Понятия не имею, сколько времени это все продолжалось, знаю только, что, очнувшись, я обнаружил, что все тело у меня застыло и, там, где плащ сполз с плеча, одежда промокла от тумана. Я встряхнулся, как пес, и снова отступил и укрылся за деревьями. Возбуждение покинуло меня, вытекло из духа и тела вниз по ногам, и мне стало пусто и стыдно. Я смутно понимал, что это что-то иное — не та сила, которую я научился впивать и хранить в себе: сила не оставляет по себе подобного чувства. После прилива силы ощущаешь себя легким, свободным и острым, словно наточенный клинок, а сейчас я казался себе опорожненным горшком, еще липким и воняющим тем, что в нем было.
Я наклонился — тело все еще гнулось с трудом, — сорвал пучок бледной и влажной травы и вытер ею руки, а потом омыл лицо каплями росы, висевшими на листьях. Роса пахла листвой и сырым воздухом. Мне вспомнился Галапас, священный источник и продолговатый ковшик из рога… Я вытер руки плащом, закутался в него и вернулся к своему ясеню.
Залив покрылся множеством удаляющихся лодок. Остров опустел — теперь на нем не было никого, кроме высокого человека в белом, что спускался по тропе меж стоячих камней. Он то исчезал в тумане, то вновь появлялся. Он шел не к лодкам, а напрямик к дорожке, ведущей на берег, но, дойдя до последнего камня, он остановился в его тени — и исчез.
Я стоял и ждал, не ощущая ничего, кроме усталости. Больше всего мне сейчас хотелось напиться чистой воды и оказаться в своей теплой, уютной комнате. Вся магия исчезла; ночь была пресной, словно старое прокисшее вино. Через несколько мгновений я увидел, как человек вновь выступил на свет. Теперь он был в черном. Он всего-навсего сбросил свое белое одеяние и теперь нес его, перекинув через руку.
Последняя лодка растаяла во тьме. Одинокий человек быстро шагал по дорожке. Я отошел от дерева и спустился на берег навстречу ему.
Глава 10
Белазий увидел меня прежде, чем я выступил из-за деревьев. Он ничего не сказал, но, выйдя на берег, повернул в мою сторону. Не спеша подошел и остановился передо мной, глядя на меня сверху вниз.
— А! — сказал он вместо приветствия, без малейшего удивления, — Мне следовало бы догадаться. И давно ты здесь?
— Не знаю, — ответил я. — Время прошло незаметно. Мне было интересно.
Белазий ничего не сказал. Луна светила ему в правую щеку. Я не видел его глаз — они были скрыты опущенными длинными веками, — но в его голосе и во всем облике ощущалось почти сонное спокойствие. Я и сам чувствовал себя так же после того последнего крика. Стрела слетела с тетивы, и тетива спущена…
Белазий не обратил внимания на мое вызывающее замечание. Он просто спросил:
— Что привело тебя сюда?
— Я ехал мимо и услышал крик.
— А! — снова сказал он, — Откуда?
— От сосновой рощи, где ты оставил лошадей.
— А зачем ты сюда приехал? Я ведь говорил вам, чтобы вы не сворачивали с дороги!
— Я знаю, но мне хотелось проехаться галопом, и мы свернули на поперечную дорогу, а Астер повредил ногу и обратно его пришлось вести. Он шел медленно, а время было позднее, и мы решили сократить путь.
— Понятно. А Кадаль где?
— Наверно, он решил, что я поскакал домой, и отправился вслед за мной. Во всяком случае, сюда он за мной не последовал.
— Очень разумно с его стороны, — сказал Белазий. Его голос по-прежнему был сонным, но теперь он был вкрадчиво-сонным, как у дремлющего кота, — бархатные лапы, скрывающие стальные когти. — Но несмотря на… на то, что ты слышал, тебе и в голову не пришло броситься домой?
— Конечно нет!
Глаза его на миг блеснули из-под длинных век.
— Конечно?
— Я должен был узнать, что происходит.
— Ты знал, что я здесь?
— Я понял это, только когда увидел Ульфина с лошадьми. И не потому, что ты сказал мне не сворачивать с дороги. Но я, скажем так, знал, что в лесу этой ночью должно произойти нечто важное, и мне нужно было узнать, что именно.
Белазий снова посмотрел на меня. Я был прав, когда думал, что он не удивится.
— Ну, пошли. Здесь холодно, я хочу надеть плащ.
И направился вперед. Галька хрустела у него под ногами. Он спросил, обернувшись через плечо:
— Насколько я понимаю, Ульфин все еще там?
— Думаю, да. Ты его здорово запугал.
— Ему нечего бояться до тех пор, пока он держится в стороне и ничего не знает.
— Так он и в самом деле ничего не знает?
— Знает он или нет, — ответил Белазий безразличным тоном, — у него хватает ума держать язык за зубами. Я обещал ему, что, если он будет повиноваться мне беспрекословно, я вовремя отпущу его, чтобы он успел скрыться.
— Скрыться? От чего?
— От смерти, когда я умру. Обычно слуги жрецов отправляются вместе с ними.
Мы шли по тропе бок о бок. Я взглянул на Белазия. Он был в черном одеянии, более изящном, чем то, которое мне приходилось видеть дома, в Маридунуме; даже Камлах не одевался так красиво. На нем был пояс тисненой кожи, видимо, итальянской работы, а на плече горела в лунном свете большая круглая брошь — сплетение золотых кругов и змей. Даже под таинственным налетом, каким покрыли его события этой ночи, он выглядел утонченным и образованным римлянином. Я спросил его:
— Извини, Белазий, но тебе не кажется, что подобные обычаи древнее египетских пирамид? Даже у нас в Уэльсе это считается устаревшим.
— Быть может. Но ведь и сама Богиня стара. Она любит, чтобы ей служили так, как она привыкла. А наши обряды — почти такие же древние, как она сама, и ни песни, ни камни не помнят, когда они возникли. Задолго до того, как служители Митры убивали быков в Персии, до того, как они явились на Крит, до того, как из Африки пришли небесные боги и люди возвели для них эти стоячие камни, Богиня жила здесь, в своей священной роще. Теперь лес закрыт для нас, и мы собираемся где можем. Но везде, где живет Богиня, будь то в камне, в дереве или в пещере, есть священная роща, что зовется Немет, где мы совершаем жертвоприношения. Я вижу, что ты понимаешь меня.
— Понимаю. Меня учили этому дома, в Уэльсе. Но у нас уже лет сто не совершали жертвоприношений, подобных тем, что вы совершили сегодня.
Его голос был ровным, как масло.
— Его убили за святотатство. Разве тебе не говорили… — Он остановился как вкопанный и схватился за кинжал. Его тон переменился.
— Это лошадь Кадаля!
Он вертел головой из стороны в сторону, словно пес, вынюхивающий дичь.
— Это я на ней приехал. Я же тебе говорил, что мой пони охромел. Кадаль, наверно, поехал домой, взяв одну из твоих лошадей.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
