«Госпожа, я не могу впустить вас, – сказал тот, что был побойчее. – Никого нельзя впускать в дом, пока не придет Мариус. Таков приказ».
«Откуда придет?» – спросила я.
«Госпожа, он появляется когда пожелает, и тогда он принимает кого захочет. Госпожа, пожалуйста, назовите свое имя, и я передам ему, что вы заходили».
«Либо ты откроешь ворота, либо я перелезу через стену», – решительно заявила я.
Мальчики пришли в ужас.
«Нет, госпожа, нельзя!»
«Ну? Кричать и звать на помощь будете?» – спросила я.
Оба раба в изумлении уставились на меня. Какие хорошенькие. Один чуть повыше другого. У обоих – изящные браслеты.
«Так я и думала, – сказала я. – Кроме вас, здесь больше никого нет».
Я повернулась и внимательно осмотрела густые заросли плюща, поднимавшегося по оштукатуренному кирпичу. Я подпрыгнула и зацепилась правой ногой за густую сеть как можно выше, одновременно перекинув руки за стену.
Флавий поднялся с травы и помчался ко мне.
«Госпожа, умоляю вас, не надо, – твердил он. – Госпожа, это нехорошо, нехорошо! Нельзя просто взять и перелезть к нему через стену».
Слуги лихорадочно переговаривались друг с другом. Кажется, по-халдейски.
«Госпожа, я за вас боюсь! – кричал Флавий. – Как я буду защищать вас от таких, как этот Мариус? Госпожа, он на вас разозлится!»
Я легла животом на стену, переводя дух. Глазам моим открылся большой очаровательный сад. Ах, какие мраморные фонтаны! Оба раба попятились и глазели на меня словно на могущественное чудище.
«Пожалуйста, пожалуйста! – взмолились в один голос мальчики. – Месть его будет страшна! Вы его не знаете! Пожалуйста, госпожа, подождите!»
«Передай мне листы бумаги, Флавий, скорее. У меня нет времени терпеть твое неповиновение!»
Флавий подчинился.
«Но это ошибка, ошибка! – сказал он. – Ничего из этого не выйдет, кроме страшного недоразумения».
Я соскользнула со стены в сад – со всех сторон меня щекотал плотный слой сверкающих листьев – и положила голову на густые скопища бутонов. Пчел я не боялась. Никогда не боялась. Я отдыхала. Я прижала покрепче к себе исписанные страницы. Потом подошла ближе к воротам, чтобы видеть Флавия.
«Я сама справлюсь с Мариусом, – сказала я. – Скажи, ты же захватил с собой кинжал?»
«Да, захватил, – ответил он, приподнимая плащ и показывая мне оружие, – с вашего разрешения, я бы с удовольствием вонзил его себе в сердце, чтобы уж наверняка превратиться в хладный труп, когда сюда явится хозяин дома и обнаружит, что вы буяните в его саду».
«Разрешения не будет. Посмей только. Ты что, не слышал, что было сказано? Ты охраняешь меня не от Мариуса, но от иссохшего хромого демона с обожженной плотью. Он появится с наступлением темноты! Что, если он успеет добраться сюда раньше Мариуса?»
«О боги, помогите мне!» – Он вскинул руки к лицу.
«Флавий, возьми себя в руки. Ты же мужчина! Сколько раз тебе напоминать? Ты следишь за обгоревшим мешком костей, а он слаб. Не забудь, что сказал Мариус. Бей в голову. Ударь в глаза, просто режь его, режь и кричи мне – я приду. А сейчас иди поспи, пока не стемнело. До тех пор он не появится, если он вообще узнает, куда идти! К тому же я уверена, что Мариус его опередит».
Я отвернулась и направилась к открытым дверям виллы. Красивые длинноволосые мальчики залились слезами.
Царящее в саду спокойствие и прохладный воздух ненадолго вытеснили все мои страхи, я чувствовала, что попала в безопасное, гостеприимное в отношении меня место, далеко-далеко от храма, в уютную Тоскану, в наши семейные сады, пышные и густые, как этот сад.
«Позвольте последний раз молить вас покинуть владения этого человека!» – закричал Флавий.
Я игнорировала его просьбу.
Все двери очаровательной виллы были распахнуты настежь – и на верхних галереях, и в нижних проходах. Я слышала шум фонтанов. Лимонные деревья, множество мраморных ленивых, чувственных богов и богинь, окруженных ярко-фиолетовыми или синими цветами. Над клумбой оранжевых бутонов возвышалась статуя Дианы-охотницы из старого, выщербленного мрамора. А там – ленивый Ганимед, полускрытый зеленым мхом, обозначал заросшую тропинку. Вдалеке, на краю бассейна, я увидела обнаженную Венеру, склонившуюся над ванной. В бассейн лилась вода. Повсюду мелькали струи фонтанов.
Мелкие белые лилии совсем одичали. А вот и старые оливковые деревья с восхитительно изогнутыми стволами, на которые так чудесно было забираться в детстве.
Везде чувствовалась пасторальная свежесть, однако природу держали в узде. Штукатурку на доме выкрасили свежей краской, равно как и широко раскрытые деревянные ставни.
Мальчики плакали.
«Госпожа, он очень рассердится!»
«Ну не на вас же, – сказала я, входя в дом. Я ходила по траве и практически не оставляла следов на мраморном полу. – Мальчики, ну хватит плакать! Вам даже не придется умолять его вам поверить. Разве нет? Он прочтет правду в ваших мыслях».
Каждый из них по-своему испугался. Они настороженно взглянули на меня.
Я остановилась прямо за порогом. От дома что-то исходило, не такое громкое, чтобы считаться звуком, скорее, ритмичное волнение, предшествующее звуку. Я уже слышала точно такой же беззвучный ритм. Когда это было? В храме? Когда я впервые вошла в ту комнату, где за экраном прятался Мариус?
По мраморным полам я переходила из комнаты в комнату. В каждой из них ветер играл свисавшими сверху лампами. Их было много. И свечей. Сколько свечей! И лампы на подставках. Надо же, с таким освещением здесь должно быть светло как днем!
Постепенно я осознала, что весь нижний этаж отведен под библиотеку, за исключением неизменной роскошной римской бани и огромного гардероба, заполненного одеждой.
Все остальные комнаты занимали книги. Одни только книги. Конечно, там стояли и диваны, чтобы можно было лечь и почитать, и письменные столы, но каждая стена могла похвастать либо громадной стопкой свитков, либо полками с переплетенными книгами.
Еще я заметила странные двери. Они, по всей видимости, открывались на потайную лестницу. Но на замки они не запирались, а сделаны были из полированного гранита. Я нашла по меньшей мере две такие двери! А одно помещение на первом этаже полностью было выложено камнем, и путь в него преграждали такие же двери, открыть которые не представлялось возможным.
Пока рабы дрожали и всхлипывали, я вышла из дома и поднялась на второй этаж. Пусто. Во всех комнатах совершенно пусто, за исключением той, которая, видимо, принадлежала мальчикам. Их кровати, маленькие персидские алтари и божки, пышные коврики, взбитые подушки и типично восточные витиеватые узоры. Я сошла вниз.
Мальчики уселись у парадного входа, неподвижно, как статуи, подобрав колени, опустив голову, и тихо плакали, наверное постепенно теряя силы.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
