— Сами, сами! — буркнул Фризе и вышел из садика на дорогу.
Церковь была открыта. Молодая, похожая на монашку женщина истово молилась перед образами.
Несколько туристов рассматривали не слишком богатое убранство храма. Фризе купил свечку и подошел к кануннику, низенькому столику с распятием и специальной подставкой. Свечка была тоненькая, словно былинка. Он зажег ее и бережно поставил. Глядя, как быстро сгорает свечка, как трепещет и мечется крохотный огонек, Фризе прошептал: «Помяни, Господи, раба твоего Константина». И неумело перекрестился.
Потом он вспомнил о Таиске. Потом о родителях. И снова пошел за свечками.
Всю дорогу до Москвы они опять молчали. И только в заторе на Садовом кольце банкир вдруг спросил:
— Как же им это удавалось?
Фризе сделал вид, что не расслышал. Ему не хотелось разъяснять очевидные истины. Да и за дорогой надо было следить в оба.
Антонов и не ожидал ответа.
— А впрочем, и дураку понятно! Когда чиновники и мафия едины, для них нет невозможного. Сфабрикуют любые документы, найдут подставных Антоновых.
Вопрос о наследстве его все-таки волновал. А Фризе-то решил, что все мысли банкира заняты только что обретенной дочерью! И внуком Магомедом.
Он был несправедлив к своему клиенту. Банкир явно находился в полной растерянности. Даже поинтересовался еще раз:
— Почему не поставите на машину мигалку? — Но тут же спохватился: — Ах, да! Вы же не Черномырдин!
Когда они подъехали к банку, Антонов полностью пришел в себя и выглядел спокойным и уравновешенным. Улыбнулся, прощаясь:
— Спасибо вам, Владимир Петрович. Вы сделали больше, чем я ожидал. Завтра встретимся?
РЫБАЛКА
Любимым занятием Михаила Яковлевича Смагина была рыбалка. Ловил он на поплавочную удочку. Иногда ставил жерлицы на щук. Когда рыба плохо клевала, мог побросать спиннинг. Но Смагин прекрасно знал все уловистые места Подмосковья и соседних областей и поэтому рыба на его удочки клевала всегда. Разве уж совсем внезапно портилась погода. Ни сеть, ни переметы, ни ловлю острогой с лучением Смагин не признавал. Его сердце радовал только поплавок, стремительно нырявший в глубину или круто уходивший в сторону против течения и ветра.
Михаил Яковлевич был мастером подсечки, и редкая рыбина срывалась с его крючка.
Смагин не признавал шумных рыбацких компаний с выпивкой, любил ловить в одиночестве. В глухих безлюдных местах. Но так как он состоял на государственной службе, руководил департаментом и лет ему стукнуло уже пятьдесят пять, то свои любимые глухие уголки он выбирал поблизости от комфортабельных охотничьих и рыболовецких баз. Чтобы после вечерней или утренней рыбалки можно было прийти в теплый дом из тесаных бревен, в уютную комнату — обязательно на одного! — где в серванте хранится хорошая посуда и хрустальные рюмки и бокалы. Где белье на кровати всегда повое. Как в «Красной стреле».
Немаловажно, что егеря всегда охраняют твой покой и сон. И приглядывают за машиной, когда отдыхает охранник. Пьяная шантрапа и криминальная мелочь на такие государственные базы и не суется. И крупные мафиози, которым доступно нынче все — по средствам и по кругу знакомств, — наведываются сюда редко. Они осваивают теннис и гольф. Это престижно и аристократично.
Если же кто-то из воротил и нагрянет на базу с полдюжиной «быков», то ведут они себя вполне пристойно. Общение с ними в такой обстановке даже приятно и небесполезно.
Сегодня на базе Смагин оказался в полном одиночестве. Выборы закончены. Многие высокие чиновники разъехались в отпуска. За ними потянулись руководители департаментов. Все норовят отдохнуть за границей — Лазурный берег, озеро Комо, острова в Атлантике. Смагин предпочитал отдыхать дома. За рубежом проходит почти половина его служебного времени.
— Михаил Яковлевич! — Директор базы Утохин, круглый, с лоснящимися, готовыми лопнуть щеками, светился от радости. — С приездом! Выглядите как огурчик. Я вашу любимую комнату приготовил. С балконом.
Нынче Смагину досталось директорского радушия по полной мерке. В дни наплыва рыбаков эта мерка пришлась бы на долю вице-премьера или министра. Смагин в лучшем случае удостоился бы торопливого кивка и реплики: «Вам придется сегодня переночевать в угловой!»
Угловая комната — напротив уборной, и если Михаилу Яковлевичу предлагали ее, настроение портилось на все выходные. Но так случалось редко.
Даже шофер и охранник Николай удостоился сегодня отдельного номера. Обычно «сопровождающих лиц» селили в комнате на восемь — десять человек.
В шесть часов Смагин уже сидел на берегу реки. Поплавок, как игрушечный бакен, алел на спокойной, маслянистой воде. Река текла сквозь торфяники, и даже в яркий солнечный день нельзя было разглядеть, что творится на глубине.
Когда стало темнеть, в садке у Смагина уже трепыхалось с десяток пригожих, один к одному, полукилограммовых подлещиков
Михаил Яковлевич отправил в садок еще одного сопливого и с легким сожалением подумал о том, что некому будет похвастаться добычей. А лживые ахи Утохина не пощекочут самолюбия. У него служба такая — доставлять удовольствие сановным гостям.
Клев был прекрасным, и Смагин решил ловить до тех пор, пока будет виден поплавок.
Он сменил червя, закрепил удилище на рогульках и поднялся по крутому песчаному обрыву наверх. Там, среди высоких сосен, стоял уютный шалаш. Рядом — очаг из огнеупорного кирпича.
Здесь можно было переждать дождь и без особых хлопот приготовить уху.
Смагин достал из шалаша плетеную корзину с едой. Постелил на траве пеструю салфетку. Вид бутербродов с икрой и осетриной и бутылки коньяка привел его в состояние радостного возбуждения. Смагин сразу почувствовал, что очень голоден: «Вот что значит посидеть пару часов на свежем воздухе с удочкой», — подумал он и с удовольствием выпил ароматной обжигающей жидкости.
В кармане штормовки заверещал сотовый телефон. Охранник Николай интересовался самочувствием шефа.
— Рыбалка что надо! — похвастался Михаил Яковлевич. — Останусь еще на пару часиков. А ты можешь дрыхнуть.
Он выпил еще полстакана коньяку и налил из термоса кофе.
«А сахару Людмила пожалела! — подумал Смагин о жене, сделав новый глоток. — Бережет меня от склероза!»
Он выпил кофе, убрал в корзину термос, бутылку, в которой остался» совсем немного коньяку. И вдруг почувствовал, что нестерпимо хочет спать. «Все лесной воздух. Озон. Кислородное голодание…»
Смагин блаженно улыбнулся и, положив голову на корзинку, уснул.
…Фризе подождал минут десять. Для верности. И вышел из зарослей,
