— Кто вы? Что вам нужно? — спросил он.
Если я был столь неузнаваем в моем нынешнем волосатом варианте, то я решил сохранить свое инкогнито.
— Я — путешественник, с юга, и потерпел кораблекрушение, — сказал я. — Я ухватился за большой обломок дерева, и меня вынесло сюда, на этот берег. Я проспал все утро. И сейчас я, наконец, нашел в себе силы, чтобы встать и дойти до маяка.
Он сделал шаг вперед и взял меня за руку. Второй рукой он обнял меня за плечи.
— Входи, входи же, — сказал он. — И обопрись на меня. Ну, ничего, ничего, все обойдется. Пойдем.
Он привел меня в свои комнаты, которые были жутко захламлены, завалены старыми книгами, морскими картами и корабельными снастями. Он не очень-то твердо держался на ногах, поэтому я старался не наваливаться на него сильно, и лишь для того, чтобы поддержать его убеждение, что я полностью истощен. С этой же целью я с трудом оперся о косяк двери.
Он подвел меня к своей койке, предложил прилечь и ушел запирать дверь и поискать что-нибудь съестного.
Я снял ботинки, но ноги у меня были настолько грязны, что я натянул обувку обратно. Если б я действительно долго плавал в море, я никогда не был бы таким грязным. Мне не хотелось, чтобы он так быстро уличил меня во лжи, поэтому я натянул одеяло и откинулся на постели, и в самом деле отдыхая.
Джоупин быстро вернулся с кувшином воды и кувшином пива, большим куском говядины и половиной каравая хлеба на деревянном подносе. Он смахнул с маленького столика все, что там лежало, и ногой придвинул его к кровати. Потом поставил на него поднос и велел мне угощаться.
Я так и сделал. Я нафаршировал себя, как ту индейку. Я глотал. Я сожрал все, что попалось мне на глаза. Я опустошил оба кувшина.
Затем я почувствовал, что смертельно устал. Джоупин кивнул, когда увидел, что у меня смыкаются веки и сказал, чтобы я засыпал. Раньше, чем я это понял, я уснул.
Когда я проснулся, стояла ночь, и я почувствовал себя значительно лучше, чем за много-много ушедших недель. Я встал, повторил свой маршрут, и вышел наружу. Было холодно, небо было кристально чистым, и на нем, казалось, горели миллионы звезд. Фонарь на вершине башни вспыхнул за моей спиной, потом потух, вспыхнул, потух. Вода была холодной, но я должен был искупаться. Я вымылся, постирал одежду и выжал ее. Я занимался этим около часа. Затем я вернулся на маяк, повесил одежду на спинку старого стула, чтобы она высохла, забрался под одеяло и опять уснул.
Наутро, когда я проснулся, Джоупин уже был на ногах. Он приготовил мне обильный завтрак, и я поступил с ним так же, как и с ужином. Затем я одолжил у него бритву, зеркало, ножницы, как сумел побрился и сделал что-то вроде стрижки. Затем я опять выкупался, и когда надел на себя чистую, крепкую от соли одежду, я почувствовал себя почти человеком.
Когда я вернулся с моря, Джоупин взглянул на меня и сказал:
— Сдается, парнишка, я тебя знаю.
Я пожал плечами.
— Расскажи-ка мне о своем крушении.
Я рассказал. Да, но как! Какое бедствие я детальнейше описал. Даже шлепнувшуюся грот-мачту.
Он потрепал меня по плечу и налил выпить. Он зажег мне сигару.
— Отдыхай спокойно, — сказал Джоупин мне. — Я свезу тебя на берег, когда захочешь, или посигналю проходящему кораблю, если он будет тебе знаком.
Я воспользовался его гостеприимством. Пока я не мог поступить иначе. Я ел его пищу и пил его виски, и взял у него чистую рубашку, которая была ему слишком велика. Она принадлежала его другу, который утонул в море.
