– Бей ее!!! – затопала ногами Ланка, а я со злости швырнула-таки молнию, опалив прическу на голове Подаренки.
– Где, где гадина? – вертели головами бабуля, Августа и Рогнеда, слепо и бессмысленно шаря глазами по болотине.
– Да вот же она!!! – взвыла я, и мы вместе с сестрой рванулись к Подаренке, но между нами, как назло, лежала полоса топи, над которой, вся такая чистенькая, летела, словно невесомый комок пуха, Фроська.
Почему-то это вывело нас еще больше из себя. За спиной Фроськи поднялся на дыбы медведище, и мы с сестрой, только переглянувшись, ухватились за руки и запустили красивый шипящий огненный шар. Бледная Фроська неверяще смотрела, вытаращившись на это чудо, а потом, истерично взвыв:
– Ненавижу!!! – резко, словно рвала тряпку, развела в стороны руки.
– Ложись!!! – взревела бабуля, расшвыривая нас в стороны. Болотная земля разошлась под ее ногами, и Марта с отчаянным криком ухнула в провал.
Я обмерла, не веря собственным глазам, а разорванная надвое болотина снова схлопнулась у нашей бабули над головой. Фроська захохотала гиеной, и Августа, чутко вслушивавшаяся все это время, махнула клюкой. Там, где стояла Фроська, взметнулись травяные щупальца, оплетая ноги и подол Подаренки.
– Промазала!!! – взвыла стоящая на коленях Ланка, а я только размазывала слезы по щекам.
Наш огненный подарочек взорвался, сметая все вокруг, и Подаренка, которую зацепило августиным колдовством, лишь чуть-чуть не успела отлететь. Так ее и пришмякнуло в грязь. Медведь, прыгнув к хозяйке, сгреб ее, обрывая хищные щупальца травы, и ринулся с ней прочь. Фроська, утратившая всю свою величественность, болталась на его плече как тряпка, но грозилась вовсю:
– Вы еще заплатите за это!!!
– Ноги вырву, глаза выцарапаю!!! – прорвало наконец меня, а Ланка на четвереньках пыталась разгрести болото, подвывая жалостливо:
– Бабушка!
– Ну чего тебе? – замогильным голосом поинтересовалась бабуля.
Ланка еще немного погребла и спросила у жижи:
– Ты где? Ты как?
Бабуля треснула ее по затылку, а я второй раз за сегодняшний вечер кинулась к ней на грудь и получила тумака.
– А ну не смей мне кофту пачкать!
– А как это? – не понимая, начала сестрица.
– Ну, положим, мороки не она одна может наводить, – проворчала Августа. – Только видеть мы ее все равно не видим. В отличие от вас…
Рогнеда вздохнула:
– Что ж теперь делать-то?
– О! – подняла вверх свой сухой пальчик бабуля. – Вопрос ценою в жизнь!
– Может, вы уже поможете мне, если наигрались? – капризно поинтересовалась Маргоша. – Сколько я его вытягивать буду?
Мы оглянулись и смутились, вспомнив, что забыли про царька, который снова пускал пузыри носом.
Адриан Мытный тоже переживал вчерашнюю ночь, испытывая горечь и страх. Страшно ему было от того, что он вчера навидался. А горько – от того, что узнал. И если верить заколдованному разбойнику, то получалось, что всем Северском скоро завладеет нечисть. А родной отец Адриана будет у этой нечисти на посылках, если не хуже. Добровольный помощник.
Ох, как он рвал вчера на себе рубаху, грозился всем саблей, и каторгой, и гневом Великого Князя, вплоть до того мига, пока не заплясало в небе огневое зарево. Пока не полезли из темноты жуткие звери. Спасибо новым охранникам – уберегли.
– Ну что, сыночек, уверился? – ласково поинтересовалась разыскиваемая и, как заподозрил, принюхавшись, Адриан, давненько уже мертвая магистерша.
– Не буду я в ваших ведьмачих войнах участвовать, – твердо сказал боярин, отпихивая ее руки.
– А и не надо, – легко согласилась Марта Лапоткова. – Папа твой перед Чучелкой обязательно словечко замолвит. Будешь в золоте ходить, с золота есть.
– За одним столом с мертвяками сидеть, оборотням кланяться, вурдалакам неугодных скармливать, – хмыкнула из темноты гнусного вида старуха с клюкою, а вторая, благообразная, но тоже ведьма, кивнула:
– Не соглашайся, сынок. Это ж по дорогам надо бегать, потеть, ловить Чучелку-Подаренку.
И так стали отговаривать его, увещевая, что и ножки-то он стопчет, и одежку порвет, а если, не дай бог, Великий Князь прознает, дак это ж еще в Северск ехать придется за наградами и почестями, придется Разбойный приказ покинуть, начать службу благородную, боярскую, от богатых невест отбиваться, – что Мытный плюнул с досады:
– Против отца подбиваете, ведьмы? Да и что я с вашей Подаренкой делать буду, ежели она даже вас тут по болоту гоняет?
– А ежели энти ведьмы другого кого найдут? Кто за вашего батюшку перед Князем заступится? – буркнул прячущийся до поры за каменным гробом Митруха.
И Мытному враз сделалось тяжело на сердце. Он поник головой и раздавленно кивнул:
– Будь по-вашему. Только как я ее изловлю-то?
– Нам ее главное найти, а там мы ей хвост-то прищемим, – вылезла из темноты грязная растрепанная девица, почему-то с голосом Баси-покойницы.
Адриан вздрогнул было, но старая карга Лапоткова, раздувшись от гордости, обняла замарашку:
– Вот внученька моя, она тебе и поможет. Поедешь с барином, Ланочка? – поинтересовалась она у чумазой.
– Еще как, – улыбнулась та.
А Мытный с тоской вспомнил опознавательный лист: «…Волосы светлые, зеленые глаза, нраву веселого…» Взгляд его против воли устремился куда-то за спину девицы, которая вся с ног до головы была одинакового бурого цвета, но вовремя себя одернул, сообразив, что думает о ерунде, когда надо бы о важном.
– Ежели все как вы говорите, то в моей егерской сотне наверняка соглядатаи от батюшки имеются.
– Правильно, милок, – обрадовалась благообразная ведьма, – поэтому ехай-ка ты… да вот хотя бы с этими орлами, – показала она на малгородцев, радостно улыбающихся и ничуть не боявшихся ведьм. Причем измазанный в грязи Селуян сразу вдруг вспомнился Мытному как тот самый дурневский мятежник, что в самый первый день прибежал убивать его.
– Этот у вас, значит, воевода малой дурневской дружины. А этот, – он ткнул пальцем в Серьгу, потерявшего шапку, – мое достоинство пинками в ягодичную область ронял давеча.
– Ты еще скажи, что малой Митруха у нас черт, и будет совсем замечательно! – хмыкнуло знакомо над ухом Мытного, и он, повернувшись, с удивлением спросил: – Бася?!
Вторая девица была не менее грязна и растрепанна, чем первая, правда, отличалась тем, что ее распущенные волосы прилипли к телу, словно плащ, а на ногах не было обувки. «…Маришка Лапоткова, курноса, вдумчива, росту среднего, не замужем…» – опять вспомнился лист Мытному. А вот что голос у всех троих одинаков – нигде не написано, мельком отметил он, и глазищи зеленые один в один – тоже.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
