Необходимо отметить, что шизоидный характер часто неотделим от духовных и философских поисков. Эта особенность характера накладывает обязанность на текст, который должен ввести заинтересованного читателя в сложный аутистический мир этих людей.
Суть одухотворенно-философской аутистичности — в способности отрешаться от непосредственной реальности, в которую мы все погружены, так что в этой отрешенности из далекой глубины начинают проступать тайные письмена. К ним шизоид начинает подбирать символический ключ, который находит в сокровищницах своей души. Он стирает налет второстепенностей, шелуху малозначимых подробностей, и его взору открывается более широкое панорамное видение. Все это делает шизоида углубленным той самой глубиной, что лежит по ту сторону непосредственной действительности.
В идеалистических построениях как вечный лейтмотив звучит: реальный мир — только покрывало, срывая которое, обретаешь всю полноту реальности, той самой, глубже и помимо которой уже ничего нет, ту самую, что не происходит из чего-то иного, а лишь из себя же самой, а все остальное из нее. Эта Реальность и есть Аутистичность с большой буквы. Если аутистичность есть самособойность (перевод термина), то эта Реальность и есть высшая самособойность, завершенная и завершаемая сама собой, осуществленная, сама в себе живущая Гармония. Для верующего шизоида — это Бог, для неверующего — что-то, что Бога заменяет. Шизоидная (аутистическая) душа живет под знаком поиска высшей Гармонии. И мука такого человека — завершить свою аутистичность, замкнуть ее Гармонией.
Самособойность, по своей внутренней логике, требует возврата к истоку. Суть духовного поиска шизоида — стремление к замкнутости, даже еще точнее, замкнутости, которую созидает и несет в своей душе зрелый шизоид. Замкнутость в данном контексте — внутренняя характеристика, стиль, строй душевной жизни, а не атрибут внешнего имиджа. Это волшебный, сияющий миг, когда кладется последний камень, и все здание оживает ослепительной Красотой. В то же время существует много внешне замкнутых людей, не знающих этой внутренней волшебной работы. Эти люди — аутичны, не аутистичны. В зависимости от особенностей, аутистичность можно сравнивать с замкОм (если она схематична, груба, малоталантлива), ЗАмком (если она величественна, сложна, многоярусна) или Небом (если она, прорываясь сквозь все ограничения, растворяется в бесконечности).
Аутистическое (самособойное) размышление и чувствование мало опираются на реальные земные факты, однако это не ошибочность, а особенность такого мышления. Реалисты живут и мыслят в тесном соприкосновении с реальной жизнью, а шизоиды поднимаются, отрываясь от реальности, все выше и выше к вершине Духа. По мере этого восхождения мысль отталкивается уже не от фактов жизни, которые остались далеко внизу, а сама от себя. Одно понятие переходит в другое, третье, между ними возникает сложная мыслительная игра. Мысль все более очищается от аромата земной реальности и входит в разреженный воздух царства чистых понятий. Способность мышления к саморазвитию составляет его аутистическую сущность. Чтобы почувствовать это мышление, с его миром чистых понятий, можно обратиться к «Науке логики» Гегеля, учебнику по высшей математике или теоретической физике, какой-либо религиозно-мистической доктрине. Одна из книг Г. Гессе называется «Игра в бисер»; имеется в виду игра высокими отвлеченными понятиями.
Аутистическое мышление развивается не по велению фантазии, а руководствуясь интуицией, которая лежит глубже сферы эмоций. Шизоид ощущает себя не капризным ребенком, а слугой Невидимого. В его душе есть некий внутренний голос, указующий перст, нарастающий зов, прислушиваясь к которому, работает математик, верит верующий, толкует психоаналитик, творят художник, поэт и философ. Это интуиция, голос Источника внутри ищущего. Критерием истинности подобного мышления выступает внутренняя согласованность мысли, ее завершенность, — когда нельзя ничего отнять или добавить без того, чтобы не нарушить гармоничное единство. Чем выше поднимается шизоид в своем духовном восхождении, тем более совершенная Гармония ему открывается. На определенной ступени подъема возникает качественный скачок: шизоид ощущает, что произошел прорыв к Духовному первоисточнику, что он к нему ближе, чем к Земле.
Таким образом, если с аутизмом ассоциируются закрытость, недостаточность, дефектность, то с аутистичностью — богатство души, открытость Высшему, способность жить в царстве отвлеченных понятий, ощущение первородства Духа над материей, обретение неземной Гармонии, причащенность к ней собственной души и, может быть, ее бессмертие.
