Результатом титанического труда явились «Экономическо-философские рукописи» Маркса, написанные за шесть месяцев, с марта по август 1844 года, и представляющие собой первые наброски будущих гениальных творений.
Политические друзья Маркса с нетерпением ждали его книгу о политической экономии. Юнг писал ему из Кёльна: «…каждый с огромным нетерпением ожидает Вашего труда о политической экономии и политике. Я прошу Вас об одном: не отвлекайтесь снова на Другие работы; совершенно необходимо, чтобы такой труд появился. Борьба с религией завершена, и таковую вполне можно представить самой широкой публике, но что касается политики и политической экономии, то здесь еще отсутствует всякая определенная точка опоры. И все же публика настроена разделаться с этими абстракциями быстрее, нежели с религией. Вы теперь должны стать для всей Германии тем, чем уже являетесь для Ваших друзей. Вашим блестящим стилем и большой ясностью аргументации Вы здесь должны одержать и одержите победу и станете звездою первой величины».
Продвигаясь вперед по различным дорогам в поисках истины, Маркс и Энгельс, как это выяснилось во время их второй встречи в Париже в конце лета 1844 года, пришли к одним и тем же выводам, и это единство взглядов, принципов и целей навело их на мысль о сотрудничестве, которому суждено было превратиться в беспримерный в истории человечества дружеский союз двух гениев.
«Живя в Манчестере, — писал впоследствии Энгельс, — я, что называется, носом натолкнулся на то, что экономические факты, которые до сих пор в исторических сочинениях не играют никакой роли или играют жалкую роль, представляют, по крайней мере для современного мира, решающую историческую силу: что экономические факты образуют основу, на которой возникают современные классовые противоположности, что эти классовые противоположности во всех странах, где они благодаря крупной промышленности достигли полного развития, в частности, следовательно, в Англии, в свою очередь, составляют основу для формирования политических партий, для партийной борьбы и вместе с тем для всей политической истории. Маркс не только пришел к тем же взглядам, но и обобщил их уже в «Немецко-французском ежегоднике» (1844 г.) в том смысле, что вообще не государством обусловливается и определяется гражданское общество, а гражданским обществом обусловливается и определяется государство, что, следовательно, политику и ее историю надо объяснять из экономических отношений и их развития, а не наоборот. Когда я летом 1844 г. посетил Маркса в Париже, выяснилось наше полное согласие во всех теоретических областях, и с того времени началась наша совместная работа».
Маркс и Энгельс прошли плечом к плечу сквозь бури и штормы, они сражались рядом, дополняя друг друга как теоретики и революционеры.
Маркс в Париже так же, как Энгельс в Англии, перешел Рубикон — он окончательно порвал с идеализмом и принял материализм, он отказался от иллюзий буржуазного демократизма и прочно стал на позиции научного коммунизма.
В библиотеке, в зале, чинном, покойном, горели свечи и лампы. Было тихо, торжественно. Шуршали листы каталогов и книг. Точно вздохи. Карл любил эту тишину, этот запах стареющей бумаги. Вокруг было столько знакомых. С полок они смотрели на него.
Карл читал невероятно быстро. В памяти оставались нужные, важные подробности недавнего прошлого. Иногда он выписывал что-то, отмечал страницы в принесенной тетрадке, условным значком обозначал прочитанное.
Ненасытное желание знаний все еще владело его умом. Великая потребность обобщить все политическое, социальное и культурное многообразие жизни, подчинить его одной, всеисчерпывающей точке зрения гнала его от идеи к идее, к синтезу.
Книги, окружающее, люди были для Маркса лишь послушными помощниками. Зодчий стремился воздвигнуть здание, они поставляли ему необходимые камни. Неисчислимые часы мог проводить Карл в величественном молчании читального зала. Он не избегал трудностей в научных изысканиях, не боялся строгой абстракции.
Пока Карл, позабыв обо всех заботах, склонившись над книгой, сидел в Национальной библиотеке, Женни и Елена занимались хозяйством.
Денни родила 1 мая. Карл в комнатке Ленхен подле кухни курил не переставая. Беспокойство гнало в коридор, на лестницу. Он метался. Стоны за стеной становились сильнее, переходили в крик, Ленхен, вся в белом, появлялась с ведрами, тазами и уходила вновь. Она не отвечала на расспросы.
Была чудесная весна. На улице Ванно зацветали каштаны, как в Трире. Бело-розовые тугие цветы засматривали в окна.
Наконец на свет появилась девочка. Карл, измучившийся, но счастливый, нашел дочь красавицей и сказал важно:
— Ее имя будет Женни, лучшего человечество не создавало.
Вечером явился Гейне, неловко передал госпоже Маркс смятые под плащом цветы. Вскоре зашли и Гервеги. Карл откупорил бутылку рейнвейна и поднял бокал в честь двух Женни.
При виде мастеровых, пришедших с поздравлениями, Руге, живший с Марксами в одном доме, на мгновение задержавшись на площадке перед входной дверью, сказал язвительно:
— Поздравляю Карла не только с дочерью, но и с толпой приверженцев. Полтора пролетария с тобой во главе, конечно, уничтожат реакцию и установят коммунизм. Надеюсь, вам это удастся не скоро.
Карл не удостоил недавнего союзника ответом.
Дела много. Нужно ответить на письма. Для этого лучше всего зайти в маленькое кафе возле почты. На мраморном столике легко пишется. Юнг в Кёльне занят распространением ввозимого контрабандой первого и единственного номера «Немецко-французского ежегодника». Порывшись в карманах в поисках карандаша, Карл вспоминает о безденежье и материальных трудностях, на которые обречена его семья. Скоро ли Юнг пришлет ему денег? Тяжелы эти поиски средств существования. Бедная Женни, как старается она экономить, не досаждать ему! Он чувствует свою ответственность перед ней и ребенком, страдает от невозможности дать им самое необходимое.
Упрямое, решительное «отобьемся!» срывается с его уст.
К делу, к делу!.. Обер-президиум в Кобленце разослал пограничным властям приказ об аресте Маркса. Итак, год в Париже, статьи и выступления в клубах не прошли даром. Прочитав об угрозе немецких властей, Карл ощущает удовлетворение, приток новых сил. Значит, то, что он делает, нужно, важно, существенно. Значит, выпущенные снаряды попали в цель. Пусть на угрюмой громаде прусской монархии его перо вызвало лишь одну видимую трещину. Пусть. Разве не из трещин образуется впоследствии пропасть?
«Мы не сдадимся!»
Карл вспоминает о дневном собрании немецких ремесленников на улице Венсен у Барьер-дю-Трон, о своем намерении побывать там.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
