Теперь он сидел на собственном коне, буланом жеребце, стати которого не постеснялся бы и родовитый, у пояса покачивался меч – куда лучше утраченного. Приобрел он также лук, мощный и дальнобойный, и набор метательных ножей.
– Да, – Харальд повернулся к собеседнику, – расскажи мне лучше о том, как расположен замок твоего соседа…
Разговор длился, тянулась дорога, солнце медленно перемещалось к закату, подталкивая к концу ещё один день из жизни Харальда.
* * *
Городишко Динтри, лежащий во владениях родовитого Иоасафа, оказался маленьким и грязным. Он был лишен даже стены. Ее, как узнал Харальд из разговоров с Кьетилем, срыли после восстания горожан, которое сюзерен жестоко подавил, взяв возжелавший свободы город штурмом.
Харальд появился в Динтри вечером, когда со скрытого сиреневыми тучами неба начало накрапывать.
Проскакав по улице, узкой, точно лезвие меча, он оказался на небольшой площади, куда выходили три постоялых двора. Один был грязен и мал, а на вывеске красовалась некая черно-белая птица, весьма отдаленно напоминающая сороку. Второй гляделся щеголем – новехонькая черепица крыши, крашеный зеленый забор. Цены там скорее всего были высокие, и Харальд выбрал третий – нечто среднее между первыми двумя.
Вывеска изображала улыбающегося толстяка с кругом колбасы в руке. Колбаса выглядела аппетитно, а толстяк – радушно, так что Харальд отдал поводья подбежавшему слуге и вошел внутрь.
Тут было людно. Средней руки заведение привлекало всех, кто не хотел пить и есть в грязи, но не мог позволить себе делать это в роскоши. Подгулявшие мастеровые, городские стражники, отдыхающие после трудов праведных, торговцы средней руки – все имелись среди здешней публики.
Харальд занял столик у стены, заказал ужин и приготовился смотреть и слушать. Из рассказов Кьетиля он понял, что пробраться в замок предполагаемой жертвы будет непросто, почти невозможно – слишком высоки стены и многочисленна стража. Оставалось выслеживать родовитого Иоасафа за пределами замка. А для этого следовало узнать, часто ли он выезжает и если да, то куда.
На просьбу принести молока, а не пива слуга отреагировал изумленным взглядом, но заказ исполнил.
На небольшом помосте у погашенного по майскому времени очага объявились музыканты, и веселье усилилось. Визгливо загудели дудки, глухо зарокотал барабан, крепкие сапоги ударили в пол – те из гостей, что помоложе, пустились в пляс.
Среди тех, кто не танцевал, Харальд выделил одного. Могучего сложения дед, кряжистый, точно древний дуб, нависал над столом, пьяно мотая седой головой. На лице, кожу на котором выдубили годы, выделялся шрам, идущий от носа к уху. Когда-то старик чудом не потерял глаз. Внушали уважение его кулаки – каждый размером с пивную кружку. Расплатившись за еду и договорившись о комнате, Харальд подошел к деду, спросил:
– Можно?
Старик поднял мутные голубые глаза. Язык его заплетался.
– Че-го? На танец хочешь меня пригласить?
– Нет, выпить. – И Харальд закатал рукав, демонстрируя цеховую татуировку. – Я угощаю!
– А, вот как. – Свой рукав дед попросту разорвал. На мощном предплечье синел знак Черной дружины – оскалившийся в улыбке череп. – Садись, меня зовут Тьодольв.
Вскоре Харальд уже знал, что новому знакомому под шестьдесят, что он два десятилетия служил капитаном у родовитого Иоасафа («Да пожрут его крысы!» – восклицал Тьодольв при каждом упоминании имени бывшего хозяина), но после штурма этого городишки («Да потонет он в дерьме!») капитан показался стар, за что и был переведен в начальники городской стражи.
– Вот этими руками! – вопил Тьодольв, демонстрируя мозолистые ладони. – Я сражался в десятках схваток, а теперь должен ловить воров на рынке!
Поначалу Харальд при каждом выкрике собеседника оглядывался, ожидая, что на старика обратят внимание, но все, похоже, привыкли к его манерам, и никто не оборачивался.
Большого труда стоило направить болтовню Тьодольва в нужное русло. Старый наемник все норовил поведать о выигранных сражениях, в которых он руководил войсками, а об Иоасафе говорить отказывался наотрез.
– Да сожрут его крысы! – бормотал он и переходил на другое, а Харальд боялся переспрашивать, опасаясь вызвать подозрение.
Наконец после очередной кружки старик сам свернул куда надо.
– Да, Иоасаф, – проговорил он, наваливаясь на стол так, что доски трещали под его немалым еесом. – Он был всегда щедр, да сожрут его крысы… Только вот бабник. Ни одной не пропустит… Пяти дней без новой прожить не может…
– И где же он их берет?
– А тут, в городе, одно заведение есть… «Пчелки» называется, – мрачно пробормотал Тьодольв, пытаясь сфокусировать взгляд на собеседнике. – Он туда часто ездит.
Больше дед не выдержал. Голова его упала и с грохотом соприкоснулась со столешницей.
Харальд встал и, оглянувшись, двинулся к лестнице на второй этаж, к комнатам для гостей. Ступеньки немилосердно скрипели под сапогами, а за спиной визгливо и нестройно переговаривались дудки и мерно бухал барабан.
* * *
К ночи похолодало. Небо очистилось от туч и разлеглось над городом, точно громадный ковер черного бархата, вышитый разноцветным бисером. Драгоценными камнями переливались самые крупные звезды, по серебряной дорожке плыл остророгий молодой месяц.
Харальд ждал. Затаился в подворотне, словно грабитель. Точно напротив входа в заведение, носящее легкомысленное название «Пчелки». С хозяйкой заведения, пахнущей дорогими благовониями дородной женщиной, он потолковал три дня назад. Золото сделало свое дело, язычок её развязался. Она сказала, когда почтенный Иоасаф фон Монтри в последний раз посещал её девушек, когда он должен прибыть вновь.
Он приехал сегодня, и Харальд видел его приезд, находясь среди зевак на площади. Багроволицый толстяк прибыл в сопровождении многочисленной свиты и снял лучшие комнаты на постоялом дворе с зеленым забором.
Удостоверившись в этом, Харальд расплатился за комнату и уехал из города в южном направлении. Но добрался он только до ближайшей деревушки, где оставил коня. Крестьянин, который согласился за ним присмотреть, не остался внакладе.
Сам Харальд вернулся в город в сумерках. Вошел пешком, без меча, с котомкой за плечами, завернувшись в плащ из недорогой материи. Странствующий подмастерье – с такого даже пошлины не возьмешь. Кто обратит на него внимание?
Но котомка была наполовину пустой, а у пояса мнимого подмастерья ждали своего часа ножи – из лучшей стали, которая куется на востоке, в отрогах Рудного кряжа. Заточенные так, что впору бриться.
Ждали ножи, и он ждал. Момента, когда родовитому Иоасафу наскучит пьянствовать в окружении ближней дружины и он возжелает ласк женщины.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
