- Встречался ли майор с Булавиным или еще с кем-то в тот вечер?
- С Булавиным точно не встречался!
- Откуда знаешь?
- Это же на учениях произошло. Я имею в виду, со мной. В тот вечер Булавин, сильно набравшись, едва не изнасиловал и меня. С большим трудом отбился. Хорошо, что он перепил сильно. Стоп! - неожиданно воскликнул он. - Я вспомнил! - Семеркин стукнул себя по лбу. - Точно, вспомнил!
- Что вспомнил? Говори!
- Этот майор, ну, что из Москвы, разговаривал с каким-то седым мужиком. Он наморщил лоб. - Поговорили несколько минут, а потом, кажется, майор с ним и ушел.
- Кажется или ушел?
- Ушел... кажется... - Он неуверенно пожал плечами.
- А седой этот, кто он?
- А бог его знает!
- Очень старый?
- Какое там, - задумался Семеркин. - Сорок, а может, чуть больше. Спортивный такой!
- Незнакомый, что ли?
- Лично я его никогда не видел!
- Военный?
- Кто его разберет: одет был в штатское! В таком моднячем костюме в полоску. Да и корочки баксов на двести потянут. - Семеркин завистливо вздохнул.
- Стоп! - воскликнул Савелий: он только что вспомнил, что говорил Богомолов о незнакомце, подходившем к Воронову на рыбалке. - А откуда ты знаешь про этого Седого, ты же там не был?.. Или, может быть, тебя тоже пригласили порыбачить? - В какой-то момент Савелию показалось, что парень его обманывает.
- Да нет же, господи! - нервно воскликнул Семеркин. - Это все подполковник! Когда у него не получилось... ну, это...
- Изнасиловать, что ли?
- Ну... Он вдруг и говорит: "Беги на речку и проследи, что этот майор делает! А утром доложи! И смотри: я проверю и накажу, если обманешь!" Что делать? Я и побежал!
- И?..
- Я не сразу нашел их, а когда нашел, вижу, как к московскому майору этот Седой подходит, я и спрятался, а потом Седой ушел, а вскоре ушел и майор этот!
- Погоди-ка! - нахмурился Савелий. - Ты спрятался потому, что этот майор разговаривал с Седым рядом с тобой, не так ли?
- Так я об этом и толкую!
- Выходит, ты слышал, о чем они говорили? - спросил Савелий, и у него от волнения забилось сердце.
- Конечно, слышал!
- И о чем же шла речь? - затаив дыхание, спросил он.
- Да ни о чем особенном, - пожал Семеркин плечами.
- И все-таки, сможешь повторить?
- Дословно нет, но смысл... - Он наморщил лоб. - Сначала что-то про рыбалку, потом про Москву, даже о художнике вспомнили, правда, товарищ старшина, ничего такого.
- О художнике? - удивился Савелий. - О каком художнике?
- Черт, выпала фамилия из головы. - Семеркин хлопнул себя по лбу. Известный такой... Ну, этот... Как его?..
- Русский?
- Да нет...
- Тициан, Гойя, Веласкес, Микеланджело, Боттичелли, Пикассо, Рембрандт, Матисс, Ван Гог, Дали, Босх, - начал перечислять Савелий всех известных ему художников.
- Да нет, господи! Был еще такой певец... Фильм даже такой был. - Он вновь наморщил лоб и вдруг воскликнул: - Высоцкий о нем еще поет... Ну, этот... Надо же, из головы вылетело его имя...
- Высоцкий? - Савелий очень любил песни Владимира Высоцкого, но ему что-то не припомнилась песня, в которой бы он пел о каком-то художнике, тем более иностранном. - Не знаю, о чем ты говоришь. Может, еще вспомнишь, что они говорили про художника?
- Собственно говоря, они только назвали его, а потом этот Седой назвал какие-то цифры.
- Цифры? Не помнишь какие?
- Четырнадцать, восемьдесят с чем-то. - Он пожал плечами. - Нет, больше не помню. Единственное, что знаю точно, это что число было четырехзначное! сказал Семеркин, но тут вспомнил, что он только что натворил, и вновь испуганно всхлипнул: - Товарищ старшина, что со мной-то будет?
- Если все сделаешь, как я скажу, будешь продолжать службу с честью и достоинством!
- Я всю жизнь Богу за вас молиться буду! - Он вновь упал перед Бешеным на колени.
- Встань сейчас же! На колени положено вставать только в двух случаях: перед женщиной и перед знаменем Родины! - серьезно проговорил Савелий. - Понял?
- Так точно, товарищ старшина, понял! - Парень поднялся и спросил: - Что мне делать?
- Во-первых, навсегда забыть, что с тобой пыталась сделать эта мразь в офицерских погонах, во-вторых, ты здесь никогда не был и подполковника сегодня в глаза не видел! Понял?
- Понял! - не очень уверенно ответил Семеркин.
