…Впереди всех ждали осень и зима. Цинь, несмотря на разгром Железной империи, находилась в жалком состоянии, и я решил провести пересменку дивизий, вывести в нашу степь наиболее потрепанные части и дать им просто отдохнуть. Год войны лег на их плечи неравномерно, некоторые, не ощущая серьезного сопротивления, даже расслабились от вольготной жизни в гарнизонах. Другие же все это время, теряя товарищей, прорубались через стоящие насмерть китайские войска. То есть я планировал забрать десять дивизий и вместо них ввести свежие шесть. Небольшие гарнизоны, оставленные по всей стране, решил поменять в течение года в рабочем порядке. Две своих уставших дивизии полностью менял на две свежие сват-онгут. За год аж лосниться стал, глаз совсем уже не видно. Но дело свое знает, ни грошика, ни соломинки не пропало в обозах. И люди, дошедшие до него, все откормлены и переправлены дальше в степь.
Вроде бы все хорошо? Только опять брюхо ноет.
Все-таки не зря брюхо сигналило, только предпринять я ничего не успел. Да и что предпринять можно за два дня? Раньше надо было думать, интеллигент паршивый! Брать из последних сил столицу, давить всю эту сволочь и оставшиеся тринадцать городов. Кровью бы умылись, но – и все! Закончилось бы. А сейчас – новый тур войны, и людей в нем погибнет никак не меньше. Сто тысяч в Железной империи уже мертвы.
Унося свою драгоценную задницу из столицы, император оставил там настоящую мину. Своего старшего сына, наследника престола и такого же дурака, как и отец. В ближайшее окружение прынца затесалось несколько квасных патриотов, восторженных юнцов, мечтающих о восстановлении былой славы империи, сокрушительных победах над врагами. В общем, несли всякий бред, но прынц загорелся идеей, решил возглавить национально-освободительное движение.
Бредом это называю потому, что для восстановления престижа империи не надо красть, пьянствовать и развратничать, надо работать. Экономика не разграбленная нужна, к людям надо по-людски относиться, а не пировать во время чумы, не торговать своими детьми и женщинами. Поменьше оргий, гламура и вечеринок с певцами – на папины деньги. Это для молодежи и прынцев. А взрослые и так все знают, но продолжают красть. У взрослых солидных циньцев такие речи только циничную усмешку вызывают. Уговорили идиота, объявил он себя Верховным Правителем Китая, то есть империи Цинь, пока папа отсутствует. Ну, объявил и объявил, чего я-то ругаюсь? А потому ругаюсь, что народ в Цинь простой, не испорченный и привык доверять вышестоящим. Получив такой призыв, он повсеместно возбудился и приступил к уничтожению моих гарнизонов, очередному захвату крепостей и городов. Так что тонкий слой монголов, намазанный на китайский бутерброд, можно считать уже слизанным. Для нас о серьезных боях речи нет, оставшуюся в стране шушеру можно веником гонять, но погибли монголы, и теперь погибнет очень много китайцев. А за что? За глупую, пьяную болтовню этого мажора? И ведь наверняка еще и улизнет, а то бы мы из него героя китайского народа сделали. Поймаем – сделаем!
Вот и придется мне рокировку дивизий производить в спешном порядке, а не в спокойном режиме, и порциями отправлять на войну. Одна часть вышла – другая зашла. А циньцы там людей избивают, пока помощь задерживается.
Осенью раскисшие дороги восточных областей империи заполонила наша китайская пехота и монгольская кавалерия. Это Мухали, получив две свежие дивизии, шел на выручку остаткам армии Железной империи. С ходу захватил Цзиньчжоу и, передохнув там от тягот пути по осенним разбитым дорогам, как всегда, обманом взял Ляолян. Столицу Железной империи. Вслед за этим нам сразу покорилась вся провинция Ляодун. Никто не удивлен, даже китайцы. Империя восстановлена в прежних границах. Непобедимый генерал Пусянь Ваньну, не вступая в сражение, отошел на восток к городу Цзюляньчену. И за что погибло сто тысяч солдат? Одну дивизию Мухали отправил на поддержку осаждающим Жунду, а сам остался зимовать в Железной империи, оказывая моральную поддержку киданьскому императору, занятому восстановлением армии и властных структур.
