молодой и незамужней; мои интересы не учитывались вовсе.
Кристина прошла вдоль стены и провела рукой по кожаным висюлькам.
— Так что не обманывайтесь, помещик, я не самая хорошая жена. И не самая верная.
В этот момент Кристина Мутантина, — в девичестве Черкасская, — одним ловким движением стащила с себя флисовую кофту. Под кофтой у неё не было ничего.
Ох и хороша, сучара. Милфуша в самом лучшем значении этого слова. Отдельно я ещё раз отметил для себя осанку Кристины Константиновны. Гордая, статная, утончённая. Когда женщина так сложена, невольно начинаешь наслаждаться теми деталями, на которые в другое время не обращаешь внимания. Под такими деталями я имею ввиду ключицы, лопаточки, плечики, шейку. Опять-таки, рельеф позвоночника…
Но да чего это я⁉ Одной осанкой сыт не будешь! Меж двух осанок быр-лыр-лыр лицом не сделаешь!
Грудь у Кристины Константиновны была ебейшей. Полная, как луна. Тяжёлая, как грех. Идеальная четвёрочка с благородным провисом; не шар, не груша, а такая вот половинка от мультяшного сердечка. Соски — две вишенки, почти без ореолов.
Писос проснулся, встрепенулся и всерьёз настроился погостить в Кристине Константиновне.
— Людвиг Иванович, — сказала она, носок об носок сняла тапочки и спустила штаны, — он ведь на самом деле… Так, секундочку… Погодите, помещик, сейчас продолжу…
Кристина начала вдумчиво рассматривать стенд с латексными приблудами, а я в свою очередь её голую задницу. Такую бы задницу, да на рекламу соков — ассоциативный ряд выстраивается мгновенно.
— Так. На чём я остановилась? Ах, да. Мой благоверный Людвиг Иванович на самом деле не плохой человек, — Кристина Константиновна взяла ту самую штуку из ремней, которую я недавно рассматривал, расправила её, встряхнула, накинула на плечи и затянула ремешок.
Беру свои слова насчёт конской упряжи обратно. Пиздатая штуковина. Такую бы в каждый дом нужно. Для повышения демографии, да и так чисто, на вечер пятницы повеселиться.
— Но как муж он совершенно несостоятелен, — продолжила Кристина.
С этими словами она натянула на себя кожаные трусики, которые открывали доступ ко всему тому, что трусикам полагалось бы скрывать, зато обтягивали многое другое.
— Да и как муж тоже, — наконец-то закончила свою мысль баронесса, подмигнула мне и взялась за чулки. — И потому, наверное, от недостатка любви и ласки у меня появилось множество различных фантазий. Очень-очень пошлых фантазий. Очень-очень грязных. Одна из таких фантазий, например: изменить мужу с его врагом. Очень уж меня она заводит.
Играть в поддавки становилось всё тяжелее и тяжелее. Стоять неподвижно, когда ты двигаться не можешь — это одно, а тут совсем другое. Морская фигура на месте замри, ага. Руки затекли. Нос чешется. В конце концов, писос встал не в ту штанину и очень хочется его скорей поправить.
Кристина Константиновна справилась с чулками и продолжила:
— Интересней было бы только одно: изменить Мутантину с его врагом прямо при нём, — баронесса чуть задумалась. — И я, кстати, могла бы это устроить. Он моей магии сопротивляться совсем не умеет. Но это не сегодня, как-нибудь потом. Вы согласны, помещик? Устроим театр куколд?
Кристина Константиновна надела чёрные туфли на высоком каблуке, посмотрелась в зеркало, подошла ко мне, покрутилась передо мной как девочка и спросила:
— Как вам, помещик? Нравится?
Затем она сняла со стенда последний предмет своего гардероба.
Ошейник. Толстый такой, чёрный, блестящий ошейник. С колечками, шипами и заклёпками. Кристина затянула ошейник на себе, пристегнула к нему поводок и вложила его мне в руку. Глаза её приняли обычный человеческий вид.
Я смекнул, что тут наконец-то можно двигаться. Разомри, морская фигура.
— Фу-у-ух, — сказал я.
Пускай и дальше думает, что её жостовское колдунство на меня работает.
— Пойдёмте, помещик, — сказала Кристина Константиновна и потянула меня за поводок. — У вас есть шанс хорошенечко отомстить своему недругу…
* * *
— НЕЕЕТ!!! — билась в истерике Кристина Мутантина, в девичестве Черкасская. — НЕТ!!! ТЫ НЕ ПОСМЕЕШЬ!!!
— Ах-ха-ха, — в который раз я ласково потрепал её раскрасневшееся полужопие. — Посмею, — а после встал с постели.
Ох и горячая она всё-таки сучка. Ну… Наверное. Немного даже жаль, что не узнаю этого на деле. А ведь ещё пару дней назад наверняка бы не сдержался; напал бы, сгрёб в охапку и давай пороть до обезвоживания.