Савелий видел, что парень вряд ли сумеет сохранить в тайне происшедшее, а потому поднял руку, обхватил ею затылок Семеркина и чуть нажал на точку за ухом. Тело парня обмякло, и он упал бы, если бы Савелий не подхватил его и не прислонил к косяку.
- Сейчас ты забудешь все, что случилось сегодня вечером. Ты никого не видел: ни подполковника, ни меня, - тихим монотонным голосом начал говорить Савелий. - У тебя прихватило живот, ты встал, вышел из казармы и поспешил в сортир... Теперь ты вернешься в казарму, ляжешь в кровать и крепко проспишь до самого утра...
Перевалив его тело через подоконник, Савелий оттащил парня от здания, настороженно поглядывая по сторонам. К счастью, никто по пути не попался. Усадив Семеркина на скамейку, он опять нажал ему за ухом и спрятался за дерево. Вскоре парень очнулся, удивленно осмотрелся по сторонам, погладил живот, встал и медленно побрел в сторону казармы.
А Савелий вернулся наверх, чтобы осмотреть место, где возмездие настигло подполковника. Булавин действовал так нагло и уверенно, что для своих сексуальных утех использовал диван, стоявший в генеральской приемной, в которой царил полумрак: рассеянный свет падал лишь от уличного фонаря, торчащего рядом с окном.
Подполковник лежал на полу на правом боку. В районе сердца виднелась рукоятка самодельного ножа с наборной ручкой. Савелий сразу заметил, что удар паренька был не очень сильным: лезвие вошло лишь наполовину. Однако этого было вполне достаточно, чтобы достать до сердца. На диване валялся портфель, скорее всего, принадлежавший Булавину. Осмотревшись, Савелий заметил на отопительной батарее что-то белеющее. Это оказался женский носовой платочек. Не найдя ничего более подходящего, Бешеный воспользовался платком, чтобы, не дай бог, не оставить где-нибудь своих отпечатков. Он открыл портфель, обнаружил там бутылку водки, осторожно откупорил ее и чуть ли не всю водку влил в рот подполковнику, поворачивая и чуть встряхивая его туловище так, чтобы жидкость скорее проникла в желудок. Затем приложил к бутылке пальцы правой руки покойного и поставил ее на диван, рядом с портфелем. По ходу он заметил, что брюки подполковника все еще расстегнуты. Брезгливо морщась, он осторожно застегнул их и заправил рубашку в брюки.
Тут подполковник неожиданно приоткрыл глаза и удивленно уставился на Савелия:
- Старшина?.. Что... со... мной? - с трудом выдавил он из себя.
- Пить меньше надо! - безжалостно бросил Савелий.
- Ты как... разго... вариваешь... со... старшим... офи... цером?.. Да я те... бя...
- Ты и так достаточно натворил в этой жизни, достаточно! - усмехнулся Савелий.
После чего взяв одновременно обе ладони Булавина, поднес их к ножу и плотно прижал ими рукоятку.
- Ты что... делаешь? Мне боль... но! - застонал тот.
- За насилие над телами и душами молодых солдат, за погубленные ни в чем не повинные четыре души, властью, данной мне Космосом, выношу тебе смертный приговор и привожу его в исполнение! - торжественным голосом произнес Савелий.
После чего, не реагируя на стоны и сопротивление Булавина, он повернул тело подполковника лицом вниз и резко нажал ему на плечи, словно тот сам наткнулся на нож, оступившись по пьяному делу.
Внимательно проверив, не выпало ли у него что-нибудь из карманов, Савелий взглянул на платочек, заметил на нем кровь, скомкал его и сунул в карман. Потом вышел из приемной, спустился по лестнице на первый этаж и подошел к окну, через которое и проник в здание, осторожно выглянул наружу: никого не было видно. Он тщательно протер платочком подоконник и окно, уничтожая возможные следы, как свои, так и бедняги солдата, затем осторожно выпрыгнул на улицу, плотно прикрыв за собой раму окна. И уже, нисколько не таясь, вернулся в свою комнату.
К счастью, ему по пути никто не встретился.
На следующее утро труп подполковника обнаружила племянница комдива. Не нащупав у него пульс, Маша немедленно связалась с дядей:
- Валерий Григорьевич, у нас в дивизии ЧП!
- Что теперь стряслось?
- В вашей приемной лежит тело подполковника!
- Кто напился? - недовольно спросил генерал.
- Вроде и напился, судя по пустой бутылке водки, но под ним лужа крови!
- Так он мертв?
- Так точно, Валерий Григорьевич, мертв!
- Господи, только этого не хватало! Кто он?
- Не знаю: лежит лицом вниз.
- Так посмотри или трусишь, госпожа будущий следователь?
- Сейчас... - Девушка подошла, осторожно приподняла покойного за одно плечо, взглянула на лицо и, тут же вернув тело в исходное положение, вновь взяла трубку. - Это Булавин. Кажется, сам себя ножом прямо в сердце...
- Кажется?
- Во всяком случае, держится за рукоять обеими руками.
