Я скосил глаза на свои часы. Стрелка на двенадцати. Двину-ка на квартиру к Кендри, решил я. Фрейда поработала над ним и, скорее всего, уже довела до нужной кондиции. Мне сейчас очень нужен совет Фрейды — ведь времени остается в обрез.
Я направился на север по Шестой Авеню — то бишь, по Американскому проспекту (вечно путаюсь в названиях), затем свернул на запад и по 55-ой улице дошел до Храма Мекки — тьфу ты, я имею в виду, до башни Нью-Йорк-Сити-Сэнтер. Поднявшись в лифте на самый вверх — к пентхаузу, где живет Кендри, я уже собрался было нажать на кнопку звонка, как вдруг учуял запах газа. Я опустился на колени и принюхался: газом тянуло из квартиры Кендри.
Пользоваться звонком было опрометчиво. Я вынул отмычку и склонился над замком. Он поддался минуты через две-три, и я вошел в квартиру, зажимая нос носовым платком. Внутри было темно, хоть глаз выколи. Я прошагал прямиком в кухню и наткнулся на лежащее на полу тело — голова в открытой духовке. Я завернул газовые краны, распахнул окно, ринулся в гостиную, открыл все окна. Из последнего я высунулся и глотнул свежего воздуха. Отдышавшись, я подождал, пока выветрится газ, и занялся телом на кухне.
Это был, как и следовало ожидать, Кендри. Живой. Широкая одутловатая морда налита кровью, дыхание поверхностное, прерывистое — Чейна-Стокса или как там его по-врачебному. Я подошел к телефону и набрал номер Фрейды.
— Алло? Фрейда?
— Да, слушаю.
— Ты где болтаешься? Почему ты не здесь, не с Кендри?
— Это ты, Дэвид?
— Он самый. Я у Кендри — он едва дышит. Пытался покончить с собой.
— Не может быть!
— Газом хотел отравиться. Он сам довел себя до нужной кондиции, или это ты над ним потрудилась?
— Конечно, я его заводила, но кто бы мог подумать, что он способен…
— Что он способен таким вот образом улизнуть — не заплатив по счету? Я устал тебе повторять, Фрейда: глупо делать ставку на потенциальных самоубийц. Я говорил тебе: у него характерные шрамы на запястьях. От подобных типов никогда не дождешься поступков. Они…
— Дэвид, не надо меня поучать!
— Не заводись. Я и сам пролетел с той девицей. Я-то решил, что она смерч в юбке. А оказалось, всего-навсего сквознячок. Займусь-ка я той женщиной, о которой ты говорила. Женой Бэкона. Рекомендуешь?
— Настоятельно.
— Как на нее выйти?
— Через мужа, Эдди Бэкона.
— А где его найти?
— Попробуй в барах у Шона, у Дугла, у Брина или в греческом ресторанчике. Только помни, Дэвид: он уже отработанный материал. Не трать на него время — времени у тебя кот наплакал.
- Что он мне! Главное, его жена стоящая штучка.
- Она действительно подходящий экземпляр. Помнишь, я рассказывала тебе про ружье.
- Прекрасно. А как насчет Кендри?
- Пропади он пропадом, этот Кендри! — отрубила она и бросила трубку.
Вот и умница. Пора уж Фрейде образумиться и не связываться больше с явными шизиками. Повесив трубку, я закрыл все окна, вернулся на кухню, открыл газовые краны. Кендри лежал как лежал, не шевелясь. Я быстренько вырубил повсюду свет, прикрыл за собой входную дверь и пошел к лифту.
Мне предстояло найти Эдди Бэкона. Я заглянул сперва к Брину, потом к Шону и Дуглу и наконец оказался в греческом ресторанчике на 52-ой Восточной.
- Эдди Бэкон не у вас? — спросил я бармена.
— В конце зала.
Я всмотрелся в часть зала за автоматическим проигрывателем. Народу там было много.
