Возможно, понадобятся несколько поколений, чтобы оценить и понять многое из этих вещей. Очень жаль, что они должны оставаться здесь, в таком труднодоступном месте, так как для того, чтобы разобраться в них, необходимы концентрированные усилия многих ученых. Я уверен, вы понимаете, что нынешнее положение является неподобающим, не говоря уже о недостижимости этих знаний для всего остального мира.
Аббат, сидящий на возвышении позади говорящего почувствовал, что ему стало жарко. Он ожидал худшего. Дон Таддео, однако, предпочел воздержаться от каких-либо предложений. Но его замечания ясно показали, что такие реликвии, по его мнению, должны быть переданы в более компетентные руки, нежели руки монахов альбертианского ордена Лейбовича, и что нынешняя ситуация является абсурдной. Очевидно, почувствовав нарастающее напряжение в зале, дон обратился к предмету своих непосредственных занятий, включающих исследования природы света, выполненные им ранее. Некоторые из найденных в аббатстве документов обещают быть очень полезными, и он надеется вскоре создать экспериментальные устройства для проверки своих теорий. После непродолжительного обсуждения явлений преломления света он остановился, а затем сказал извиняющимся тоном:
— Я надеюсь, что не оскорбил ничьих религиозных чувств, — и с любопытством посмотрел вокруг. Заметив, что лица монахов остались внимательными и доброжелательными, он продолжал свою лекцию еще некоторое время, а затем предложил аудитории задавать вопросы.
— Принимаете ли вы вопросы с возвышения? — спросил аббат.
— Не все, — ответил ученый, несколько подозрительно глядя на аббата и как бы говоря: «et tu, Brut».[122]
— Я желал бы знать, что вы нашли в свойстве преломления света такого, что выглядит оскорбительным для религиозных чувств?
— Ну, как сказать… — Дон замялся. — Монсеньор Аполло, которого вы знаете, был очень разгневан этим свойством. Он сказал, что свет не мог преломляться до Потопа, потому что радуга, как всем известно…
Зал дрогнул от громового хохота, заглушившего последние слова. Пока аббат знаками призывал монахов соблюдать тишину, дон Таддео стал красным как свекла, да и самому дому Пауло было трудно сохранить на лице серьезное выражение.
— Монсеньор Аполло хороший человек, хороший священнослужитель, но иногда люди бывают невероятными ослами, особенно вне сферы своей деятельности. Я сожалею, что задал этот вопрос.
— Ваше заявление облегчает мою задачу, — сказал ученый. — Я не ищу споров.
Дальнейших вопросов не последовало, и дон перешел ко второй теме своей лекции — образование и нынешняя деятельность его коллегиума. Картина, нарисованная им, выглядела ободряюще. Коллегиум осаждали просители, желающие заниматься в университете. Коллегиум принял на себя не только исследовательские, но и образовательные функции. Интерес к естественной философии и науке в целом среди грамотных мирян возрастал. Университет получал щедрые пожертвования. Наблюдались признаки оживления и возрождения.
— Я могу отметить несколько направлений в исследованиях, проводимых нашими учеными, — говорил он. — Последователи Брега изучают поведение газов, дон Вэйч Мортойн исследует возможности получения искусственного льда. Дон Фридер Халб занят поиском практических средств для передачи сообщений с помощью электричества…
Перечень был длинным и произвел впечатление на монахов. Исследования велись во многих областях — медицине, астрономии, геологии, математике, механике. Некоторые из них казались непрактичными и надуманными, но большинство обещало богатые результаты в развитии познания вообще и в практическом приложении. Начиная от работ Джеджена по созданию универсального лечебного средства до отчаянной атаки Бодалка на общепринятую геометрию, деятельность Коллегиума демонстрировала здоровое желание совать нос в интимные дела природы, скрытые с тех пор, как человечество сожгло свою память и обрекло себя на тысячелетнюю культурную амнезию.