Я оставался с ним три месяца и постепенно набирался сил. Я, конечно, помогал ему, чем мог — следил по ночам за маяком, когда он лежал, словно избитый, убирал все комнаты в доме, даже выкрасил две из них и заменил пять сломанных оконных переплетов
— и вместе с ним смотрел на море, когда налетал шторм.
Как я выяснил, Джоупин совсем не интересовался политикой. Ему было безразлично, кто правит в Янтаре. По его мнению, вся наша проклятая компания была испорчена. Пока он мог обслуживать свой маяк, есть хорошую еду и пить славный самогон, а также в полном покое составлять навигационные карты, чихать ему было на то, что происходило на берегу. Он нравился мне все больше и больше, а так как я тоже кое-что знал о старых морских картах, мы провели много приятных вечеров, внося в них исправления. Много лет тому назад я отправился в путешествие на корабле далеко на север, и я составил для него новую карту, основанную на том, что я лично помнил. Это, казалось, доставило ему огромное удовольствие, равно как и мое описание тех вод.
— Кори (так я ему представился), мне бы хотелось отплыть с тобой куда-нибудь, — сказал Джоупин. — Я не понял сразу, что ты был шкипером.
— Кто знает, — ответил я. — Ведь ты тоже когда-то был капитаном, верно?
— Откуда ты знаешь?
Я, действительно, знал, но в ответ обвел рукой вокруг.
— Все эти вещи, которые ты собираешь, и твоя любовь к составлению карт, да и ведешь ты себя так, как человек, привыкший командовать, — ответил я.
Он улыбнулся.
— Да, — сказал он мне, — это так. Когда-то я командовал… Лет сто. Но это было так давно… Давай, лучше выпьем.
Я сделал маленький глоток и отставил рюмку в сторону. За те месяцы, что провел у него, я прибавил в весе фунтов сорок. Каждый день я ждал, что он признает во мне члена семьи. Может, когда узнает, он выдаст меня Эрику, а может, и — нет. Теперь, когда между нами возникли товарищеские отношения, я чувствовал, что он не сможет так поступить. Но я не хотел проверять.
Иногда, сидя у огня маяка, я размышлял:
"Долго ли я останусь здесь?"
Недолго, — решил я, добавляя в лампу каплю жира — нет, совсем недолго. Приближается время, когда я отправлюсь в путь и вновь пойду сквозь Тень.
И однажды я почувствовал давление, мягкое, запрашивающее поначалу. Я не мог сказать уверенно, кто это был.
В ту же секунду я остановился как вкопанный, закрыл глаза и заставил разум очиститься, замерзнуть. Прошло по меньшей мере пять минут, пока давление не прошло. Тогда я принялся ходить и размышлять, и тут же улыбнулся, глядя КАК я хожу. Я подсознательно ходил по тому небольшому пространству, которое мне позволяла камера там, в Янтаре.
Кто-то только что попытался связаться со мной через мой Козырь. Был ли это Эрик? Стало ли ему, наконец, известно, что я бежал, и не он ли пытается так обнаружить меня? Я не был уверен. Я чувствовал, что он боится ментального контакта со мной. Тогда Джулиэн? Или Джерард? Кэйн? Кто бы это ни был, я закрылся от него полностью, это я знал. И я откажусь от связи с любым членом моей семьи. Может, я и пропущу важные новости или чью-нибудь дружескую помощь, но я не мог рисковать. Попытка контакта и моя блокировка бросили меня в дрожь, словно от холода. Меня трясло. Я думал весь день и решил, что пришла пора пускаться в путь. Мало было хорошего в том, что я оставался так близко от Янтаря — ведь я был еще очень уязвим. Я поправился вполне достаточно для того, чтобы идти сквозь Тени, чтобы найти тот мир, куда мне следовало прийти, если я хотел, чтобы Янтарь когда-нибудь стал моим. С помощью старого Джоупина я был убаюкан покоем. Мне будет тяжело расстаться с ним — я успел полюбить старика. Поэтому вечером, после нашей традиционной партии в шахматы, я сказал ему о намерении уйти.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
