В основном сокамерниками Анатолия Марковича были люди, оклеветанные и ни в чем не виновные.
Товарищи по несчастью как могли поддерживали друг друга, просвещали тех, кто еще не знал тонкостей ведения следствия и вынесения приговора.
Анатолию объяснили, что не следует быть наивным и надеяться на справедливый исход. И действительно, несправедливость была нормой на каждом шагу. На Лубянку А. М. Гуревича доставили 7 июня, а ордер на арест за № 793 был подписан лишь 22 июня 1945 года. Подписан он был лично генералом Абакумовым.
Все следственное дело было по существу подлогом. Анатолий поначалу отказывался подписывать протоколы допроса из-за их лживости и тенденциозности, но вскоре махнул на все рукой и подписывал их, не глядя, понимая, что это ничего не меняет. Все же он наивно не переставал верить в то, что ему удастся добиться рассмотрения дела в Верховном Суде СССР или в Военном трибунале.
Спустя время Анатолия Марковича ненадолго перевели в Лефортовскую тюрьму, где беззаконие достигло высшего предела, а затем его вернули на Лубянку. Его уголовное дело было сфабриковано самым бессовестным образом. По окончанию следствия ему предъявили тоненькую папочку непрошитых и непронумерованных машинописных страниц, которые с годами каким-то образом превратились в двенадцать томов... Ознакомиться с некоторыми томами этого дела бывший разведчик получил возможность лишь в конце 1995 – в начале 1996 годов. Он был потрясен увиденным: едва ли не каждая страница дела была вымыслом, бессовестной подделкой.
От других подследственных он знал, что по советским законам судить его никто не будет: все обойдется принятием решения Особого совещания МГБ СССР.
Так оно и случилось. 18 января 1947 года советский офицер А. М. Гуревич был обвинен в измене Родине и осужден по статье 58-1а, то есть как гражданское лицо, к двадцати годам заключения с отбыванием срока в исправительно-трудовом лагере. Значительно позже, уже после 1960 года, статья была изменена: словно спохватившись, участники судилища заменили статью на 58-1б, то есть применяемую к военнослужащим. Но на срок пребывания в ИТЛ это никак не повлияло.
Решение Особого совещания было принято и объявлено, однако Анатолий продолжал еще почти целый год находиться в тюрьме на Лубянке. Все это время допросы вел майор Леонтьев.
Было время подумать о случившемся. Путем Долгих логических рассуждений он, наконец, пришел к не такому уж сложному выводу. Органы контрразведки НКВД – МГБ – КГБ как всегда конкурировали с ГРУ, дабы повысить свой авторитет в глазах власть придержащих. Успехи военной разведки и, в частности, Кента, не добавляли весомости в деятельность чекистов. Кроме того, вскрыв ошибки в работе внешней военной разведки, Главное управление контрразведки «Смерш» не упускало удобного случая «лягнуть» зазевавшегося коллегу – ГРУ – за «непрофессионализм». От такого «лакомого кусочка» НКВД отказаться не мог ни в коем случае.
Таким образом, А. М. Гуревич стал жертвой интриг спецслужб. Но это – лишь часть объяснения случившегося.
Внутри ГРУ, наверняка, искали своих правых и виноватых в связи с провалом европейских резидентур и «Красной капеллы».
Судя по тому, как упорно открещивается Главное разведуправление от Кента до сих пор, внутри этой уважаемой службы, видимо, до сих пор есть люди, очень не заинтересованные в восстановлении истины.
...В один из дней декабря 1947 года (или в начале января 1948 года – точную дату сейчас установить очень сложно) дверь камеры, где содержался А. М. Гуревич, открылась, и его вызвали на выход с вещами. Он понял, что предстоит дорога в неизвестность.
«Черный ворон» долго вез Анатолия по улицам Москвы. Наконец, он остановился. Конвойный открыл дверь, и бывший резидент увидел стоящий неподалеку на рельсах железнодорожный состав – паровоз и прицепленные к нему зарешеченные товарные вагоны, получившие в народе название «телятников».
Предстояла дорога в Воркуту.
Глава XIII ПОД КРЫЛОМ У АНГЕЛА-ХРАНИТЕЛЯ
У нее было впереди целое счастье
плюс ожидание счастья,
что само по себе тоже очень ценно.
Виктория Токарева
Человек не покоряется злым обстоятельствам до тех пор, пока душу его согревает счастье или вера в то, что оно когда-нибудь наступит.