Еще четыре свежих дивизии получил Собутай. Его марш по северным провинциям восстановил прежнее положение в близлежащих к стене районах империи, но глубоко на юг он пока не пошел. Что сделано – то сделано. Что смогли сохранить – то сохранили. Выматывать свежие дивизии в боях я не стал. И так разогнавшийся Собутай прихватил кусок Кореи, но ехать на место и разбираться – у меня не было ни сил, ни желания. Нам бы с Цинь разобраться, а для этого – в следующем году возьмем столицу окончательно. От нее и будем плясать. Но, чувствую, что здесь волынка на долгие годы. Император за рекой, когда мы еще до него доберемся, а он все это время будет продолжать будоражить страну, слать резервы, гнать крестьян под наши мечи. Только силой этот нарыв можно раздавить. И жестокостью. Слишком много жертв. Это работа для Собутая. Не хочу туда больше ехать. Бесконечная война не для меня. Надо посмотреть, что в мире делается. И с собой разобраться.
…Я думал, такая длительная война тяжело отразится на Монголии. Объективных причин для этого не было, но на меня влияли привычные стереотипы разрухи и послевоенных будней России времен гражданской или Отечественной войн. Нет, все было не так. Наши потери за четыре года военных действий составили менее двадцати тысяч человек. Даже на призыв в армию образовалась своего рода очередь из юношей, вошедших в возраст воина. Боорчу, занимавший все это время пост военного комиссара Монголии, организовал что-то вроде соревнований по военным дисциплинам – для отбора лучших в очередное пополнение. На демографической ситуации война тоже не сказалась, по крайней мере – на отсутствие младенцев никто не жаловался. Возможно, сработали более-менее регулярные замены уставших дивизий, народ все успевал. Или штатские оказали поддержку?
Везде, где проезжали, видел очень много китайцев. Той радости, с которой меня встречали монголы, они, конечно, не проявляли, но притеснений тоже не заметил. Какая-то прибитость чувствовалась в их поведении и даже позах. Или это привычка ждать окрика и удара? Монголы-завоеватели и монголы дома – это два совершенно разных типа людей. На родине монгол одевает сюртук запретов Ясы. У нас даже есть в одиночку, если присутствуют другие люди, нельзя. Едят все присутствующие и – ни один не должен есть более другого. Китаец просто по закону не может остаться голодным. Сразу после появления пленных на нашей земле я ввел в Ясу штраф за убийство китайца. Они еще не монголы. А воина карать смертью? Ему завтра в бой идти.
После Афганистана долго чувствовал себя неуютно. Рефлексы. Новым жителям нашей страны надо поднять голову, оценить реальность и снова жить. В результате гигантского поступления ремесленников нет никакого разговора о нехватке мужчин в мирной жизни. Трудолюбивы. Скорее, мужчинам-монголам потом придется жаловаться на нехватку подруг. А пока каждый воин завалил семью трофеями. Так что у всех монголов нормальная жизнь. И у китайцев будет, надеюсь.
Моральный настрой изменился. Люди опять привыкли к войне. Для них это нормально, никакого психологического дискомфорта нет. Тем более – победители. Дискомфорт только у меня, меня не здесь и не так воспитывали.
…После всех этих лет Бортэ – единственная, с кем пока смогу и хочу говорить. Не доезжая до привычных мест наших стоянок, остановился и пригласил ее ко мне приехать. Не готов еще встречаться со всей семьей. При мысли, как их увижу… Что-то тяжелое в груди. Сначала буду привыкать к Бортэ, а там посмотрим. Я тоже китаец. Должен поднять голову и снова жить. С этим… Надо жить.
Каждый раз, когда, ужаснувшись количеству принесенных жертв, я пытаюсь приостановить эту вечную мясорубку войны, на меня наваливается бездна новых смертей, числом, превышающим все мыслимые пределы. Любое проявление моей жалости карается с невероятной жестокостью. Любая попытка сохранить их жизни, найти иные решения оказывается чудовищной ошибкой, приводящей к полному разгрому моих намерений и все новым и новым жертвам. Их уже миллионы. И я не знаю, как это остановить. Мы сцепились с империей в схватке, как два бешеных волка, ее горло в моей пасти, но если разожму челюсти – она меня загрызет. Мы не сможем остановить эту бесконечную войну, пока не победим. Впереди – еще больше смертей, и лишь холодная расчетливая жестокость может приблизить победу и прекратить весь этот ужас. Только мои потомки могли бы создать великий Союз Китая и Монголии, но я этого уже не увижу, на мою долю придется только война. Но где – не гарантии, а хотя бы надежда на то, что мои идеи о всеобщем равенстве наших народов перед человеческими законами в этом будущем Союзе будут воплощены моими преемниками?..
Не окажется ли Китай под пятой завоевателей-монголов? Не положил ли я начало разрушению великой цивилизации толпами озверелых дикарей? Я начал дело, которое не смогу завершить, жизни не хватит.
