– Папа…
– Едем в центр. Там сделаем все анализы. И будем посмотреть. – Лицо Валерия Евсеева сделалось непроницаемым, но я ясно видела, как в глазах его мелькали обрывки мыслей и формул. Мозг уже начал работу по поиску спасительного решения.
* * *
Путь в диагностический центр запомнился мне плохо. Температура ползла вверх, а зубы лязгали так, что приходилось их все время стискивать во избежание полного разрушения. Мою палату еще никто занять не успел, и я с наслаждением растянулась на пусть и казенном, но чистом белье. Не так много радостей осталось у меня в жизни. Да и жизни осталось не так много… Невеселые мысли атаковали меня со всех сторон, пока эфэсбэшная машина неслась по погруженному в привычную суматоху городу. Этой ночью отец выкачал из Хуана полтора литра плазмы, заменив ее физраствором. В ближайшую неделю он не может взять у кубинца еще, это запросто убьет ослабленный болезнью организм. Значит…
Павел вошел ко мне бесшумно. Я услышала только тихий щелчок замка запирающейся изнутри вип-палаты.
– Наши анализы готовы, – сказал он шепотом. Не потому, что боялся кто-то услышит, а потому, что совсем потерял голос. А скоро потеряет и жизнь. Мне не нужно было спрашивать его о результатах. Бесстрастное, скорее даже отрешенное лицо Павла говорило громче любого крика.
– Паша, я боюсь…
– Не бойся. – Он поерзал на краешке кровати. – Знаешь, а Крешину вроде бы лучше… Глядишь, твоя Наташка действительно замуж за него выскочит. Если только сама в ящик не сыграет. Видела бы ты ее. Слоняется по коридору, как тень отца Гамлета.
– Любовь зла, – прошептала я в ответ на его прикосновение, и снова зашлась мучительным кашлем.
– Скажи, Ника… Только честно! Уже нет смысла врать… А ты бы ухаживала за мной, как она за ним? Я ведь до сих пор не знаю, любишь ты меня или нет…
– Какая теперь разница, – пробормотала я, отдышавшись. – Ну, люблю я, дура, тебя, дурака. Люблю. Что, легче тебе от этого? Мне вот ничуть не легче… Страшнее только.
– Это потому, что меня рядом не было. А теперь я здесь, и никуда не уйду. – Его ладонь пригладила мне волосы, а губы нежно коснулись мокрых ресниц. – Если только ты не прогонишь. Ведь ты не прогонишь?
Он ждал возражения или согласия, но вместо ответа я прижалась к нему так крепко, что даже сама застонала. А потом почувствовала, как меня вместе с матрасом сносит на пол.
– Что ты делаешь?!
– Здесь такие… пружины скрипучие, – пробормотал он в перерывах между короткими и резкими поцелуями. – У нас мало времени… а я не собираюсь.. напрасно его терять… И тебе не позволю!
* * *
Я смотрела на нависавший пологом Мироздания потолок, не в силах оторвать взгляда от прихотливых трещин, заставляющих задуматься о превратностях судьбы. Избежать стольких опасностей, выжить под ледяным райским душем, и на тебе – умереть от вируса, созданного собственным отцом. Вот она – Божественная ирония. А может быть, расплата…
– Надо маме позвонить, – пробормотал мой, тоже частично охрипший голос, в котором неохотно затухали отзвуки блаженства. – Или не надо? Посоветуй, соблазнитель.
– Что посоветовать? – Истома в шепоте Павла, снова бросила меня в дрожь. Только на этот раз болезнь была тут совершенно ни при чем.
– Сказать ей самой, или пусть папа скажет…
– О чем скажет?
– О том, что она скоро дочери лишится! – возмутилась я его равнодушием.
– С чего ты взяла, что она ее лишится? – Он приподнялся на локте, и устремил на меня свои бессовестные глаза, до краев полные подозрительного веселья. – Расслабься, Ника. Все хорошо. Никакой у нас не вирус, а самое обычное воспаление легких. Зря, что ли, белозерские «лакшми» старались? Всю воду на нас извели…
– Но ведь ты сказал, что анализ…
– Я? Я про результаты анализа тебе как раз ни слова не сказал. Это уж ты сама себе нафантазировала.
Когда смысл его слов дошел до меня окончательно, я одним движением вскочила на колени (попробуйте-ка проделать это из положения «лежа на спине»!), и с воплем «Ах ты, гад!» попыталась вырваться из цепких омоновских объятий.
– Это не честно! – Я дергалась в кольце его рук, как самая настоящая эпилептичка. – Ты меня обманул! И получил, что хотел. Да если бы я только знала! Завтра же меня не будет в этом городе, и ты больше никогда меня не увидишь!!
Праведный гнев придал мне сил, и я, почти вырвавшись, приготовилась вскочить с лежащего на полу матраса, но резкое «щелк» полностью изменило ситуацию.
– И ты думала, что я тебя отпущу? – возмутился Павел. – Один раз бросила меня в больнице на произвол судьбы, и понадеялась, что и во второй раз тоже прокатит? Забудь, подруга. Никуда ты теперь от меня не денешься!
В качестве демонстрации последнего заявления приверженец нетрадиционных методов ухаживания Павел Челноков поднял вверх левую руку, за которой, как прикованная, потянулась моя правая рука. Впрочем, почему как? Она и была прикована! Браслеты наручников соединили нас крепче всяких обручальных колец.
– А в туалет как же? – пробормотала я, пытаясь собраться с мыслями, что под возобновившимися поцелуями Павла удавалось не слишком хорошо.
– Да уж как-нибудь. А вот часами ходить с тобой по магазинам действительно будет для меня испытанием. Температура-то еще не спала…
– По каким магазинам?..
– По свадебным, Ника. Разве Эля не сказала тебе, что у нас послезавтра регистрация? Нет? Оно и к лучшему. Насколько я разобрался в твоем характере, чтобы избежать ожесточенного сопротивления тебя надо брать врасплох, – выдохнул пылающий не только от одной температуры Павел.
И взял.
Дия Гарина.
