— Ему не жить, клянусь.
— Но нам — жить! — сдвинул брови посол. — И жить в дружбе с его святейшеством. А его святейшество выгораживает негодяя.
— Есть верные люди, отец, — послушно склонился сын.
— Мы все сделаем, как надо, ваша милость, — забурчали племянники Роальд и Гуго.
На другом конце площади юноши перетягивали бревно. Две фигуры, закутанные в плащи с капюшонами, стояли поодаль и допрашивали своего товарища.
— Ты остановился. Почему?
— Он заметил нож. И кейсар смотрел на нас.
— Ты нарушил клятву.
— Он ощупал меня. Старый был прав. На мальчишке метка.
— Коготь мог повесить на себя любой любитель медвежатины!
— У него метка волка. На голове. Мне стало холодно.
Собеседники помолчали.
— Теперь ты пойдешь за ним один, мы не можем нарушить присягу Мешко. Мы скажем, что ты болен. Ступай. И помни, чем все кончится, если он не сдохнет.
Глава двадцать вторая,
из которой становится ясно, что даже много золота и шелка не спасают от ненависти
— Карлен, это мой постельный дар. Почему ты отвернулась? Так делают все мужчины, когда им…
— Когда они покупают женщин, да?
— Зачем ты обижаешь меня? — скрипнул зубами Даг.
— Я не возьму это, это слишком дорогой подарок…
— Слишком дорогой для меня или для тебя? — сбавил тон Северянин. — После того, как мы вернулись в Хедебю, ты не желаешь даже разговаривать со мной!
— Ты не прав. Ты же видишь, я пришла сюда, пришла одна, и ты знаешь, что будет, если узнает мой отец. Значит, я хотела прийти к тебе… — Дочь маркграфа с робостью оглядела закопченые стены, но затем взгляд ее потеплел. Девушка заметила в углу распятие и быстро перекрестилась.
Даг пожирал ее жадными глазами. В полумраке, среди десятка свечей, его возлюбленная казалась еще прекраснее. Впрочем, Северянин еще ни разу, даже про себя не произнес слово «любовь». Для него это слово пришло из песен скальдов. Он со злостью понимал, что не может с собой справиться, что не может смотреть на других девчонок, заполучить которых стало теперь так легко. Ведь после возвращения посольства он вместе с другими язычниками отряда принес в жертву быка и щедро отсыпал тулам серебра. На крови быка вместе с другими он поклялся в верности хевдингу и самому конунгу данов и стал не только дренгом экипажа «Трехрогого», но и вторым рулевым, что означало большую честь.
Их тайное свидание в доме своего богатого родича устроил новый приятель Северянина по экипажу — Дотир Асмуссен. Дотир и еще двое верных друзей ждали снаружи, а в соседней комнатушке дрожала от страха служанка Карлен.
— Это еще не все. — Северянин небрежным жестом вывалил прямо на товарищеское ложе янтарное ожерелье, два серебряных браслета с тяжелыми лосиными головами и отрез шелка. Как завороженная, девушка уставилась на переливы фиолетовой, лиловой и ярко — желтой материи. Ее руки сами потянулись к безумно богатым подаркам, которые ей никто еще никогда не делал.
Нетерпеливые пальцы юноши тем временем делали свое дело. Даг ведь уже не был тем неопытным юнцом, которого приводил в трепет шорох женского платья. Колыхалось пламя свечей, покачивалась в углу тень чужого распятого бога, зато ярким белым пятном затрепетало обнаженное тело девушки.
— Нет, нет… — Она вяло упиралась ручками ему в грудь. — Ты потратил все. Ты потратил все, что получил в награду, так нельзя…
— Я получу в тысячу раз больше. Я скоро стану хирдсменом, обещаю тебе, я куплю тебе усадьбу, увезу тебя в Свеаланд… — Он нес чушь, не слишком соображая, что говорит. Метка на голове яростно пульсировала, предупреждая об опасности, но впервые в жизни Северянин не замечал ничего вокруг. Он схватил Карлен в охапку, затыкая ей рот поцелуями, опрокинул на разогретые у печи шкуры.
— Ты самая лучшая… я стану херсиром в войске короля, тогда никто не сможет мне сказать слово… ох, ну пожалуйста, не закрывайся, прошу тебя…
Никогда еще ни с кем он не был так нежен. Ведь в родной усадьбе даже его приемная мать не успевала раздаривать нежность среди многочисленных детей. Руки девушки последний раз уперлись ему в грудь и беззвольно раскинулись…
Чтобы спустя секунду крепко обвиться вокруг его шеи.
— Даг, мой Даг, — всхлипывала она, сама освобождаясь от остатков одежды.
Отлетали какие — то украшения, катились по полу жемчужины, рвались шнурки. Сцепившись в схватке раскаленной юности, они потеряли слух и зрение. Ноздри Дага раздувались, каждый нерв тела трепетал, он чуть не заорал в голос, когда прохладные пальчики девушки коснулись его напряженных ягодиц. Словно сквозь завесу слез, в которых он не признался бы под пыткой, парень видел ее запрокинутый подбородок, ее распущенные белокурые локоны, он как волчонок слизывал ее катящиеся слезы и все глубже проникал туда, куда его никак не хотели пускать. На какое — то мгновение Дагу показалось, что в нем бушует напиток берсерков, что одного неосторожного движения достаточно, чтобы разорвать девушку пополам, он слегка испугался собственной ярости.
Когда он очнулся, кровь из прокушенной губы заливала рот. Он уже не слизывал чужие слезы, теперь он неистово пил ее пот, катившийся по обнаженному животу возлюбленной. И не существовало ничего вкуснее этого напитка. Ее ребра вздымались, девушка плакала и смеялась одновременно, локтями закрывая лицо, уворачиваясь от его щетины, вздрагивая всем телом, оставляя его губам торчащие горошины сосков.
Все повторялось снова и снова, свечи прогорели, почти остыл очаг, а Северянин по — прежнему видел перед собой только ее мраморный плоский живот, ее бедра в легчайших прожилках сосудов, которые так хотелось прокусить, ее бьющуюся на горле жилку. Их сердца отбивали неистовую дробь, их ноги сплетались, а руки оставляли друг на друге отметины схватки. Даг не замечал, что вся его спина исполосована ногтями, что левая мочка уха кровоточит, он не слышал, как несколько раз поскреблись в дверь, звали его по имени и звенели мечами…
Они разорвали объятия в полной темноте. Последние угольки ало пламенели в очаге. Из щелей в закрытых ставнях розовым заревом подсматривал рассвет. Нащупав дрожащей рукой кувшин с брусничным отваром, Даг залпом опрокинул в себя половину, затем протянул девушке. Услышал, как она жадно пьет, давясь, проливая кислый холодный напиток на разорванное нижнее платье.
— Что теперь будет? Что будет? — шептала Карлен.
— Да ничего не будет. — Даг слегка пришел в себя и снова расхрабрился. — Я буду ждать сколько надо, пока твой отец не отдаст тебя за меня. А ты будешь ждать, пока я пришлю богатых сватов.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
