Я молча плетусь за ней в сторону ванной. Бросаю мимолётный взгляд на Тэми. Она свернулась калачиком на диване и видит счастливые сны, в которых она, почти наверняка, с Исайей.
Мы заходим в маленькое помещение, и Роуз спешит включить боковые лампочки.
— Эй, что такое? — тревожно спрашивает, прикрывая за собой дверь.
Я сажусь на край ванны и поднимаю на неё взгляд. И внезапно я очень чётко понимаю одну вещь. Если не ей, то кому? Кому ещё я смогу рассказать об этом?
— Можешь одна здесь побыть, если нужно, — эта девчонка тактична, как всегда.
Собирается уйти, но я дотрагиваюсь до её руки. Она замирает, но не предпринимает попыток начать этот разговор. Даёт понять, что примет мой выбор: делится мне с ней или нет.
Делаю глубокий вдох. Чертовски тяжело, но я чувствую, что должна… Должна проговорить это вслух. Хотя бы один раз. Просто чтобы освободиться. Выпустить эту черноту наружу. Иначе, она поглотит меня снова.
— Мне звонила Эмили. Моя мать. Дэвид, отчим, объявился…
Физически ощущаю, как к горлу подступает тошнота, а язык абсолютно отказывается слушаться.
— Он вернулся из-за меня, спрашивал где я, и как себя… чувствую. Сказал, что сожалеет.
В какой-то момент всё, что я держала в себе — прорывается наружу. Как ливень после засушливого месяца, слёзы льются по щекам, а губа предательски трясётся, и я ничего не могу с этим поделать.
— Дженна… Он… он обижал тебя? — едва шепчет Роуз, и боль в её голосе такая искренняя, что это поражает меня.
— Это был мой день рождения. Отчим пришёл пораньше с работы, мы приготовили праздничный ужин, и он предложил начать без мамы. В тот день она, как обычно, задержалась в офисе.
Я смотрю поверх её плеча. Разглядываю дверь из светлой древесины и пытаюсь через силу продолжить говорить дальше. Несмотря на то, что единственное, чего хочу — это сбежать на улицу и остаться наедине с собой. Один на один со своим кошмаром…
— Я согласилась, мы поужинали, а потом… тело вдруг онемело, стало будто ватным, и я перестала его чувствовать. Совсем.
Роуз замирает с открытым ртом и качает головой, словно отказываясь верить в то, что слышит.
— Он отнёс меня на кровать, оставил одну, но… ненадолго.
Она подаётся вперёд и обнимает, сжимая мои косточки до хруста. Плачет, едва сдерживая рыдания. Моя милая Роуз…
— Я не могу выкинуть из головы тот день. Мне кажется, что его мерзкие руки будут вечно меня преследовать. И этот его отвратительный голос, которым он повторял «моя сладкая Дженнифер»
— Почему он не в тюрьме? — её голос дрожит, и она судорожно втягивает носом воздух.
Я зажмуриваюсь, но всё же нахожу в себе силы, чтобы ответить ей.
— Мама вернулась и застала его. Я лежала и не чувствовала ни холода, ни чего-либо ещё. Даже саму себя не чувствовала…
Роуз начинает трястись и рыдать пуще прежнего. Гладит меня по спине и шепчет то, что я не могу разобрать.
— Всё в порядке, Онил, чего ты ревёшь? — улыбаюсь я, потому что меня до глубины души трогает то, как посторонний человек сопереживает мне. Она отодвигается и серьёзно смотрит на меня.
— Твоя мама…
Я опускаю глаза на свои руки и начинаю бездумно крутить дешёвый браслет на запястье.
— Что она сделала, Дженна? Вы вызвали полицию?
Как мне объяснить ей то, что я до сих пор не могу понять? Как сказать, что мать не сделала… ничего.
Я встаю напротив зеркала и вытираю мокрые щёки тыльной стороной ладони.
— Роуз, она была шокирована, а он этим воспользовался, чтобы ускользнуть.
Наклоняюсь и умываю лицо ледяной водой.
— Но полиция… они ведь могли найти его! Пожалуйста, не говори, что вы не обратились туда! — голос Роуз срывается до хрипа.
Я снова смотрю на себя в зеркало. Мои глаза абсолютны пусты. В них больше нет той Дженнифер, что беззаботно проводила время с друзьями, той Дженнифер, что смеялась, загадывая планы на будущее, той Дженнифер, что мечтала однажды встретить хорошего парня, с которым… захочет всё: волнительное, прекрасное и своевременное.
