Так, на всякий случай. И еще я поменял рейхсмарки на лиры, лучше сделать это сейчас, в аэропорту.
– Taxi, per favore, – сказал я служителю на стоянке, важному, как петух, и одетому в какой-то вариант формы. Итальянцы относились к тем нациям, которые просто обожают форму – хоть какую.
Служитель замахал палкой – и к пандусу подкатило такси.
Боже…
«Фиат», настолько старый… ему, наверное, лет двадцать, не меньше, – это потом я с удивлением узнал, что эти машины выпускаются специально для такси и поныне. Желтый, каким обычно и бывают такси, побитый – причем нельзя сказать, что он попадал в какую-то серьезную аварию, но по бокам то тут, то там небольшие вмятины и царапины, одна фара треснута. По сравнению с берлинскими и женевскими «Мерседесами» выглядит, мягко говоря, уныло.
Сразу вспомнилась история банкротства русского «Фиата»… они в Москве работали с пятнадцатого года и поначалу успешно, но потом разорились, не выдержав конкуренции с нижегородским «Фордом» и аксайским «Доджем»… все-таки Россия – это не Италия, мы любим машины большие, солидные, крепкие. Банкротство было скандальное… дело дошло до Правительствующего Сената, причем при разбирательстве так и не смогли разобраться, кто больше разворовал, русские или итальянцы. Ладно…
– Una pension, – объяснил я таксисту, молодому и похожему на турка или араба, по-итальянски и добавил по-немецки, которым я владел вполне свободно: – Ich bitte mir die Pension nehmen. Gute pension[57].
То ли таксист немного понимал немецкий, то ли многие туристы просили того же самого, но он истово закивал:
– Si, si, signore. Capisco[58].
Вот и хорошо…
Фьюмиччино находится на некотором удалении от Рима – хотя постоянный рост населения Вечного города привел к тому, что теперь Фьюмиччино стал окраиной большого Рима. Но скоростная автострада как была, так и осталась, и сейчас мы мчались по ней в Рим.
Мчались – это, конечно, красиво сказано. Особенно после того, как мы пересекли скоростную А90 – римское кольцо, дорогу вокруг Рима. Видимо, то ли я попал в час пик, то ли тут всегда так, но мы не мчались, а передвигались резкими рывками, то снижая скорость километров до двадцати в час, то резко набирая сотню. Водитель что-то говорил мне, но я не понял ничего, кроме Puttana, видимо, водитель так величал участников дорожного движения. Само движение было организовано плохо: выделенной полосы под тяжелый транспорт не было, все большие грузовики двигались в общем потоке, солидно тормозя его, один раз мы даже обогнали экскаватор. Сильно досаждали мотоциклисты и скутеристы – по мне, нужно быть полным отморозком, чтобы ехать по скоростной трассе на скутере, но тут это было сплошь и рядом. Одним из символов Италии был маленький скутер «Веспа», «Оса», он был очень удобен, потому что на нем не было коробки передач, на нем можно было ездить без прав и без шлема. И без головы – судя по тому, как ловко и опасно маневрировали ездоки на скутерах прямо рядом с машинами, обгоняя сыплющиеся в их адрес проклятья.
Кстати, понятно, почему такая машина избитая. При таком темпе движения столкновений, хотя бы мелких, не избежать, чинить – не начинишься.
Мастерство водителя я отблагодарил бумажкой в сто лир[59] помимо счета. Водитель совсем расцвел и заверил, что если мне нужна будет la ragazza, чтобы скрасить пребывание в вечном городе одинокого немца, то стоит только позвонить по телефону, указанному на карточке. Карточку я взял, вежливо кивнул головой и сказал «danke sсhön».
Семейный пансионат, в который меня привез разговорчивый водитель, находился в районе Трастевере, на западном берегу Тибра. Район считался старинным, но «внутренним», там не было туристических маршрутов, дорогих отелей и известных достопримечательностей. Узкие улицы и дурное освещение вкупе с давящей со всех сторон теснотой во всем были непривычны и внушали тревогу. Пансионат располагался в старинном четырехэтажном здании, год постройки которого я определил как тысяча восьмисотый от Рождества Христова, не раньше. С одной стороны к нему примыкало еще одно здание, с ним была общая стена, с другой стороны была стоянка для машин.
Входя, я мобилизовал все свои скудные запасы итальянского, полагая, что прописаться будет сложно, но оказалось, что все это излишне. Меня встретила белокурая и очень привлекательная mädchen, которая на чистейшем немецком сообщила мне, что ее зовут Джованна, что папа у нее был немцем, она знает язык и рада приветствовать гостя из Германии на древней итальянской земле. За пять минут я получил комнату, какую хотел, – на последнем этаже, чтобы можно было вылезти на крышу и перелезть на соседнее здание. Лифта в здании не было, нормального освещения на лестницах тоже – и любезная mädchen, взяв фонарь (днем!), пошла мне показывать дорогу на узкой, старинной лестнице. Ступени лестницы были крутыми, юбка была по новой моде узкой и короткой, и зрелище было впечатляющее, надо сказать. Но я приехал сюда не за этим.
