— Ты должен отыскать его!
— Он разлит вокруг нас — он в каждом электронном приборе. Он будет знать, куда я направляюсь и что я делаю в любой момент времени. При таких условиях ему проще простого прятаться от меня до бесконечности.
— Тогда примени хитрость, чтобы накрыть его.
— Ты велишь мне искать иголку в стоге сена.
— Давай начистоту. Гинь. У тебя есть другие резоны держаться в стороне?
— Ты же знаешь, что это я рекрутировал его.
— Да, не без участия Лукреции Борджиа.
— И ты знаешь, что члены Команды всегда поддерживают друг друга — при любых обстоятельствах. Мы как семья.
— Ты имеешь в виду, что тебе придется причинить ущерб профессору Угадаю, чтобы остановить его?
— Он не просто член Команды. Он мне как брат. К тому же мы родные через мою жену. Он мой шурин.
— Не надо использовать Натома, Хинь.
— Я всего лишь обрисовываю моральную дилемму, которая возникла передо мной. Но есть и другая сторона в этой ситуации. На пару с Экстро Секвойя убил мою приемную дочь — мою любимую девочку, которая глубоко и искренне любила его.
— Сучий потрох! Почему?
— Она знала больше, чем нужно. А я проболтался о том, что она знает. И теперь сам не могу понять, чего в моем отношении к Угадаю больше — любви или ненависти. Я парализован двойственностью своих чувств.
— Прямо как чеховский герой, — проворчал Борис.
— Ну и последнее. Я его попросту боюсь. Самым вульгарным образом боюсь. Он объявил войну людям. Он и электронная сеть не только объявили войну, но и начали ее — ты сам привел цифру гибели от мнимых несчастных случаев.
— Но зачем ему истреблять людей? Он что, хочет заселить Землю машинами?
— Нет. Гермафродитами. Такими ему видятся новые, лучшие люди.
— Это абсурд! Гермафродиты только в сказках бывают!
— Он уже иметь три, — сказала Натома.
— Их не существует в природе. И не может существовать.
— Они существуют, — устало произнес я. — И он намерен уничтожить ветхого человека, дабы заменить его новой расой. Думаю, тут его устами говорит Экстро. Люди издавна ненавидели мыслящие электронные машины — начиная с двадцатого века. Но людям никогда не приходило в голову, что это чувство может со временем стать взаимным. И вот ненависть аукнулась. Вот почему, Борис, я до смерти перепуган.
— Паршиво. Но не верится, что только это могло так тебя напугать. Ты по-прежнему чего-то недоговариваешь. Что именно? Я имею право знать все.
Я горестно вздохнул — теперь в знак того, что сдаюсь.
— Ладно. Я на самом деле недоговариваю. Грек сделал обоснованный вывод о том, что в нашей Команде есть предатель, который работает на Экстро. А может, он и с Угадаем сотрудничает?
— В это невозможно поверить…
— Цепочка аргументов, которые выстраивает Грек, безупречна. К тому же дедуктивные способности никогда его не подводили. Поэтому я твердо уверен: один из нашей Команды объявил нам войну.
— Кто?
— Откуда мне знать. Ты прав, Борис: крайне неприятно, что новоприобретенный член Команды оказался в преступном союзе с Экстро. Неприятно, но от этого волосы дыбом не встают. А вот прибавь к этому изменника из Молекулярных, веками копившего знания, опыт и деньги, а теперь объятого лютей ненавистью к Команде, — и все внутри тебя перевернется от ужаса, ты испытаешь ту же панику, что и я. Вот почему я не хочу соваться в эти жуткие дела. У нас в Команде есть ребята с сердцами бесстрашных героев. Им и карты в руки. А я, извините, предпочитаю отсиживаться в щели, чем я в данный момент и занят.
— И долго ты намерен отсиживаться? А твоя жена?
— Что моя жена?
— Тебе-то что, ты можешь и триста лет сидеть тараканом за печкой. А вот она — другое дело.
— Ах ты сукин сын! Как язык у тебя не отсохнет! Так или иначе, мой ответ остается прежним. Я не намерен связываться ни с кем из них — ни с Секвойей, ни с Экстро, ни с третьим. Я не герой.
— Тогда идти я один, — мрачным голосом произнесла Натома. — Борис, пожаловаста, брать меня Мексифорния на дорога назад.
— Натома!.. — начал я сердито.
— Эдуард!
Она осадила меня тоном, достойным дочери самого могущественного вождя резервации Эри.
Куда мне было деваться! Видать, эта индеанка приворожила меня. Я сдался.
— Ладно. Поеду с тобой, Борис. Я под башмаком у своей скво. Как хочет, так и вертит.
Борис просиял.
— Я готов пропеть все «Персидские песни» Рубинштейна в честь твоей возлюбленной жены — красавицы и умницы!
— Только сперва дай мне время заткнуть уши, — проворчал я и потянулся за географической картой.
10
А потом было явление Гилеля — он возник подобно грозовой туче, облаченный в белое и черное, вдвое прекраснее совокупности всего остального мира.
Когда мы миновали таможню (на жителей Бразилии не распространяется право безвизового въезда на территорию Мексифорнии — только не спрашивайте почему: для меня политика всех эпох — темный лес), в толпе грузчиков — живых и роботов — мы увидели Гилеля, одетого в такой же черно-белый комбинезон. Я помахал ему, и он пробился к нам через толпу, подхватил часть нашей поклажи и молча торопливо повел к стоянке такси. Я приготовился обнять его и с чувством поприветствовать, но он замотал головой! А, уложив вещи в багажник машины, заявил:
— Плати, начальник. Тяжелые чемоданы!
Вконец озадаченный, я заплатил ему. Он буркнул что-то про скаредность нынешних туристов и исчез. Мы с Натомой дураками сидели в машине — водителя в ней, как ни странно, не было.
Но через пару минут в машину ввалился Гилель — переодетый в форму таксиста — и спросил на грубом испангле, куда нас черт несет. Я сказал, куда ехать. Он назвал несусветную сумму. Я возразил. Тут он стал меня крыть последними словами — меня сроду так не оскорбляли. Горячая Натома уже готовилась впиться ногтями в наглую морду водителя, поэтому мне пришлось успокаивать ее:
— Остынь, душа моя. Обычные манеры для этой части света. Здесь живут одни придурки.
Гилель передал мне записку, в которой было написано: «Будьте осторожны. За вами следят. При первой же возможности поговорим». Я показал записку Натоме. Зрачки у нее расширились, но она молча кивнула.
Такси долетело до отеля в три прыжка, и будь я проклят, если Гилель не затеял новой перебранки из-за размера чаевых. Выручил швейцар. Пока он сопровождал нас в холл отеля, переодетый Гилель бесновался на улице, отлично, надо заметить, справляясь со своей ролью. В этой части страны народ особенно буйный — хроническая ярость полунищих, обитающих в перенаселенном городском пространстве, где насилие — привычная атмосфера.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
