пальцами Ветрова, да и прослыть трусихой – тошно. А потому закрываю глаза и подаюсь немного вперёд, подставляя губы для неизбежного поцелуя: решаю выйти из игры победительницей!
Мысленно отсчитываю мгновения «до», рвано выдыхая пропитанный нашим безумием воздух, и жду. Вот только Ветров не спешит меня целовать.
– Я лучше Булатова во всём! Даю слово, – шепчет придурок мне на ухо и смеётся.
Так вот о какой помощи он говорил! Негодяй! Чёртов обманщик! Ненавижу! Мало того что обвёл вокруг пальца и выставил меня идиоткой, так теперь ещё и потешается!
– Ты предлагаешь поверить тебе на слово? – включаю стерву. Ну уж нет, делать из себя посмешище я ему не позволю!
– Ты сомневаешься во мне? – Ветров запросто отпускает мою ладонь и беспечно откидывается на спинку дивана. – Зря! Слово Ветра – кремень!
– И всё же, Сава, в таких вопросах слово – пустой звук! – невинно веду плечами и тоже отклоняюсь назад. Пытаюсь расслабиться, но ничего не выходит: внутри всё кипит от желания поставить парня на место. – Получается, Ветров, ты предлагаешь мне сравнить между собой пустоту и сладость губ любимого парня? Что ж, пожалуй, выбор очевиден!
Теперь моя очередь смеяться! Скрещиваю руки на груди и, не скрывая довольной ухмылки, победно заявляю:
– Сава, увы, эту битву ты про…
Но досказать Ветров не позволяет. Молниеносным, нахрапистым рывком он разворачивает меня к себе и начинает целовать, выбивая почву из-под ног. Его губы, слегка обветренные и сухие, с жадностью захватывают в плен мои, тогда как цепкие пальцы вплетаются в волосы, лишая меня пути к отступлению. Ветров резок и настойчив, но при этом невероятно нежен со мной и искусен. Не в силах пошевелиться, я тону в своих ощущениях, растворяюсь в пьянящих прикосновениях его губ, про себя отмечая, как идеально те сочетаются в своём неуёмном танце с моими.
Сава отстраняется от меня также внезапно и дерзко. Пока я пытаюсь собрать себя по кусочкам, он как ни в чём не бывало встаёт, тормошит волосы на затылке и отходит к окну.
– Никогда больше не сомневайся во мне, Нана! – произносит глухо. Его голос сквозным ветром холодит сердце: такой чужой и отстранённый. Ну конечно! На смену безудержному порыву пришла горечь раскаяния. В попытке переплюнуть Булатова Сава совершенно позабыл про свою девушку и сейчас корит себя за несдержанность, да и меня, наверно, за компанию.
Зачем-то встаю следом и на негнущихся ногах подхожу ближе, не смея поднять глаз. Губы горят от недавних ласк, а в ушах набатом отдаётся гул растерзанного сердца: Ветрову невдомёк, что вместе с поцелуем он украл и его.
– Ты победил, – признаюсь честно, замерев от парня на расстоянии вздоха. В глазах стоят слёзы, а внутри всё стянуло в тугой узел: мы с Ветровым слишком разные, чересчур чужие, невозможные…
Схожу с ума от желания коснуться его рукой, вынудить обернуться и помочь принять неизбежное, но внезапно включившийся свет разбивает мои планы вдребезги. Щурюсь с непривычки и делаю шаг назад. Ещё. И ещё. Это в темноте я казалась себе смелой, а сейчас хочу испариться. Разворачиваюсь на пятках и несусь к двери, дёргаю ручку и вырываюсь на свободу. На сегодня хватит!
***
– Дорогой, передай, пожалуйста, сахар!
Мама мило улыбается, слегка склонив голову набок, и с нескрываемой нежностью смотрит на отца.
– Держи, любимая! – щебечет тот, передавая сахарницу. Впервые за завтраком он не копается в телефоне и не читает новости. Вчерашний вечер явно пошёл родителям на пользу, что нельзя сказать про нас с Ветровым. Мы как два сыча сидим молча и не смеем поднять друг на друга глаз.
– Ребятки, а вы чего такие пришибленные? – интересуется папа, делая глоток горячего кофе. – Не выспались? Или опять поссорились?
– Всё нормально, – кивает Ветров и даже умудряется закинуть в рот ложку кукурузных хлопьев.
– Нана? – между делом уточняет мама. – У тебя, дочка, всё хорошо?
Молча киваю и продолжаю равнодушно смотреть на еду: положить хоть кусочек в рот – выше моих сил.
– Ты вся горишь, Нана! – не унимается мама. – Щёки, как переспелые помидоры! Неужели температура вернулась?
Слышу, как напротив хмыкает Ветров, и перестаю себя контролировать.
– Говорю же: всё хорошо! – огрызаюсь, но тут же натыкаюсь на недовольный взгляд отца. Подперев кулаком подбородок, он внимательно смотрит то на меня, то на Ветрова и о чём-то сосредоточенно думает.
– Как ваши занятия продвигаются? – наконец решается заговорить.
– У Савы серьёзные пробелы в знаниях, – тут же спешу отчитаться и впервые позволяю себе украдкой взглянуть на парня. – Будет правильнее, папа, нанять профессионала.
– Глупости! – качает головой Сава и нагло подмигивает. – Марьяна отлично справляется с ролью репетитора! Ещё пара занятий, и я стану отличником. Вот увидите!
– Хочется верить, Савелий! А ты что думаешь, дочь?
Не переставая зачарованно смотреть в хитрющие глаза Ветрова, пропускаю мимо ушей вопрос отца.
– Марьяна! – напоминает о себе тот, а Сава расползается в довольной улыбке.
– Да, папа! – бормочу, ощущая, как новая порция краски безжалостно приливает к многострадальным щекам, а всё потому, что по собственной глупости упустила нить разговора с отцом. Папа, разумеется, замечает неладное и начинает постукивать кончиком чайной ложки по блюдцу. Виновато кошусь на отца, а затем снова утыкаюсь взглядом в тарелку с плавающими в молоке мюсли.
– Игорь Александрович,– приходит на выручку Ветров, – Марьяна просто не верит в свои силы.
– Неправда! – вспыхиваю, вновь спотыкаясь о пристальный взгляд Савы.
– Тогда, выходит, сомневаешься во мне? – хрустит хлопьями Ветров, и что-то мне подсказывает, что говорит он сейчас совсем не об английском.
– Нет! – мотаю головой, а мысленно добавляю: – В себе.
Потеряв к нам интерес, отец в очередной раз занимает позицию Савы и настоятельно просит продолжить наши занятия, а мне ничего не остаётся, как согласиться.
После завтрака мы снова приступаем к зубрёжке английского. Собираемся по привычке в гостиной и, обложившись книгами и словарями, старательно делаем вид, что думаем об учёбе. Впрочем, под строгим надзором отца, который под благовидным предлогом решает оставить открытой дверь в свой кабинет, мы с Савой и правда весьма быстро погружаемся в рабочую атмосферу.
