я думала не о том. Мне вспомнилось утро на ступеньках перед домом Рея, его взгляды, которые он бросал на меня украдкой. Я видела их и боялась ответить ему, но так хотела это сделать. Он пугал меня и притягивал как магнит. Надо признаться себе сейчас – я вернулась сюда только из-за него, да ещё немного из-за Франца с капитаном, – позже признаваться будет бессмысленно. Перед собой нужно быть честной. Как было бы хорошо, если бы я могла сейчас всё это сказать Рею. Хотя зачем? Конечно, всё, что он поведал Линкоку и Францу, наводило меня на мысли о том, что он испытывает ко мне какие-то чувства, далекие от жалости, интереса и дружбы. А, может, это простое человеческое влечение, в конце концов, он мужчина? Господи, да Рей же – Палач! Он доставлял людей в белый карцер и издевался над ними, он убивал их! Как я могу даже думать о том, что он хороший человек, как могу вспоминать о взглядах и оправдывать, после всех пережитых мною страданий, в которых он виноват?
Я укрылась одеялом с головой и провалилась в сон. Пустой белый сон. Наверное, этот цвет будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Сколько мне осталось? Возможно, этот сон и есть последний? От этих мыслей, приходящих в моё подсознание, я просыпалась, начинала метаться по кровати, Рей будил меня, укладывал обратно, и я снова засыпала. Нервное истощение не давало мне восстановить силы, рука болела и непрерывно ныла, всё тело ломило, как при лихорадке. Часы тянулись мучительно долго. После очередного бредового сна я проснулась и больше уже не могла уснуть.
Дверь в конце коридора открылась, двое солдат-надсмотрщиков зашли внутрь, подошли к нашим камерам и закинули в каждую из них по большому свёртку.
– Вам приказано переодеться, через час за вами придут. Будьте готовы. Подчинение должно быть беспрекословным, если хоть что-то из того, что вам передали, не будет надето на вас, то будут приняты меры.
Солдаты ушли, Линкок первым взял сверток и раскрыл его – внутри оказалась парадная форма для него и Франца. Синие мундиры, плащ для капитана.
– Рей, что у вас? Не иначе они собираются представить нас Советам?
– Вряд ли, скорее всего сначала придётся говорить с солдатами, чтобы прекратить беспокойство. Судья же говорил, что без меня они отказываются воевать. То есть, город сейчас фактически беззащитен.
В нашем свертке была одежда для Рея – всё та же белая рубашка, штаны, кардиган. Новое и чистое, ничего лишнего. И ещё что-то яркого алого цвета.
– Рина, я не позволю вам это надеть, – неожиданно произнес Рей.
– Что там? Дайте посмотрю, – я подошла к нему и взяла то, что он держал в руках, развернула алую ткань и увидела платье. Длинное, безумно яркое для белых стен, как кровь, украшенное серебряными нитями. Оно могло бы быть красивым, если бы не было таким вызывающим – спереди вырез до самой талии, а сзади ещё ниже. Несколько разрезов по подолу. Спина платья шнуровалась серебряными лентами, а на шее, как ошейник – я не могла отделаться от этого впечатления – красная полоса ткани. Кровь. Это платье как символ крови, которая лилась, льется и будет литься в этом мире. Оно вызывало у меня рвотный рефлекс. В нём я наверняка буду выглядеть как девушка не просто легкого поведения, а как дорогая проститутка. Этого они и добиваются – противопоставить меня своим женщинам, ещё раз очернить. Ну что же, пусть будет так, – я надену его. Вы же слышали, что сказали охранники.
– Нет! Они хотят сделать из вас мишень для ненависти, это же понятно. Если вы выйдете к солдатам или Советам в таком виде, никто не будет слушать нас.
– Мне всё равно, Рей. Исход один в любом случае, – я бросила платье на кровать, – только вам придется помочь мне его надеть, с одной рабочей рукой я не справлюсь.
В соседней камере ругался Линкок, пытаясь облачиться в форму с забинтованной рукой и ногой, Франц помогал ему. Двое несчастных подбитых военных – но надо отдать должное, форма была им к лицу. Оба высокие, с прямыми спинами, гордо поднятыми головами. Линкок выглядел опытным воякой, плащ добавлял его образу легкое ощущение близости к простым солдатам. Франц – как же шёл темный, густой синий цвет формы к его пшеничным волосам. Добрые, умные глаза смотрели смело. Я рассматривала их и не могла оторвать глаз, почему я раньше не замечала этого военного блеска и лоска, с налетом особого героического шарма. Лица Франца и капитана сразу преобразились, на них больше не было растерянности – только уверенность, только сила.
– Какие же вы красивые! – вырвалось у меня, – почему бы вам не надевать эту форму просто так, а не для боя…
– Или не для казни, – улыбнулся Франц, – дорогая Рина, спасибо вам.
– За что?
– За то, что вы с нами. Поверьте, если нас и будут убивать, то мы будем защищать вас до последнего и не дадим вам погибнуть первой, – милый мальчишка Франц, ещё такой молодой, но такой чудесный. Когда я смотрела на него, то вспоминала себя – полную надежд юности, уверенную в том, что мир – прекрасен, и люди в нём тоже. Если бы не эти решетки, то я бы обняла его за эти чувства, которые он всколыхнул во мне. Франц – как младший брат, о котором я всегда мечтала, и которого у меня никогда не было. Нельзя позволить ему умереть, он так молод, так чист и открыт к этому миру, несмотря на свою должность, на влияние этого мира. Его светлая душа не должна закостенеть и почернеть.
– Рина, я готов, теперь ваша очередь, – голос Рея за спиной. Франц и Линкок вежливо отвернулись и завели тихую беседу.
Рей стоял передо мной одетый в чистую рубашку, застёгнутую, как и всегда, до самой последней пуговицы, в тяжелом вязаном кардигане, штаны заправлены в ботинки. Высокий рост, широкие плечи, сильные руки. Я ведь уже видела это всё много раз, но сейчас смотрела на Рея и не могла отвести взгляд. Волосы убраны в хвост, и черные глаза смотрят на меня. Всё, как в нашу первую встречу. Только губа разбита. Сильно же я его ударила, всю злость вложила в этот удар. Странно, но я не чувствовала обиды, хотя мне всё ещё было в чем обвинять Рея. Да, он фактически украл меня, но остальное я сделала сама. Это были мои желания, мой выбор.
Я прошла к кровати,
