– В гостиницу «Боланд», – ответила она. – Если там еще есть свободные места.
«Его начали мучать навязчивые мысли о парности событий. Две похожие друг на друга женщины. У обеих одинаковые черные с белой отделкой платья. Две черные лошади стояли в загоне. Два часа дня. Два красивых горных пейзажа. Все хорошее идет парами. Чай на двоих. Слишком мало. Слишком много. Слишком скоро.
Возможно, он далеко зашел в выдуманный мир. В воображении, выдуманности есть безопасность. Если оставаться в царстве грез, фантазий, вызванных воображением образов, – можно все понимать и контролировать.
Он отступает. Он боится. Он видит, что в реальном мире поступки не остаются без последствий. Начинается противодействие его поступкам и потеря уединенности. Уединенность присуща миру его фантазий.
Он вышел вечером прогуляться. Перед ним, за полем, был освещенный дом. На темной дороге, неподалеку от дома, припаркована полицейская машина.
Прошлым вечером он заходил в ее домик. А сегодня здесь полиция. И все потому, что он был в ее комнате.
Причинная связь.
Поэтому он удовлетворяется воображением, дает себе обещание оставить все на этом уровне и дальше не пойдет.
Идея для сцены. Возможный воображаемый ряд кадров. Она танцует с ним. На ней платье с белой отделкой. Нет, лучше, если, она будет в свадебном платье без бретелей, в том, которое она надела на съемках. Обнаженные плечи, шея, тонкие позвонки. Он танцует с ней. В руке, которая лежит на ее обнаженной спине, он держит нож. Она не видит этого, но чувствует, когда он прижимает ее покрепче к себе. Он проводит ножом через ее волосы, словно пальцами. Пока они танцуют, он расчесывает ей волосы черным ножом. Она склоняет голову, ощутив прикосновение холодного металла, старается резким движением отодвинуться от него. Она бьется в его руках, вырывается. А когда снова поворачивается к нему, он видит нож в ее руке.
Нет. Я не хочу этого. Почему снова появился этот образ? Становится труднее. Даже фантазии выходят из-под контроля. Почему она держит нож? Она не должна держать его. Откуда он у нее?
Потом он понимает. Он тихо ругается. Он сам оставил его там. Идиот. Когда он выбежал из домика, чтобы вернуться с видеокамерой, он оставил нож на кровати. Взял халат, а этот чертов нож оставил. Он вспоминает и немного успокаивается – он был в перчатках. Конечно, он надел их, когда вошел в домик.
Но сейчас нож у нее. Он уверен в этом. И на мгновение он снова пугается, что теряет власть. Потом вспоминает, что все в его жизни подчиняется теперь парности событий и вещей. И успокаивается».
Глава 11
Харм приготовил постель для Нии в задней комнате, где прошлым вечером они смотрели историю ее жизни из альбома для наклеивания вырезок. Ния вошла и остановилась у двери, внимательно следя за тем, как он расстилает одеяло на диване. Она сменила фиолетовое платье на черные леггинсы и объемную белую футболку. Малиновые губы сердечком и тени на веках она смыла начисто. Открытое и светящееся лицо без косметики, совсем не похоже на лицо простушки. Харму пришло в голову, что ее лицо без косметики, может быть, еще одна роль, образ, слой. Она – сложный человек, постоянно меняющийся. Словно смотришь в калейдоскоп, зная, что там все одно и то же: цветные маленькие стеклышки, рассеянный свет, зеркала, отражающие друг друга. И все же оторваться от созерцания – невозможно.
– Чуть не забыла, – Ния подняла портфель, открыла его и положила на диван.
Она раздвигала отделения, заглядывала в щелки, вытаскивала разные вещички. Просмотрев, засовывала их обратно.
– Я нашла еще одно письмо, оно, должно быть, выскользнуло из связки.
Харм наблюдал, как она вынула старый корсаж в пластиковой упаковке, почтовую открытку, крошечную пластмассовую куклу, свечу с именинного торта, фотографии. В конце концов, она нашла тонкий голубой листок и передала его Харму.
– А что это за хлам? Реквизит для вхождения в роль?
Она резко захлопнула портфель, вид у нее был смущенный.
– Никогда не задумывалась о нем с этой точки зрения. Фактически, это для того, чтобы выйти из образа героини. Это подлинная комната отдыха и воспоминаний.
– Что вы имеете в виду?
– Оглянитесь вокруг здесь, в своем доме – вот школьные фотографии вашего сына, теннисная ракетка – вон на той полке, табличка на стене с каким-то высказыванием, которое вам нравится. Вы можете все это держать у себя дома. Все эти мелочи напоминают, кто вы такой. Дают ваше отражение. Поэтому, путешествуя, я беру портфель с собой. Это просто напоминание о доме. Вместо чердака или чуланчика. Я так много времени провожу в дороге. Продолжайте, – она кивнула. – Можете сунуть нос. Ничего ценного здесь нет.
Он принялся перебирать безделушки: программки на званые обеды, счета из гостиниц, пуговица-жемчужинка. Пакет с фотографиями, на некоторых из них – знакомые всем лица. Ния сидела рядом с ним, заглядывая через плечо, пока он перебирал фотографии.
– Это Робин в Манзанилло, – тихо сказала Ния. – Мирина пристроилась вздремнуть. Джек и Сюзанна на сборе средств в пользу бездомных. Старая фотография.
Было несколько снимков форели, разложенной на листьях папоротника, черные скалы.
– Хороший улов? – спросил он.
– Джек наловил. У нас был настоящий пир.
Рекламный листок летнего театра в Орегоне, мать Нии, Кэрол Уайтт, в роли Аманды Уингфилд в «Стеклянном зверинце». Хари сложил фотографии обратно в портфель и застегнул его. Он понимал, что Ния сидит очень близко, посмотрел на ее руки, сложенные на коленях. Быстро прочел письмо, оно было раннее, без угрожающего и жуткого тона. Но в нем уже проскальзывали странные фантазии. «Мысленно рисую… Я представляю, что… Иногда, когда я почти засыпаю, я думаю о тебе.
Кто-то считающий себя действующим лицом в ее жизни. Леонард? Возможно. Случайный фанатик? Даже в хаосе есть определенная модель. Данные о, казалось бы, беспорядочном движении комариного облака, введенные в компьютер, дали возможность увидеть в этих движениях план, схему. Если наблюдать за ними довольно долго и с достаточно близкого расстояния, всегда возникает вопрос – есть ли мы интеллект в их понимании.
– Должна быть какая-то логика в том, что происходит, – сказал он.
– В чем?
– Сколько времени прошло с тех пор, как вы расстались с Леонардом? – спросил он.
– Три года. Более-менее.
– Что вы подразумеваете под «более-менее»?
Она прикрыла глаза.
– Трудно полностью порвать с Леонардом. Надо быть каменной или железной.
– Вы все еще любите его?
Она сразу же покачала головой.
– У нас был длинный-длинный роман. Мне интересен Леонард. Он – незаурядная личность. И Мирика тоже. Но я не люблю его. Я сумела отделить одно от другого. А как насчет вас? Вы любили когда-нибудь? Вы-то знаете, что любовь, фактически, никогда полностью не исчезает? Сохранилась ли у вас привязанность к вашей бывшей жене? А у нее к вам? Не накатывает ли временами тоска, не захватывает ли, не тянет ли назад? – она посмотрела на него сквозь упавшую на глаза прядь волос.