Именно поэтому не был сломлен бывший резидент Кент. Он пережил нечеловеческие унижения: его обвинили в предательстве те, кто был для него олицетворением правового советского государства; от него отвернулись (по сути – предали) его начальники в ГРУ.
Вместо заслуженного уважения, почета – оскорбления и предание забвению на долгие десятилетия его подвигов.
Опороченное имя, исковерканная судьба – вот награда, которой он был удостоен.
Не дай Бог кому-нибудь испытать подобные муки!
Анатолий Маркович сумел все это пережить, сумел не только не сломиться, но и сохранить любовь к Родине, доброе отношение к людям, любо к жизни, даже к той, которая ждала его впереди. Выжить ему помогла любовь. Любовь к маме и отцу, к Маргарет, Мишелю и Рене. А. М. Гуревичу не раз говорили во время следствия, что Маргарет Барча и Мишель погибли в лагере во время бомбежки. Это могло быть правдой, но от этого любовь к ним не убывала, а становилась лишь сильней. Он не мог себе простить, что помимо своей воли обрек Маргарет и ее сыновей на несчастье.
Холодным зимним утром 1947 года дверь камеры, в которой содержался А. М. Гуревич, открылась, и его вызвали с вещами на выход.
Путь в лагерь предстоял долгий. Сначала по железной дороге в зарешеченной теплушке его и других осужденных везли в Горький – в местную пересыльную тюрьму.
С первого же дня следования эшелона «власть» в вагоне захватили уголовники, которые обделяли «политических» выдаваемой едой, занимали самые удобные места на нарах, отбирали у слабых теплые вещи. Как это ни удивительно, но к Анатолию Марковичу у них почти сразу установилось уважительное отношение. Они часами, притихшие, слушали его нескончаемые рассказы об истории России и других государств, о войнах, книгах и кинофильмах. А. М. Гуревич стал, если не «авторитетом», то человеком, к которому относились с почтением. Он этим пользовался: как мог помогал тем, кто ослаб за время пути. Среди них особенно плох был молодой таджик, с которым Анатолий Маркович делился едой, приносил ему воду.
В пересыльной тюрьме было тяжко. В камере, рассчитанной на двадцать заключенных, находилось более ста человек. Запах немытых тел, параши и баланды, несмолкаемый гул десятков голосов, казалось, вот-вот сведут с ума. Но, к счастью, этот кошмар скоро закончился, и А. М. Гуревича в составе команды человек из сорока заключенных опять посадили в тюремный эшелон. Вскоре выяснилось: их ждал один из воркутинских лагерей.
Лагерь встретил нового зека сурово. Он попал в строительную бригаду, которая с раннего утра и до позднего вечера занималась постройкой различных деревянных сооружений. Отношения между заключенными в бригаде были хорошие, и это очень выручало не привыкшего к тяжелому физическому труду Анатолия Марковича.
Но однажды он почувствовал, что простудился. Это было не удивительно: морозы достигали сорока градусов, мела сильная пурга. Болезнь была столь серьезной, что он потерял сознание во время возвращения с работ в лагерь. Товарищи несли его до санитарного барака на руках. Болел он долго. За это время произошло важное событие, предопределившее во многом его будущую жизнь в лагере: его узнал молодой таджик, которому несколько месяцев назад в тюремном эшелоне помогал оправиться от болезни А. М. Гуревич.
У юноши в этом лагере оказался всесильный земляк по кличке Пахан. Настоящее имя его было Абдыш.
Он имел влияние на начальника одного из лагерных подразделений, который, ознакомившись с личным делом Анатолия Марковича, назначил его на должность экономиста планово-производственного отдела лагеря.
После руководства фирмой «Симекско» в Бельгии эта работа казалась легким шаржем на бухгалтерский труд. Профессионализм А. М. Гуревича был столь очевиден, что вскоре его перевели на одну из строящихся шахт «Воркутугля» на должность старшего нарядчика.
Уже через несколько месяцев, будучи переведенным в другой лагерь, Анатолий Маркович стал старшим экономистом планово-производственного отдела. Начальник отдела, долгое время наблюдавший за его работой, однажды спросил, где он приобрел подобный опыт. Бывший разведчик объяснил, что в свое время работал за границей в советском торгпредстве...
Многим заключенным, как, впрочем, и лагерному начальству, А. М. Гуревич казался странным человеком. Он часто спускался в забой: изучал условия труда заключенных и соблюдение правил техники безопасности в шахтах, а потом всячески старался облегчить условия их по-настоящему каторжного труда. Все это не входило в его обязанности, а было просто инициативой совестливого человека.
