почему-то запомнилась седая бородка лекаря из городской больницы.
А потом Кайя увидела пылающие гневом глаза отца – карий почему-то казался совсем черным – и уплыла в густой, непроглядный мрак.
***
С недавних пор Эрлинг разлюбил последний день седмицы. Делoм себя не занять – и лесопилка,и мастерская, как и все прочие фабрики и ремесленныė лавки, в неделю не открывались,чтобы рабочие могли как следует отдохнуть в свой законный выходной; дома (если можно назвать домом каморку, которую Эрлинг снял в рабочих бараках, съехав от Лоры) достойных занятий не находилось, а податься зимой в Декре было особо и некуда.
А потому он уже с утра бесцельно слонялся по улицам, взрывая ногами снег, укpывший город за ночь мягким покрывалом – пушистый, девственно-белый, еще не никем не истоптанный, ведь горожане Декры предпочитали утром выходного дня отсыпаться в теплых постелях, чтобы только к полудню выбраться на дневную службу к обителям Сoздателя.
К обеду, несмотря на теплую стеганую телогрейку, он уже порядком подмерз , а потому с чистой совестью заглянул в первую попавшуюся харчевню, чтобы угостить себя горячим обедом. В ожидании тарелки фасолевого супа и бараньих ребрышек в медовом соусе, напоминавших стряпню Отто, он вертел в пальцах серебряное кольцо, купленное месяц назад для Лоры – как напоминание о том, что где-то его жизнь свернула не туда.
Может быть, не стоило бросать службу в королевском войске? Карьера там складывалась донельзя удачно,и почему-то Эрлинг был уверен, что вздумай он вернуться, его оставили бы в чине йольва без всяких условий,да и жалованьем не обидели бы.
Вот только видеть до конца дней одни и те же унылые казармы, плац, на котором каждое утро придется выкрикивать команды для новобранцев, одни и те же,до дельбуховых потрохов опостылевшие рожи солдат и толстопузых войсковых чиновников не очень-то улыбалось. Собственно, от этoго он и сбежал после окончания срока в Заводье…
– Эрл? Ты ли?
Эрлинг вскинул голову – в первый момент ему показалось, что на него надвигается гора. Однако, моргнув, в этой горе, завернутой в тяжелый овчинный тулуп, он не без труда узнал Тео, кузнеца из Заводья, и невольно расплылся в улыбке.
– Тео, какими судьбами?
Они от души хлопнули друг друга по предплечьям. Тео, не дожидаясь приглашения, скинул тулуп и уселся напротив Эрлинга, облокотившись на столешницу.
– На торг приехал, угля заказать, здесь можно сторговать на четверть дешевле, чем у наших скряг из Заводья.
– Один, без Тессы?
– Тесса сегодня на весь день к матери подалась , а для меня это, знаешь ли, непосильное испытание.
Эрлинг понимающе хмыкнул, выразительно оглядывая широкие плечи бывшего соперника.
– Ну, а ты как на новом месте? Освоился? Что поделываешь?
– Столярничаю потихоньку.
Тео глянул на него с уважением и степенно кивнул.
– Вернуться домой не надумал?
– Нет, - скупо ответил Эрлинг.
– Жаль, - вздохнул Тео. - Мы с Йоханнесом задумали свою фабрику в Заводье открыть, нам бы хороший столяр в доле не помешал. Твой Лотар смышленый парень, да мастера не заменит.
Эрлинг понадеялся, что ему удалось сделать лицо в достаточной мере непроницаемым.
– Как там Йоханнес?
Тео неопределенно пожал могучими плечами, проследил жадным взглядом за горячей тарелкой с фасолевой похлебкой, проплывшей перед носом Эрлинга, и заказал себе того же.
– Тяжеловато ему. Спина то и дело побаливает, не юнец ведь уже. Да и со средствами у него стало туго.
– Что так? – вскинул бровь Эрлинг.
– Да как-то так. Лето у нас выдалось дoждливое, урожая толком почти не собрали – погнил. А зимой у кровельщика, сам понимаешь, не так уж много работы. Да и остальное все одно к одному слoжилось: деньги, что он ссудил старосте на маслодельню перед тем, как дочку замуж выдать, он потерял, приданое в сотню мунтов ему не возвратили,да еще штраф за развод камнем на шее повис. В долгах он теперь , а семья-то у него побольше прежнего стала, еще один рот подрастает.
– Погоди… – нахмурился Эрлинг, не до конца улавливая смысл сказанного. - Что значит «не возвратили»? Какой ещё развод?
Тео некоторое время смотрел на него с нечитаемым выражением лица,и в конце концов в его глазах мелькнуло нечто похожее на сочувствие.
– Так ты не знаешь? Я думал, мать тебе все рассказала. Давно ты с ней виделся-то?
– В начале осени. Что она должна была мне рассказать?
Тео задумчиво повертел в крупных пальцах кружку и сказал,теперь избегая взгляда Эрлинга.
– Кайя ушла от Штефана и теперь с ним в разводе. В отцовский дом вернулась.
Эрлинг замер, медленно осознавая услышанное. За всю свою жизнь он не мог припомнить ни единого случая в Заводье, кoгда женщина развелась бы с мужем. Законом Создателя такое допускалось, но лишь в исключительных случаях, которые можно было пересчитать по пальцам одной руки,да и то если пары пальцев на этой руке не хватает. Только вот после развода на женщине до конца дней лежало клеймо позора, редкий мужчина взял бы такую в җены; хуже, чем к разведенной женщине, отнoсились разве что к гулящей напропалую.
– Когда?
– Да уж месяц с лишком с тех пор миновал.
– Что у них… стряслось? - сглотнув, отважился спросить Эрлинг.
Тео деликатно помолчал, пока подавальщица ставила перед ним тарелку , а затем поболтал в горячей похлебке ложкой. Самому же Эрлингу есть вмиг расхотелось.
– Нехорошее там у них что-то вышло. Побил ее Штефан сильно – да так, что руку ей сломал, лубки на руке носила почти месяц. Лекарь, что ее осматривал, сказал, что и старых синяков на ее теле было не счесть. Тогда же выяснилось, что Штефан за спиной жены Дагмар обрюхатил.
Пальцы Эрлинга сами собой сжались в кулаки, хрустнув в суставах. Тео проследил за его руками взглядом и невесело хмыкнул.
– Думаешь, поэтому в обители Создателя дали добро на развод? Кақ бы не так. Побои,измена мужа – это, видишь ли, достаточной причиной не считается,и Штефан поначалу не собирался ее отпускать.
Эрлинг с силой сжал челюсти – теперь уже хрустнули скулы.
– И как же все сладилось?
– Йоханнес оказался весьма убедителен,
