Было ясно, что Мохиам отомстила ему за изнасилование, это барон понимал, но, с другой стороны, это она, ведьма, шантажировала его, заставив вступить с ней в связь первый раз. Это она требовала, чтобы он оплодотворил ее — дважды! — чтобы она родила от него дочь для Бене Гессерит. Это было нечестно. Это он жертва, а не она.
Барон кипел, возмущался и негодовал. Нельзя было и думать о том, чтобы хотя бы один соперник из Ландсраада узнал о причине его болезни. Все они хорошо понимают разницу между силой и слабостью. Если же соперники будут и дальше верить, что тучность и отечность барона Харконнена суть следствия его излишеств, свидетельство его успехов, то он сможет сохранить власть и влияние. Если же всем станет известно, что этой отвратительной болезнью его наградила женщина, заставившая его, Владимира Харконнена, совокупиться с ней, то… От такой мысли барону становилось физически плохо.
Да, конечно, слушать вопли Мохиам — это сладкая месть, но все же это мелочь, недостаточная для человека его положения. Все же Мохиам была всего лишь отталкивающим придатком Ордена Бене Гессерит. Ведьмы воображают себя всемогущими, способными сокрушить любого, даже великого главу Дома Харконненов. Наказать их — дело фамильной чести и гордости, дело утверждения власти и положения во имя всего Ландсраада.
Кроме того, это доставит ему удовольствие.
Но если он будет действовать необдуманно и поспешно, то никогда не получит от ведьм средств для исцеления. Доктор Сук сказал, что науке не известны средства лечения, что возможность излечиться целиком и полностью находится в руках Преподобных Матерей Бене Гессерит. Община Сестер сделала из барона развалину, и только она может вернуть ему прежнее великолепное тело.
Будь они прокляты!
Ему придется притворяться, влезать в их дьявольский ум, чтобы понять, что там находится. Надо будет найти способ шантажировать их. Он сдерет с них (фигурально, конечно же, фигурально!) черные похоронные накидки и заставит голышом дожидаться его суда.
Он швырнул измятое зеркало на плиты пола, угодив в тренажер. В руках у барона не было трости, поэтому он не смог сохранить равновесие и грохнулся спиной на мат.
Нет, это просто невыносимо…
Взяв себя в руки, барон проковылял в свой захламленный кабинет и вызвал Питера де Фриза. Громовой голос Владимира Харконнена разнесся по коридору, и слуги со всех ног кинулись искать ментата.
Целый месяц де Фриз выздоравливал после глупейшей выходки с передозировкой пряности. Идиот заявил, что видел падение Дома Харконненов, но не смог предложить никакого средства, с помощью которого барон сумел бы избежать такого печального будущего.
Сейчас ментату предоставлялась возможность искупить свой промах и предложить план удара по Бене Гессерит. Каждый раз, когда де Фриз своей очередной глупостью доводил барона до белого каления и рисковал быть казненным, он находил какое-то очень удачное решение и вновь доказывал свою незаменимость.
Как мне причинить вред Бене Гессерит? Как скрутить их в бараний рог и заставить корчиться?
Ожидая ментата, барон выглянул в окно и посмотрел на промышленный пейзаж Харко-Сити, с его маслянисто блестящими закопченными зданиями, вокруг которых не было и намека на зелень. Обычно вид успокаивал барона, но на этот раз он лишь еще больше упал духом. Прикусив от досады губу, барон почувствовал, как из его глаз потекли слезы жалости к себе.
Я сокрушу Общину Сестер!
Эти женщины не глупы. Далеко не глупы. Для своих селекционных программ и политических махинаций они сами выращивали интеллектуалов для пополнения своей элиты. Для того чтобы усовершенствовать программу и усилить Орден, им потребовались гены высшей пробы — гены барона Харконнена. Как же он ненавидел их!
Надо разработать очень тонкий план… Поможет только хитрость, помноженная на хитрость…
— Милорд барон, — произнес Питер де Фриз, открывая дверь. Голос выползал из его глотки, как ядовитая змея из гнезда.
Из коридора до слуха барона донеслись крики, шум и лязг металла. Что-то грохнуло в стену, посыпались осколки мебели. Барон отвернулся от окна и увидел входящего в кабинет похожего на медведя племянника, пришедшего вслед за ментатом. Раббан нисколько не напрягался, но каждый его шаг громом отдавался под сводами кабинета.
— Это я, дядя.
— Вижу. А теперь оставь нас. Я звал Питера, а не тебя.
6-4 Обычно Раббан проводил все свое время на Арракисе, выполняя приказы барона, но, возвращаясь на Гьеди, он всегда горел желанием принять участие в обсуждении важных дел.
Барон вздохнул и задумался.
— Я передумал, Раббан. Ты можешь остаться, если хочешь. Так или иначе, но я все равно буду вынужден тебе об этом рассказать.
В конце концов, это чудовище — его наследник, единственная надежда Дома Харконненов, Этот парень все равно лучше, чем его отец, размазня Абульурд. Какие они разные, хотя у обоих есть серьезные недостатки.
Племянник расплылся в счастливой кукольной улыбке, гордый от сознания того, что и его посвятят в какое-то важное дело.
— Рассказать о чем, дядя?
— О том, что я собираюсь предать тебя смерти. Взгляд Раббана на мгновение потускнел, но потом снова прояснился.
— Этого не может быть.
— Почему ты так уверен? — Глаза барона сверкнули. Мен-тат переводил взгляд с дяди на племянника, наблюдая за пикировкой.
Раббан быстро нашелся:
— Потому что если бы ты действительно собирался предать меня смерти, то не стал бы меня об этом предупреждать. На оплывшем лице барона появилась мимолетная улыбка.
— Да, кажется, ты не такой уж полный кретин, как я думал.
Приняв эти слова как комплимент, Раббан уселся в кресло-собаку, которое, изогнувшись под его тяжестью, постепенно приняло форму тела племянника.
Барон рассказал подробности того, как Мохиам заразила его, и потребовал составить план мести Ордену Бене Гессерит.
— Нам надо найти способ поквитаться с ними. Мне нужен план, умный и хитрый план, который приведет нас к выигрышу.
Женственные черты ментата расслабились, лицо обмякло, глаза потеряли выражение. В режиме ментата он прокручивал в мозгу все вероятные возможности с невероятной скоростью. Язык поминутно высовывался изо рта, де Фриз облизывал губы, вымазанные ярко-красным соком сафо.
Раббан пнул пяткой кресло, чтобы оно приняло иную конфигурацию.
— А почему бы нам не организовать полномасштабное нападение на Баллах IX? Мы же можем попросту стереть их города с лица планеты.
Де Фриз вздрогнул и в какую-то долю секунды взглянул на Раббана. Движение было столь быстрым, что барон не смог бы сказать, действительно ли ментат оглянулся на племянника барона. Владимиру Харконнену была невыносима сама мысль о том, что примитивные измышления Раббана могут повлиять на тонкое рафинированное мышление ценного ментата.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
