Нидл пристально посмотрел на священника.
— Он вернулся в Гантерн?
— Не он, а его жена. Польдингер добился того, чтобы она взяла на себя заботу о ребенке. Она забрала его от сестер милосердия. Что стало дальше с девочкой, мне неизвестно.
— Карин Фридеман была помещена в государственный интернат в Гарце. Недавно она получила аттестат зрелости и теперь намерена продолжать учебу, — ответил Нидл.
— А почему вы хотите что-то разузнать о ее родственниках? Не замешана ли Карин в чем-то греховном?
— Сохрани боже, — воскликнул Нидл. — Это связано с ее дядей и ее тетушкой. Оба они погибли при странных обстоятельствах. Разве вы не читаете газет и не слушаете радио?
— Пороки суетного мира меня не интересуют, — сказал его преподобие Даубенбергер, и Нидл непроизвольно бросил взгляд на бутылки вишневой наливки. — Что касается этого Вальтера Фридемана, то я уже тогда предрекал, что он плохо кончит.
Нидл достал из кармана фото.
— Это он?
Даубенбергер пожал плечами.
— Возможно, да, возможно, нет. Прошло много времени с тех пор, как я видел его в последний раз.
Нидл вернулся в жандармское отделение. Целая толпа любопытных глазела, как он выводил Деттмара в наручниках к автомашине. Едва устроившись в кабине, Деттмар начал канючить, что его арест простое недоразумение.
— Тогда вы по ошибке обратились и к террористам? — спросил Нидл.
Деттмар вспомнил предупреждение Старика Леенштайнера и смолк. После этого поездка протекала тихо и спокойно, и инспектор не мог пожаловаться на поведение своего пленника.
* * *
— Нам надо совершить небольшую поездку в «Черкесский бар» на Бертлгассе, — сказал после обеда Шельбаум. — Правда, немного рановато, но все равно будет интересно. Я вам обещаю.
Маффи заказал автомашину, и четверть часа спустя они остановились почти на том же самом месте, где останавливался на «фольксвагене» Деттмар. Они воспользовались тем же входом и через коридор прошли в конторку, дверь которой по их звонку открылась автоматически. Ковалова восседала за письменным столом и читала газету.
— Чему я обязана, господин обер-комиссар? — спросила она.
Фамильярность ее обращения была равносильна вызову.
Шельбаум, казалось, этого не заметил.
— Когда вы позавчера посетили фрейлейн Фридеман, вы уже знали, что Вальтер Фрпдеман мертв. Не могли бы вы еще раз повторить, кто вам об этом сообщил?
Ковалова посмотрела на него с удивлением.
— Разве вы забыли? — спросила она. — Мне позвонил господин Деттмар.
— Вы точно помните?
— Поскольку я не в зале суда, мне нет нужды клясться, — с усмешкой произнесла Ковалова. — Во всяком случае, это был Деттмар. Разве только…
— Я весь внимание, — сказал Шельбаум, когда она запнулась.
— …разве только кто-то по телефону имитировал его голос.
— Тогда он и представился под именем Деттмара, — медленно сказал Шельбаум.
— Само собой разумеется.
Обер-комиссар кивнул Маффи, и тот начал стенографировать.
— Но мужской голос от женского вы, наверное, отличить сможете? — спросил Шельбаум.
— Наверное.
Шельбаум пристально посмотрел на нее. — Следовательно, вам позвонил мужчина?
— Я уже сказала, — ответила Ковалова с нотками нетерпения в голосе.
— Определенно не фрейлейн Фридеман?
Если Ковалова разыгрывала удивление, то делала это мастерски.
— Разве я когда-нибудь это утверждала? — воскликнула она.
— Не вы, а господин Фазольд, — сказал Шельбаум.
Ковалова натянуто улыбнулась.
— Не знаю, как он додумался до этого, — сказала она. — Господин Фазольд заходил утром, приносил эскиз афиши. По-видимому, вы видели снаружи у входа, что мы вновь открываем заведение десятого октября. Если вам позволит время, то, возможно, и вы нас посетите?..
— Мы говорили о господине Фазольде, — прервал ее Шельбаум.
— С господином Фазольдом я вообще об этом не говорила. Ведь я и сама еще не знала. Господин Деттмар позвонил, когда господин Фазольд уже ушел от меня.
— Фридеман и Фазольд встречались в вашем ресторане?
— Вы угадали. Когда я открыла «Черкесский бар» — это было, позвольте вспомнить, в пятьдесят шестом году, после заключения государственного договора, — они иногда бывали и здесь…
— Вы имели деловые контакты с Фридеманом?
— Не имела никаких до получения кредита, который он мне полгода назад дал на расширение заведения.
— Под большой процент?
— Кредиты никогда дешевыми не бывают.
— Как относились друг к другу Фазольд и Фридеман?
— Они были в дружбе с давних пор. Думаю, что их дружба тянется со времени концлагеря, где они были вместе.
Шельбаум задумался. Для него явилось неожиданностью, что Фридеман и Фазольд давно знали друг друга. Если это так, то через Фазольда определенно можно кое-что узнать о прошлом Фридемана. Почему же Карин об этом ничего не сказала? Он пытался припомнить разговор с ней. Ее вины здесь не было — о чем спрашивали, о том она и говорила.
Ковалова откинулась на спинку кресла.
— Смею я, комиссар, также спросить вас кое о чем?
— Пожалуйста.
— Что вы хотите от меня?
— Выяснить некоторые противоречивые моменты.
— Какой смысл в этом? Ведь Фридеман задушил свою жену, а затем покончил с собой.
— Вы так думаете?
— Не только я.
— Все не так просто.
— Не впутывайте меня в эту историю, комиссар, — сказала Ковалова приглушенным тоном. — Я не имею с этим ничего общего. Если Фридемана кто-то убил, то я могу лишь поздравить убийцу. Фридеман был мерзким субъектом и свою смерть заслужил не однажды.
— Следовательно, вы о нем знаете?
— Ничего не знаю, но убеждена, что вы, если захотите, раскопаете предостаточно.
— Скрывая информацию, вы нарушаете закон.
— Я не могу вам сказать более того, что знаю.
Шельбаум начал закипать.
— У вас французское подданство, вы лишь гость в нашей стране. Может легко случиться, что вас лишат разрешения на жительство.
Ковалова рассмеялась.
— Вы угрожаете мне высылкой. Тем самым вы хотите принудить меня к ложным показаниям. У меня даже есть свидетель, ваш молодой человек. Я могу на вас пожаловаться.
Шельбаум впал в ярость от такой наглости, но тут же овладел собой.
— На вашем месте я был бы более осторожным. В пятьдесят восьмом году вы были очень близки к высылке. Не помните ли вы аферу с укрывательством похищенного столового серебра?
— Я была невиновна!
_ Все же та афера стоила вам двух месяцев тюрьмы и денежного штрафа.
