ни мгновения с ответом.
— Мне нечего сказать тебе, Мастер.
— В самом деле нет?
— Нет, — сказал Крабат твёрдым голосом.
— Тогда иди — и не жалуйся, если у тебя будут неприятности!
Снаружи в сенях стоял Юро — казалось, там он поджидал Крабата. Теперь Юро потянул его на кухню и закрыл за собой дверь.
— У меня тут кое-что есть, Крабат…
Юро всунул какую-то вещь ему в руку: маленький, высохший корешок на петле из перекрученной тройной верёвки.
— Возьми это — и повесь его себе на шею, иначе поплатишься головой за свои сны.
Сюрприз
Мастер был в следующие дни удивительно приветлив с Крабатом. Он при любой возможности отдавал ему предпочтение перед его товарищами и хвалил его за само собой разумеющиеся вещи, как если бы хотел ему показать, что решил не таить злобу — пока однажды вечером, ближе к концу второй недели после Троицы, они не столкнулись в сенях, когда остальные уже садились за ужин.
— Это я очень кстати тебя встретил, — сказал Мастер. — Иногда, ты ж знаешь, бывает по временам, что настроение плохое — и тогда забудешься, скажешь что-нибудь, откровенную чушь. Короче, тот разговор, что мы недавно вели в моей комнате, ты помнишь, был дурацким разговором. И вдобавок ненужным — ты согласен?
Мастер не дожидался ответа Крабата.
— Я сожалею, — продолжил он на одном дыхании, — если всё, что я сказал в тот вечер, ты принял за чистую монету! Я хорошо знаю, что ты славный парень, уже давно мой лучший ученик и надёжный, как мало кто ещё — ну, ты меня, верно, понимаешь.
Крабат почувствовал себя неприятно: чего мельник хочет от него?
— Чтобы не болтать больше вокруг да около, — сказал Мастер. — Я хотел бы развеять твои сомнения насчёт того, что я на самом деле о тебе думаю. Чего я до этого не разрешал никому из учеников, я разрешаю тебе: в следующее воскресенье я отпускаю тебя с работы, даю тебе свободный день. Можешь отправиться погулять, если хочешь и куда захочешь — в Маукендорф, или Шварцкольм, или Зайдевинкель, мне всё равно. И если ты возвратишься до утра понедельника, мне будет довольно.
— Отправиться погулять? — спросил Крабат. — Что это я забыл в Маукендорфе или где бы то ни было?
— Ну, в деревнях есть кабаки и трактиры, где ты мог бы хорошо провести день, — и там есть девушки, с которыми можно танцевать…
— Нет, — сказал Крабат. — Я о таком не думаю. Что, мне лучше должно быть, чем моим товарищам по работе?
— Тебе — должно, — прояснил Мастер. — Я не вижу причин, почему бы мне не вознаградить тебя за усердие и настойчивость в изучении Тайной науки, которые ты прилагаешь каждый день в гораздо большей степени, чем кто-либо другой.
* * *
Утром следующего воскресенья, когда парни готовились к работе, Крабат собирался сделать то же самое. Тут подошёл Ханцо и отвёл его в сторонку.
— Не знаю, что случилось, — сказал он, — но Мастер освободил тебя на сегодня. Я тебе должен напомнить, что до завтрашнего утра он на мельнице тебя видеть не хочет — всё остальное ты знаешь.
— Да, — проворчал Крабат, — уж знаю.
Он натянул свою выходную куртку и — остальные парни в то время должны были работать, как каждое воскресенье — покинул дом.
За дровяным сараем он уселся на траву, чтобы подумать.
Мастер устроил ему ловушку, это было ясно, а значит, сейчас стоило наметить, как в неё не попасться. Одно казалось несомненным в любом случае: он мог пойти куда угодно, только не в Шварцкольм. Лучше всего было бы просто остаться сидеть здесь, за дровяным сараем на солнце, и весь день пробездельничать. Но это бы очень смахивало на то, что он раскусил умысел Мастера. «Тогда, выходит, — в Маукендорф! — подумал он. — А мимо Шварцкольма по большой дуге!»
Но, возможно, это тоже было ошибкой? Возможно, было бы умнее, если бы он не обходил Шварцкольм, а напротив, прошёл бы по нему через центр — ведь это кратчайший путь до Маукендорфа.
Разумеется, встретиться в Шварцкольме с Певуньей он не имел права, ему надо было это предотвратить.
«Певунья! — попросил он девушку, после того как произнёс заклинание. — Я должен тебя кое о чём попросить сегодня — это я, Крабат, прошу об этом. Ты не должна в этот день ни на шаг выходить из дома, что бы ни произошло. И в окно тоже не выглядывай, обещай мне!»
Крабат уповал на то, что Певунья внимет его просьбе. Тут, как раз когда он хотел отправиться в путь, из-за угла дома показался Юро с пустой корзиной для дров.
— А, Крабат — да ты вроде не особенно торопишься уходить. Можно мне немного посидеть с тобой на траве, да?
Как тогда, после провалившейся конеторговли, он, порывшись в кармане, вытащил деревяшку и очертил кругом то место, на котором они сидели, дополнил круг пентаграммой и тремя крестами.
— Ты мог, наверно, догадаться, что с комарами и мухами это никак не связано, — заметил он, подмигнув.
Крабат признался ему, что уже тогда у него были некоторые сомнения.
— Ты устраиваешь так, что Мастер не может нас ни видеть, ни слышать, когда мы сидим здесь и разговариваем, ни вблизи, ни издалека — так ведь?
— Нет, — сказал Юро. — Он мог бы нас видеть и слышать, но он не будет этого делать, потому что он про нас забыл — вот как действует этот круг. Пока мы находимся в нём, Мастер думает о чём угодно — только не о тебе и не обо мне.
— Неглупо, — сказал Крабат, — неглупо… — и внезапно, будто было проронено ключевое слово, его озарило. Поражённо он взглянул на Юро. — Так это