ОН украл всё это… И теперь я как сломанная кукла. Особенно в душе. Спустя год привкус горечи чувствуется особенно остро.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Я прощала мать за то, что она закрывала глаза на многие вещи, но тот день не смогу простить никогда, — стеклянным голосом произношу я.
Это — чистая правда. Мать любила этого ублюдка. Может быть, даже больше, чем меня… Для неё случившееся тоже было своего рода трагедией. Ведь её предал любимый человек. Мне кажется, она больше переживала именно из-за этого. А не обо мне, очутившейся в больнице.
— Дженнифер, — Роуз снова тепло обнимает меня.
Я зарываюсь носом в её волосы. Улыбаюсь, потому, что счастлива. Благодарю бога за то, что судьба свела меня с этой девчонкой. Никогда я не верила в женскую дружбу, но с ней ощутила какую-то странную связь. Как будто незримая ниточка соединила нас с первого дня её появления в школе.
— Пойдём, Онил, мне нужно выпить. Да так, чтобы я забылась…
Роуз понимающе хрюкает мне в ухо, и я, не могу сдержать смех. Она исчезает за дверью, а пять минут спустя возвращается с бутылкой мартини под мышкой. Мы вылезаем через окно на крышу и сидим, вдыхая прохладный калифорнийский воздух.
Впервые за всё время, я чувствую некоторое облегчение. Снова могу дышать. Снова могу притворяться. Притворяться, что не склеена из кусков. Притворяться, что живу…
Глава 28
Тэми
Этим субботним вечером я валяюсь на диване в обнимку со своим пушистым котом. Смотрю «Поцелуй на удачу» и жую шоколадные конфеты, доставая одну за одной из большой золотистой коробки.
Неожиданно раздаётся перелив дверного звонка. Я бросаю быстрый взгляд на часы. Восемь тридцать, и кого это принесло? Снова поют птички, и я, вздыхая, выбираюсь из-под одеяла и едва не падаю, запутавшись в нём. Кот издаёт протяжное «миу» и недовольно спрыгивает на пол, нервно дёргая хвостом.
— Пошли, Персик, посмотрим, кто там у нас трезвонит…
Шлёпаю до двери и поднимаюсь на носочки, чтобы глянуть в глазок прежде, чем открыть дверь незваному гостю.
Вот же… Да ну нет…
Я ошарашенно отступаю и не верю тому, что вижу собственными глазами. Потом оцениваю девушку в зеркале и решаю, что открывать ни за что не стану. Сделаю вид, что меня нет дома. Точно. Так и поступлю.
Но мои планы рушатся как карточный домик. Потому что на всю гостиную начинает орать рингтон. Тот самый It must have been love из фильма «Красотка». Вот же чёрт!
Вздыхаю, поспешно стягивая резинку с волос, взъерошиваю рыжую солому и щёлкаю замком, набирая побольше воздуха в лёгкие.
— Фостер, ты уснула там что ли?
На пороге моего дома, о ужас, стоит Исайя Ричи собственной персоной. Он окидывает меня недовольным взглядом и смеётся, глядя на мои тапки: огромные и мохнатые, с заячьими ушами.
— Ппривет, — взволнованно пищу я, и голос мой при этом звучит на октаву выше, чем обычно.
Что за вселенская несправедливость? Именно сегодня, когда парень твоей мечты вдруг по какой-то неведомой причине решает заехать к тебе в гости, ты стоишь перед ним не накрашенная и растрёпанная, в старой мятой пижаме с котиками и нелепых тапках.
— Пустишь к себе? Или будешь держать на пороге? — блондин вскидывает бровь, нагло заглядывая внутрь.
Я распахиваю дверь и отхожу в сторону, давая ему пройти. Всё это делаю как-то неосознанно, на автомате, совершенно позабыв о том, что в гостиной бардак.
— Ты одна что ли дома? — спрашивает он. И меня почему-то очень смущает этот вопрос.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Да. Мама уехала на дежурство в больницу. Сутки работает, сутки дома, — отвечаю я, пожимая плечами.
Он кивает и, осматривая «место преступления», не может сдержать смех.
— Весело ты тут проводишь время… Хомячишь, обложившись подушками?
Я торможу с ответом потому что залипаю на чудесные ямочки, которые появляются на его лице, когда он улыбается. Персик же несётся ему навстречу с каким-то диким приветственным звуком, и Ричи тут же подхватывает моего толстяка на руки.