Комната было небольшой, но чистенькой, с высоким потолком и старой, но крепкой мебелью. Единственным диссонансом в обстановке конца девятнадцатого века была двуспальная кровать – европейская двуспальная, в САСШ такая считается полуторной. В комнате было чисто, кровать заправлена очень аккуратно, как у нас раньше проверяли – чтобы монетка отскакивала.
Я достал еще одну бумажку в сто лир.
– Простите, юная фроляйн, может так получиться, что я буду возвращаться поздно, и мне не хотелось бы вас беспокоить. Возможно ли не сдавать ключ?
– Ах, конечно, синьор. Никакого беспокойства, двери у нас открыты до часа ночи, вас это устроит?
– Да, вполне.
Юная фроляйн сделала что-то наподобие реверанса.
– Если я вам понадоблюсь, наберите один на аппарате, я всегда на месте. Приятного отдыха в вечном городе, герр Бааде.
– Благодарю вас, юная фроляйн.
Интересно. Судя по тем взглядам, которые на меня бросала сия юная особа, я еще котируюсь на рынке. Или она попросту ищет приключений. Или даже подрабатывает… нет, проституцией это назвать нельзя, на улице она не стоит… сопровождает солидных мужчин, скажем так. Сейчас это очень распространенный способ подработки в среде молодежи… образование нынче стоит дорого, особенно университетское, нравы свободные, а современные методы контрацепции позволяют избегать нежелательных последствий всего этого. Как бы то ни было – Бог ей судья.
Для того чтобы начать поиски правды о происхождении Анахиты или Люнетты, можно было обратиться в римскую магистратуру, однако я решил идти выше, поскольку как потомственный дворянин, причем князь, имел на это право. Аналогом Британской Геральдической Палаты в Итальянском королевстве являлся Королевский Геральдический совет при Его Величестве. Короле Италии Альберте Иммануиле Третьем Савойском, заседал он в Палаццо ди Мадама на Корсо дель Ринашименто[60] – это в Риме, бывший римский дворец герцогов Медичи, а основной архив у него был в Падуе.
Для начала мне нужен был транспорт. Рим – слишком большой город, чтобы передвигаться по нему пешком. Автобусы здесь были, конечно, но глядя на то, как эти аквариумы (автобусы были сделаны специально с максимальной площадью остекления для туристов, чтобы разглядывать достопримечательности) еле ползут в плотном, как английский кисель, транспортном потоке, – передвигаться на автобусе расхотелось. Метро? Только две ветки, в Риме в этом смысле сделано очень мало, длина веток всего тридцать восемь километров, в Лондоне, к примеру, четыреста. Такси… тоже в пробке стоять.
Проблема решилась просто. Выйдя из метро на станции Болонья, я заметил табличку «Прокат» – и уже через несколько минут стал временным обладателем… велосипеда! Самого настоящего, белого цвета – как мне объяснили, такой цвет имеют только прокатные велосипеды, и их можно оставить в любом месте рядом с велосипедной дорожкой. Подберут.
На велосипеде я катался… нет, не в детстве, двенадцать лет назад в Крыму на флотских курсах выживания в экстремальных условиях. Навыки вспомнились – если на первых ста метрах мне то и дело приходилось ставить ногу на дорожку, чтобы не упасть, то дальше я покатил все уверенней и уверенней. Велосипед – не самое худшее средство передвижения по Риму, если учесть, что средняя скорость автомобиля по городу днем составляет восемь километров в час. Стоим, господа, стоим.
До Палаццо ди Мадама я добрался минут через сорок – оказалось, что я запутался и уехал на метро несколько не туда. Дорога здесь, как и везде в Риме, была узкой – и я счел возможным прислонить велосипед к стене. Тем более там уже стояло несколько, только не прокатных, а частных, причем дорогих марок. Приведя в порядок костюм – штанины пришлось загнуть, чтобы не попали в цепь, – я постучался в дверь Королевского Геральдического Совета.
Меня пригласили внутрь, провели на второй этаж, предложили колониальный кофе. Колониальный – это кофе с перцем и приправами, что-то типа глинтвейна, но на основе кофе, а не чая, нигде кроме колоний так не пьют. На стенах висели картины, неизвестные мне, но скорее всего подлинники, Рим – это Мекка подлинников, после падения Парижа в двадцатом многие искусствоведы бежали сюда. Старинная мебель, драпированная дорогой тканью стена, тяжелые шторы – все производило впечатление солидности и благородия, как и должно быть в заведении, подобном Геральдической комиссии.