— Илья Ильич, ты ебанулся! — ругал меня мой внутренний голос. — Совсем поехавший⁉ Прекрати валять дурака и давай уже действуй! Вонзись! Ужаль! Давай же, Илья Ильич, прямо сейчас! Смотри, какая она детородная! Смотри, как она лежит удобно; ну ведь выпрашивает прямо! Ну почему нет-то⁉ Ну почему⁉
А потому что. Вертел я всех этих баронов; вертел я их разборки, и шпионажи, и клонофермы, и всё-всё-всё, что с ними связано. А вот жён их я как раз не вертел и вертеть не собираюсь, — во всяком случае пока что, — иначе снова замажусь в какую-нибудь мутную историю. Иначе меня снова будут шантажировать, к чему-то принуждать, манипулировать.
Так что всё. Хорош. Хватит. Заканчиваем эту историю. Сейчас мне нужно немножечко спокойствия и размеренности. Пора за все мои страдания получить награду, и эту награду я назначу себе сам. Выбираю неделю десятичасового сна, трёхразового питания и пятиразовой Брусники.
— Помещик, стой!
— Меня зовут Илья Ильич.
— Илья Ильич, стой! Не уходи, пожалуйста! Ну не уходи!
После того, как я предложил Кристине Константиновне поиграть в связывание и надёжно зафиксировал это ебливое животное наручниками и ремнями, я шутки ради отходил её плёткой по заднице.
Ну… Кому шутка, а кому и нет. Перестарался видимо. Баронесса во время порки чего-то там сама себе напридумывала и не на шутку завелась.
— Пожалуйста, Илья Ильич! Пожалуйста! — заканючила она. — Тебе не нравится кожа⁉ Мы неправильно начали⁉ Давай я сниму! Давай так, как ты хочешь!
В другое время и при других обстоятельствах, я бы, конечно… стоп! Отставить эти мысли! Пора домой!
Я снял настенные часы с гвоздика и перевесил их — зацепил прямо за ткань над головой Мутантиной. Сейчас был ровно полдень. Я надел связку с ключами от наручников на минутную стрелку, — минут через двадцать упадут, — и двинулся на выход.
— Илья Ильич, ну пожалуйста! — она, кажись, начала реветь. — Делай всё, что хочешь! Любую грязь! Любую грязь, которую сможешь придумать! Я всё смогу! Я всё сделаю!
— До новых встреч, Кристина Константиновна. Рад был узнать вас поближе.
— Илья Ильич! ИЛЬЯ ИЛЬИ-И-И-ИЧ!
Приколюху придумал! Прям вот в тему, ага. Был бы я не Илья, а Дима, сейчас бы сзади раздалось:
— ДИМО-О-ООН!!! — и жахнула бы скрипка.
— Туруру-туру-ту-ру-ру, ту-ру-ру, ту, ру, ру, — начал напевать я и лишний раз улыбнулся своему больному остроумию.
* * *
Особняк Мутантиных я покинул так же беспрепятственно, как и проник на него. Когда я проходил мимо КПП, ребята-охранники пялились в телефон и что-то очень живо обсуждали. Не берусь утверждать наверняка, но кажется они выбирали новую лодку для рыбалки.
Затем я пятнадцать минут шёл пешком вдоль по лесной дороге, ну а дальше меня подхватил поручик Пузо. Он к тому времени уже успел отвезти девчонок в поместье, метнулся на заправку и вернулся за мной.
— Как всё прошло? Могу поздравить вас, Илья Ильич?
— Можешь, Пузо. Можешь.
Вышегор, Танька и Святопрост уже были дома; сестра отписалась ещё полчаса назад. Осталось узнать, как обстоят дела у нашей третьей, наименее рисковой команды:
— Кузьмич, — я созвонился с камердинером. — Ну как дела?
— На сегодня закончили, Илья Ильич! Уже к поместью подъезжаем!
— Погоди-ка. Ты что, хочешь сказать, что развёз на реализацию весь паштет⁉
— Нет, Илья Ильич, ну ты чего? Я тебе чего, блядь, волшебник что ли? Половину развёз, а половину вот прямо сейчас с собой везу. Барин Мясорубов разрешил взять погонять на денёк десятитонник с рефрижератором. Так что завтра с утра прямо из деревни и поедем.
— Ага, — сказал я. — С утра.
— С утра, — подтвердил Кузьмич.
— Ну удачи тебе, конечно, завтра с утра. Алкашки взял?
— Взял, Илья Ильич! Полный багажник!
— И шампанское?
— И шампанское!
— Ну всё тогда, давай. На месте встретимся.
Через полчаса, на последнем асфальтированном участке дороги по направлению домой, на обочине я увидел тот самый рефрижератор Мясорубова. Здоровый, белый,
