решительно. В конце концов, руководство дало ему свободу манёвра. Или ему так хотелось думать. Мог ли он в тот момент определить, что́ двигало им: жажда мести, ревность или интересы Израиля? Моше видел руку судьбы в том, что все предпринятые им усилия не увенчались успехом. Ему начало казаться, что извечный ветхозаветный принцип «око за око» требует своей жатвы. Нестерпимое чувство вины блокировало все попытки быть рациональным. Каждое утро начиналось с мыслей о том, что ещё один день кровь его сына остаётся неотомщённой.
Но до сих пор периодически поднимающий голову профессионализм был тем спасательным кругом, который удерживал Моше от непоправимых поступков. Находя непростой баланс, Моше говорил себе, что собирается похитить Конькова и вынудить его согласиться на работу для третьей страны. Однако он отлично помнил свою первую попытку вербовки в роли сказочного арабского шейха. Что ж, если Конькова нельзя купить, то его можно шантажировать или убить.
Моше не собирался ставить в известность о своих планах московскую резидентуру. Он, конечно, держал где-то на краешке сознания приказ возвращаться, но твёрдо решил довести дело до конца. Решение было принято, оно казалось Моше спасительным, и его не устраивал никакой контроль, ограничивающий свободу действий.
Программка, установленная на Евин телефон, пришлась как нельзя кстати. Для начала Моше, как ни в чем не бывало, позвонил своей неверной девочке и спросил про её планы. Ведь он так хочет её видеть, а ему, возможно, скоро придётся ненадолго вернуться во Францию. Ева отвечала как-то странно, в том смысле, что ей тоже необходимо его увидеть и как можно скорее, потому что у неё есть ошеломляющие новости, которые и Михаила касаются. Моше понял так, что она собирается во всём ему признаться, и искренне надеялся избежать неловкой и ненужной сцены. Жениться на Еве он раздумал.
Ева назначила встречу через пару дней, потому что следующие два дня она плотно занята: будет выезд на объект. Моше вслух посетовал немного на злую судьбу, которая не дает им видеться так часто, как хотелось бы, а про себя эту злую судьбу поблагодарил. Ключи от Евиной квартиры у него уже были – сделал дубликат со слепка замка. Затем воспользовался своей чудо-программкой и отправил Конькову нежное СМС с приглашением. Коньков ответил быстро и чётко: «Буду у тебя завтра в 12».
«Вот оно как у них, без лишнего сюсюканья, отлично, – отметил Моше, почувствовав укол в сердце, – и даже не придётся думать, куда деть тело, если что. Найден мёртвым в квартире у любовницы».
* * *
Моше зря злился на Ивана Сергеевича, замминистра. Тот совершенно не собирался нарушать данное слово. У Ивана Сергеевича был помощник для особых поручений. Замминистра помощника вызвал и объяснил, что ему совершенно не важно, как именно тот его поручение исполнит, и что он про это ничего не хочет знать. Важен лишь факт: Коньков не должен оставаться директором «Вулкана».
Помощник был давний и проверенный, ему дважды повторять нужды не было. Соборные за Коньковым следили и его писали. Просмотрев записи, Помощник решил, что одного специально обученного человека будет достаточно, с учетом того, что Коньков – абсолютно физически не подготовленный ботан. Специалист такой в наличии был. Осталось выбрать подходящий момент. Он увидел пришедшее на телефон Конькова СМС от Евы и решил, что час настал.
Ирония была в том, что об этом немедленно узнали Нордические, которые давно уже слушали телефон помощника, всё поняли и решили подстраховать коллег. У них наготове был свой человек – снайпер с огромным послужным списком.
Но тут совершенно неожиданно возник полковник Емельянов. Он был далёк от этих подковёрных игр, финансовые ручейки не затекали в его карман, и знал он только, что Коньков – человек Нордических. Поэтому он и пошёл к Нордическим. Чисто предупредить, потому что дело вообще-то было не его. И надо ж такому случиться, что разговаривать ему выпало с Владимиром Красно Солнышко. Тот в своём послужном списке имел ГРУ, ряды которого покинул сравнительно недавно, с почётом, сохранив все нужные связи. Емельянов сразу начал с главного и поведал о нездоровом интересе, который Моше Эттингер питает «к вашему секретоносителю, а также к его рыжей бабе».
Тут-то у Владимира в голове картинка и сложилась. Понял он, откуда у Конькова эти завиральные мысли про ограничения продаж.
– Спасибо, – поблагодарил он Емельянова. – Это очень ценная для нас информация. Но дальше позвольте, мы со смежниками сами разберемся. Так сказать, наведём погоду, тьфу… порядок в доме! А вы наблюдение можете снимать. И конечно, – тут голос его окончательно потеплел и окрасился крайней признательностью, – я ваш должник.
А про себя подумал: «Как же удачно всё складывается. У следствия будут две версии: Соборные и Моссад. Надо только винтовку с патронами правильную подобрать».
Емельянов откланялся, мысленно откостерив ГРУ. Он-то надеялся, что ему предложат самому заниматься этим делом, которое, с учётом всех обстоятельств, сулило не так уж мало. И пошёл себе по своим служебным надобностям, даже не подозревая, что в этот момент специалист Соборных уже направляется на квартиру Евы, а снайпер Нордических выбирает точку на чердаке дома, откуда простреливается подъезд Конькова.
* * *
В назначенный день Моше занял наблюдательную позицию напротив дома Евы. Он видел, как в десять она вышла, прыгнула в припаркованную машину и отъехала по своим журналистским делам. Выждав полчаса, он поднялся в её квартиру, без проблем открыв дверь. Осмотревшись, он удобно устроился на кухне, сделал себе кофе. Весь его расчёт был на то, что Коньков не будет дополнительно созваниваться с Евой. Да это, собственно, было и не в его характере: уже договорились, планов не меняем. Евин телефон он контролировал, она тоже Конькову не звонила. Моше отметил, что абсолютно спокоен и как-то даже немного разочарован тем, как легко всё сложилось. Вот только это новое колющее ощущение в районе сердца. Впрочем, это слева, значит, невралгия. Старый добрый ПБ[28] с глушителем лежал перед ним на столе. Любое оружие в России достать не проблема, и Моше его передали уже в первые дни пребывания в Москве.
И ещё у Моше было странное, незнакомое ему, но хорошо знакомое путешественникам чувство скорого возвращения в родную гавань, куда стремится душа. Не очень склонный к интроспекции, он отнёс его к разряду «я делаю что должен, и будь что будет».
И вот наконец раздался звонок в дверь. Моше был готов. С пистолетом в одной руке он открыл дверь и остался стоять за ней. Александр вошёл в квартиру.