— Который из них Бэкон?
Бармен ткнул пальцем в сторону мужчины небольшого роста, который сидел в углу — один за столиком. Я подсел к нему.
- Привет, Эдди.
Бэкон покосился на меня. Иссеченное морщинистое лицо, мешки под выцветшими голубыми глазами и красивые шелковистые волосы. Коричневый костюм с голубым галстуком в белый горошек. Заметив, что мой взгляд задержался на галстуке, он сказал:
- Я носил его еще до второй мировой. Что будешь пить?
— Виски с водой, без льда.
— Корчишь из себя англичанина? — Он окликнул официанта: — Эй, Крис!
— А где сейчас Лиз? — спросил я после того, как официант принес заказ.
- Кто-кто?
— Жена твоя где?
— Я имел восемнадцать футов жен, — пробормотал он. — Точнехонько восемнадцать. Каждая была ростом в шесть футов.
— Три морские сажени смазливых аристократочек? Что ж, ты в своей жизни глубоко плавал.
— А ты о какой спрашиваешь?
— О третьей. Последней. По слухам, она тебя бросила.
— Они все меня бросили.
— Где сейчас Лиз?
— Тут вот что вышло… — начал Бэкон подавленным голосом. — Мне бы такой поворот и в голову не пришел. Да и кто бы мог подумать… Стало быть, я вел своих детишек поразвлечься в Кони- Айленд…
— Бог с ними, с детишками. Где Лиз?
— Дойдет дело и до нее, — огрызнулся Бэкон. — Надо сказать, Кони-Айленд — отвратительнейшее место. Но каждый должен хоть раз попробовать на своей шкуре эту приманку. Примитив, конечно, однако развлечение капитальнейшее. Устроители из кожи вон лезут, чтобы нагнать на нас страху, а мы и рады пугаться. Они будят в нас доисторического дикаря. Ну, неандертальцы и все такое.
— Неандертальцы вымерли подчистую, — уточнил я. — Ты имеешь в виду кроманьонцев.
— Я имею в виду бессознательную память о доисторических временах, — гнул свое Бэкон. — Они пристегивают тебя ремнем к тележке, сталкивают с «русских горок» — и за тобой гонится динозавр. Зверюга мчится по пятам — вот-вот цапнет, а ты мечтаешь только об одном, чтобы этот сладкий ужас подольше не кончался. Развлечение — первый класс. В нас пробуждаются дикарские забытые страхи. Вот почему детишки визжат от восторга. Каждый ребенок — реликт каменного века.
— Все мы немного реликты. Так как же насчет Лиз?
— Крис! — завопил Бэкон. Мы снова выпили по одной. И еще по одной.
— Мда… Лиз!.. — сказал наконец Бэкон. — Из-за той девушки я напрочь позабыл про Лиз. Я встретил ее возле «русских горок», она прохаживалась туда-сюда. Ждала. Примерялась, кого закогтить. Ведьма-паучиха!
— Лиз?
— Да нет же. Та шлюшка, которой не существовало.
— Как это?..
— Неужто ты не слышал про Испарившуюся Деваху Бэкона? Про знаменитую неуловимую бэконовскую любовницу? Про то, как Бэкон обжимал воздух?
— Нет, не слышал.
— Ты что, с Луны свалился? Неужто тебе не рассказывали, как Бэкон снял кйфтирку для несуществующей крошки? До сих пор все вокруг животики надрывают. Все, кроме Лиз. Любая собака в театральном мире слышала про эту историю.
— Я не из театрального мира.
— Странно. — Он сделал большой глоток, отставил стакан и вперился в стол с видом юнца, который пытается решить головоломную задачку по алгебре. — Звали ее Фрейда. Ф-Р-Е-Й-Д-А. Как богиню Весны — Фрейда. Олицетворение вечной юности. Внешне она напоминала боттичеллиевских девственниц. А внутри была сущей публичной девкой.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