У аутистичности с аутизмом есть общий признак — отрыв от реальности. Это предусловие того и другого, но если при аутизме нередко открываются ворота психопатологии, то при аутистичности этот отрыв есть необходимое условие для поиска Гармонии в неземном. Аутистичность изнутри (то есть так, как переживает ее сам шизоид) есть не самособойность, а Боговдохновенность душевных и мыслительных переживаний. Для тех, кто неспособен уловить эту Боговдохновенность, она вырождается в самособойность. Нередко для реалиста шизоид — сказочник, для себя же, ощущая великую неслучайность движений своей души, он — пророк, глашатай, инструмент и мастер Бога, проводник внеземного. Аутистичность для шизоида есть обнаружение Невидимого, но Сущего.
Однако и среди аутистов не все идут к вершине Духа. Кто-то останавливается на той или иной ступени и занимается не метафизикой, мистикой, богословием, а математикой, символической поэзией, теоретической физикой, глубинным психоанализом и многим другим. Не всякая аутистичность несет на себе оттенок возвышенного, нередко она проявляется в гораздо более скромных формах и выступает как известная самостоятельность, независимость «Я» от внешних влияний и событий. М. Е. Бурно отмечает, что «во многих случаях (чаще несложных и даже примитивных) аутистичность сказывается внешне просто защитной нелюдимостью, трудностями общения с людьми и соответственно очень скупыми контактами с уходом в какую-либо профессиональную «скорлупу» /10, с. 116/.
Немало среди шизоидов и примитивных рассуждателей, переливающих понятия «из пустого в порожнее», этот процесс тоже есть аутистичность, но бедная, резонерская. Однако примитивная и высокая аутистичность имеют родственную связь, как проницательно это заметил, естественно, не употребляя терминов, В. Набоков. Он вспоминает гоголевских мужиков, которые без всякой практической надобности и пользы для себя, резонерски предаются рассуждениям о том, доедет ли колесо до Москвы или до Казани. Набоков пишет: «Фантазия бесценна лишь тогда, когда она бесцельна. Размышления двух мужиков не основаны ни на чем осязаемом и не приводят ни к каким ощутимым результатам; но так рождаются философия и поэзия…» /79, с. 82/.
Читая выразительнейшие характеристики шизоидных людей у Э. Кречмера, понимаешь, что он описал все вышеуказанные феномены (аутизм, аутичность, аутистичность), не сосредоточившись на их различении. В его описаниях просматриваются, кроме настоящих шизоидов, больные шизофренией, а также люди, предрасположенные к ней, и те, кто уже перенес приступ болезни, выйдя из него с психическим изъяном. Таким образом, Кречмер не делал акцента на строгой дифференциальной диагностике, полагая, что эти состояния могут малозаметно переходить друг в друга.
Еще до Кречмера изучением шизоидов занимался Йозеф Берце, который пришел к выводу, что шизоид и «кандидат в шизофреники» — разные люди. Главное отличие Берце видел в изначальной, изнутри идущей лености, вялости, пассивности, что характерно, по его мнению, для начинающейся шизофрении и нехарактерна для шизоидов.
Кратко, но отчетливо сформулировал отличие шизофренического больного от шизоида П. Б. Ганнушкин: «Единственно прочным критерием во всех таких случаях надо считать наличие признаков эндогенно обусловленной деградации личности, как бы эти признаки ни были иногда незначительны» /4, с. 31/. Он отмечал аутистическую оторванность шизоидов от внешнего, реального мира, но подробного анализа аутистичности не оставил. Видимо, Ганнушкин не мог прочувствовать аутистичность изнутри, как ее переживают и ощущают сами аутистические люди. Его описания шизоидов обижают некоторых людей этого склада. Зато он оставил нам замечательный, остроумный образец восприятия шизоида реалистическим человеком. Меня не покидает ощущение, что Ганнушкин изобразил в основном примитивных представителей данного типа, а возможно, в его описания попали и некоторые шизофренические люди /4, с. 26–32/. Интересно, что П. Б. Ганнушкин практически не упоминает о тяге шизоидов к Гармонии, что, как показывает психотерапевтическая практика, является, особенно в духовно сложных случаях, наиважнейшей потребностью этих людей.
