давно скрылись за горизонтом, но слышимость была еще хорошая. Атуанский радист предупредил, что сейчас со мной будут говорить, и я услышал голос… Марии-Терезы!
Капитан «Теретаи» не подвел. Накануне поздно вечером он забрал ее. Из Атуаны шхуна пойдет прямо на Таити. Значит, Мария-Тереза прибудет почти сразу же следом за мной! О такой удаче можно было только мечтать.
Впрочем, рассказала мне Мария-Тереза, до прихода шхуны ей пришлось пережить еще немало приключений. Она думала, что судно появится тотчас после моего письма. Сложила вещи, ей помогли отнести все на берег. Чтобы коты не потерялись, она заперла их в ящик. После трехдневного ожидания у нее и у котов лопнуло терпение. Поняв, что шхуна изменила маршрут, Мария-Тереза вернулась в домик.
А через несколько дней она вдруг заметила точку на горизонте: шхуна! (Видимо, мы как раз вышли с Уа-Хуки на Нукухиву.) Снова Мария-Тереза заточила котов в ящик и поспешила с багажом на берег. Но шхуна тем временем исчезла. Но было ее и на следующее утро. Значит, опять домой…
И когда судно наконец пришло, одного кота, Нефеликса, недосчитались. Он удрал, сломав стенку ящика. Снова надо было перетаскивать все вещи, и Мария-Тереза еле-еле управилась — капитан, как всегда, страшно спешил. Нефеликса, как она ни огорчалась, пришлось оставить.
Вся палуба шхуны была занята грузом и пассажирами. Только вышли из Эиаоне — хлынул дождь, и тридцать человек кинулись в тесную каюту. Духота и запах копры скоро выгнали Марию-Терезу опять на палубу. Единственное защищенное место было на корме возле штурвала. По совету рулевого Мария-Тереза забралась в пустой ящик и сделала из плаща навес. Теперь ветер и дождь ей но докучали, но, как нарочно, ночью очень сильно качало, и ее одолела морская болезнь.
