Две луны тому небеса смилостивились, решив дать Ильхе последнюю возможность проявить себя. Дружок пристроил ее в веселый дом на Ак-Сорельяне. Конечно, это был не «Алмазный водопад», всего лишь скромный приют радости в нижней части улицы Соблазнов, но Ильха воспрянула разочарованной душой и преисполнилась решимости на сей раз не ударить в грязь лицом.
Седмицу назад хозяйка заведения с грохотом распахнула дверь крохотной комнатушки, отведенной новой девице, и громогласно объявила – с нее довольно! Видит Иштар, она честно пыталась относиться к этой ошибке богов с пониманием и снисхождением. Однако человеческое терпение имеет пределы! Здесь приличный бордель, а не благотворительное общество! Она, достопочтенная Марша Хин, не намерена и впредь содержать за свой счет никчемную девчонку со сворой ее прихлебателей! Приличных посетителей в этот хлев силком не затащишь, зато всякие бездельники таскаются, как к себе домой! Нашептывают великовозрастной дурочке в уши сказочки о своей пропащей жизни, а та, окончательно ополоумев, кормит их, ссужает деньгами и обслуживает задарма!
– От тебя никакой пользы! – завершила обличающую речь госпожа Марша. Ильха понятливо вздохнула и принялась собираться.
Дружок, к которому она явилась с горестной новостью об изгнании с Ак-Сорельяны, сказал то же самое:
– Да ты, смотрю, вовсе спятила? Я бегаю, как осел со стручком перца в заднице, хлопочу, отсыпаю этой жирной сволочи Марше полный кошель империалов, чтобы тебя приняли, а ты вот как решила отблагодарить за заботы?
– Но я… – робко заикнулась Ильха.
– Сгинь! – потребовал бывший сердечный друг. – И больше мне на глаза не попадайся!
Ильха ушла – что ей оставалось делать? По здравому размышлению впереди ее ожидало тусклое существование сначала в роли дешевой уличной проститутки, затем опустившейся стареющей нищенки. Все ее земное имущество составлял кривобокий сундук с потрепанными нарядами, три серебряных талера да прикормленный за время жизни в заведении черный в рыжую полоску тощий кот, прозванный ею Тиллем. Однажды Ильха видела редкую стигийскую монету подобного наименования, где на оборотной стороне восседала надменная кошка в короне. На морде Тилля иногда появлялось схожее выражение, особенного если ему удавалось стащить у уличного разносчика кусок мяса или куриную ножку.
– Что будем делать? – спросила она у кота. Собратья по несчастью сидели на продавленной крышке сундука, а сам сундук торчал на задворках недосягаемой отныне улицы Соблазнов. Зверь, разумеется, не ответил, занятый тщательным вылизыванием ободранного в драках хвоста. Ильха почесала его за ухом, дернула себя за кончик жидковатой косы тусклого коричного оттенка, и тоскливо задумалась.
Снова становится шлюхой она не хотела. Падать в ноги родственникам? Выгонят. В лучшем случае – дадут немного денег. Идти к Каменному рынку, где устроена площадка для ищущих наемной работы, встать там и покричать: «Не нужна ли кому служанка с дырявыми руками и бестолковой головой?»
Она знала место, где, возможно, ее примут без лишних вопросов. Большая митрианская обитель на полуночной окраине города. Что ж, быть послушницей не так уж плохо. Крыша над головой, еда, а с порученной ей работой она как-нибудь справится. Огород вскапывать или, скажем, полы мыть. Иное дело, что Ильху совсем не привлекала жизнь в четырех стенах обители, черное мешковидное облачение и полное отсутствие каких-либо радостей.
– Хоть вешайся, – безрадостно поделилась с котом девица Нираель. Тилль открыл пасть, издав хрипло-согласное «Мяу!».
Идею повеситься Ильха тоже отвергла. Во-первых, ей говорили, что это очень больно. Во-вторых, она здраво предположила, что с ее удачливостью наоборот либо веревка оборвется, либо сломается ветка, к которой она привяжет эту самую веревку, либо выяснится, что она неправильно затянула узел и ей выпадет уныло барахтаться в воздухе под жизнерадостный хохот зевак.
Представив себе эту картину, Ильха вздрогнула.
– Нет, так на Пустые Равнины я добираться не стану, – заявила она коту. – Я знаю, что сделаю! Пойду и напьюсь! Вдрызг!
Втайне Ильха надеялась, что ее неудачливость тут окажется полезной. Ведь, будучи пьяной, она вполне может упасть в канаву и захлебнуться. Или ее подвернуться под руку ссорящимся ворам. Или… Мало ли что может произойти в таком городе, как Шадизар?
Правда, тут ее ждала новая трудность. Желудок Ильхи напрочь не выносил дешевых туранских и шемских вин, соглашаясь принимать лишь сладкие офирские настойки, стоившие не меньше талера за кувшин. Трех кувшинов наверняка не хватит. Поколебавшись, Ильха слезла с сундука, согнала кота и принялась рыться в тряпках. Выбрав наиболее хорошо сохранившиеся платья, небрежно связала их в узел и отправилась на поиски старьевщика. Кот вприпрыжку побежал следом. Сундук остался стоять нараспашку.
* * *
Ей приснился кошмар – она сорвалась с вершины отвесной скалы, но, вместо того, чтобы разбиться о торчавшие внизу камни, полетела вверх и упала в непрерывно вращающийся облачный водоворот. Ее мотало и швыряло из стороны в сторону, так что голова грозила вот-вот оторваться, а где-то неподалеку раскатистый голос вещал о мирах, странствующих по глади небесных сфер и пылающих вечных звездах.
– Ой, да заткнись ты! – пробормотала Ильха, просыпаясь и осознавая, что ей снова не повезло. У нее жутко болела голова, урчало в животе и, как это не печально, она оставалась в мире живых. – У человека похмелье, а всякие недоумки вопят тут над ухом…
Встав на четвереньки, она поползла куда-то и врезалась головой в некую преграду.
– Вот и звезды, – уныло признала Ильха, когда перед глазами весело замельтешили разноцветные искорки. Она села, привалясь к стене. Вокруг стояла темнота – то ли непроглядная ночь, то ли она забралась в какое-то неосвещенное помещение. – Единственные звезды, которые я видела в своей жизни. Забавно, правда? Прожить на земле двадцать с лишком лет, ни разу не задирая головы к небу. Чего там хорошего, в этом небе? Если не солнце до одурения, то солнце до ослепления. И дождей у нас не бывает. Почти не бывает.
Она не понимала, к кому обращается – к себе, к наверняка потерявшемуся Тиллю или к приснившемуся голосу. Просто ворчала вслух, тихо страдая и перебирая совершенные оплошности.
– И так всегда! Дзин-нь – и нету у старого скряги чаши ценой в сто золотых. Почему? Одна благонамеренная дурочка хотела вытереть с нее пыль. Дзин-нь – и у расфуфыренной дамочки нет лучшего наряда. Потому что кое-кто, пытаясь всего лишь пришить тесьму, ненароком уронил сей наряд в чан с помоями, представляешь? Дзин-нь – и кто-то вылетает на улицу, ибо по доброте душевной, но скорее по глупости тянет на своей шее дармоедов, которым самим лень почесаться… Чего говорить! – она в отчаянье махнула рукой. – Одно слово – пропащая неудачница. Да-да, – она попыталась выпрямиться и гордо задрать подбородок. – Я именно такая! Я, Ильха Нираель из Шадизара, самая большая неудачница в мире! Эй, где здесь выход?