— Кроме того, дон Махо Мах возглавляет проект, который направлен на получение дальнейшей информации о происхождении человека. Это является, в основном, задачей археологии, и он попросил меня, как только я закончу собственные исследования, поискать в вашей библиотеке любые материалы, имеющие отношение к этому предмету. Но мне, вероятно, лучше не останавливаться подробно на этом, из-за риска вступить в противоречие с теологией. Но если имеются какие-нибудь вопросы…
Молодой монах, готовящийся к принятию духовного сана, поднялся и, приободренный доном, задал вопрос:
— Сэр, я хотел бы знать, знакомы ли вы с мнением святого Августина на сей счет?
— Нет.
— Святой Августин — епископ и философ четвертого столетия. Он полагал, что вначале бог создал все сущее, в том числе и человека, в виде зародышей, и эти зародыши были оплодотворены и превратились в бесформенную материю, которая постепенно развилась в более сложные формы и наконец в человека. Обсуждалась ли эта гипотеза?
Улыбка дона была снисходительной, хотя он и не показал открыто, что предположение монаха несерьезно.
— Боюсь, что нет, но я рассмотрю и ее, — сказал он тоном, ясно говорящим обратное.
— Благодарю, — сказал монах и смиренно сел на свое место.
— Однако самыми дерзкими исследованиями, вероятно, — продолжал ученый, — занимается мой друг Эзер Шон: он пытается синтезировать живую материю. Дон Эзер надеется создать живую протоплазму, используя только шесть основных элементов. Эта работа может привести нас… Да? У вас есть вопрос?
Монах в третьем ряду поднялся и отвесил поклон оратору. Аббат наклонился вперед, чтобы лучше разглядеть его, и с ужасом обнаружил, что это был брат Армбрустер, библиотекарь.
— Если вы будете настолько добры к старику… — прокаркал монах, медленно растягивая слова. — Этот дон Эзер Шон, ограничивший себя шестью элементами… он весьма любопытен. Я хотел бы знать, можно ли ему при этом пользоваться обеими руками?
— Ну, я… — дон умолк и нахмурился.
— И могу ли я также спросить, — таким же бесцветным голосом тянул Армбрустер, — будет ли это великое чудо совершаться сидя, стоя или лежа? Или верхом на лошади под звуки труб?
Послушники громко хихикали. Аббат быстро вскочил на ноги.
— Брат Армбрустер, я предупреждал вас. Вы отлучаетесь от общего стола до тех пор, пока не исправитесь. Ожидайте в часовне Богородицы.
Библиотекарь снова поклонился и тихонько улизнул из зала; его осанка была смиренна, но глаза торжествовали. Аббат пробормотал что-то извиняющимся тоном, но взгляд дона стал вдруг холодным.
— В заключение, — сказал он, — коротко о том, что, на мой взгляд, может ждать мир от начинающейся интеллектуальной революции. — Глаза его вспыхнули, он оглядел их всех, и безразличие в его голосе сменилось страстью. — Наш царь — Невежество. После гибели империи разума оно безраздельно правит людьми. Его династия правит веками. Его право на трон ныне рассматривается как законное — мудрецы древности утвердили его. Они не сделали ничего, чтобы сбросить его с трона. Завтра будет править новый царь. Люди знания, люди науки будут стоять за его троном, и Вселенная узнает о его могуществе. Его имя — Истина. Его власть распространится на всю Землю. И власть человека над Землей будет восстановлена. Уже через сто лет люди будут летать по воздуху на металлических птицах. Металлические экипажи будут катиться по дорогам, выложенным камнями, сделанными руками человека. Будут построены тридцатиэтажные дома, корабли, плывущие под водой, машины, выполняющие любую работу.
И как же это произойдет? — Он остановился и понизил голос. — Я опасаюсь, что таким же образом, каким происходят все перемены. И мне жаль, что это так. Это произойдет с помощью насилия и переворота, с помощью огня и неистовства, потому что никакие изменения не происходят в мире спокойно. — Он посмотрел по сторонам, услышав неясное бормотание, донесшееся со стороны сидящих в зале. — Так будет… хотим мы этого или нет.
