В апреле Суворов с отрядом в 250 человек и двумя пушками гонялся за конфедератами по жуткой распутице. Разбив несколько отрядов, пишет Александр Васильевич, «пришли мы в Сандомир и, хотя жестоко устали, но, отдохнув там часов десять, выступили снова… по мятежничьим следам, которые шли сами для нападения на Сендомир… (и) напали на них, закрытых в густом лесу. По положению места нашей кавалерии, почти всей, кроме резерва, что за пехотою, досталось быть справа, а пехоте слева, егеря по крыльям. Мятежники же построились по-шахматному», — это был отряд полковника Мощинского в 1 тысячу сабель при 6 пушках.
Едва развернувшись из походной колонны в линии, Суворов атаковал. Прапорщик Шипулин с 24 егерями Суздальского полка прорвал строй поляков и вышел им в тыл. За ним в атаку с 18 гренадерами устремился подпоручик Грабленов. Польская артиллерия открыла огонь, «но поручик Сахаров ударил на штыках на их батарею и сорвал оную вмиг». С правого фланга подпоручик Катаев с драгунами Воронежского полка и адъютант Суздальского полка Парфентьев с конными егерями из драгун и казаками атаковали вражеский эскадрон «и с подкреплением карабинер все переломали».
Однако полковник Мощинский, благородство которого Суворов хвалил, раз за разом собирал разбитые войска. «Они, после первой атаки будучи выбиты, в поле строились против нашей кавалерии еще три раза, особливо под покровительством одной оставшей у них пушки. Только когда последний раз наша кавалерия бросилась на них чрез болотистый ручей на гору, снова их сшибла на излом, под предводительством адъютанта Парфентьева пушку отбила, то более они уже держаться не стали и ударились в совершенное бегство. Сражение продолжалось только часа два-три. Уповательно, что их погибла половина, в том числе лучшая часть их офицеров».
«Пленных, — грустил Суворов, — почти нет, то есть только нижних чинов человек десять… Гусары их и казаки очень хорошо стояли и все почти пропали, а как в плен брать? С одной стороны, не сдаются, а с другой, сами изволите знать число наше и их. Другая же половина рассеялась, изранена довольно. Гнали их по мягкому грунту больше мили. Так они разбиты в клочки… Пушек взято пять, ящиков — два, их хоругвь и иной добычи довольно… Это кровавое сражение стало мне с ранеными человек меньше десяти» (Д I.95).
При явном превосходстве русских сил (1 наш солдат на 4-х поляков, тогда как нормой было 1:5) победа была сокрушительной: до 500 убитых панов и 10 раненых русских. В памяти шляхты остались подобные события, заставляющие изображать Суворова чудовищем. Но как он мог этих жертв избежать? В бою русские не могли оставлять у себя за спиной недобитых раненых (которые хорошо, если убегут, а могут и в спину ударить). Во время боя у них не было людей на охрану пленных, так что врага просто убивали. Случаи, когда командиры ухитрялись сохранить жизнь раненым и взять много пленных, Суворов отмечал как удачные. Иное дело — после боя в преследовании, но тут панов на их отличных конях трудно было догнать…
Поведение суворовских солдат в Польше считалось в высшей мере гуманным, а противники, как правило, относились друг к другу с уважением. Тот же полковник Мощинский не только по-доброму содержал в своем замке русских пленных, но, начав переговоры о сдаче замка, спускал оголодавшим русским войскам со стен продовольствие. В свою очередь капитан Дитмарн, отразив яростные атаки полковника Миочинского на Сандомир 15 ноября 1770 г., (в которых на стороне поляков были даже янычары) снабдил его провизией из своих запасов, т.к. поляки уже сутки ничего не ели.
У Дитмарна было 200 человек, у графа Иосифа Миончинского — 1400 конных и 300 пеших при 6 пушках (Д I.189–190). Суворов не успел его перехватить, т.к. 5 ноября при переправе через Вислу так расшиб себе грудь, что «тяжко занемог»: «на лошади сидеть не мог и к живственным операциям боЛее не годился»; даже в декабре едва мог работать с документами (Д I.185,196). До этого за сутки перед сражением у Раковца 23 июля 1770 г. он уже сильно повредил себе ногу, но все же командовал верхом. Тогда 150 карабинер, кирасир и драгун капитана Голяшева и Китаева атаковали до 500 конфедератов через мост: «дрались с час, без пушек, ломали их раз 6. Гнали с милю. Милостью Божией у нас убитых нет. Ранены: Китаев (прострелен в брюхо), кирасир 1, карабинер 1». Поляки потеряли 10 человек пленными и до 100 убитыми (Д I.139).
После рождественских «каникул», когда стороны не беспокоили друг друга, граф Миончинский попытался захватить Краков, заставив едва пришедшего в себя от контузии Суворова совершить в феврале 1771 г. дальний «поиск» в соседнее воеводство. Рассеянные им отряды конфедератов бежали к австрийской границе, а часть пыталась зацепиться в городке Ландскрона, над которым высился на горе маленький замок. Суворов, имевший под рукой 800 человек, бросил на штурм городка половину войска, построив его двумя колоннами, капитана Дитмарна и поручика Сахарова.
«Пехотные колонны, — доложил он, — перелезли все ланскоронские рогатки с великой храбростью, выгнали из местечка всю мятежничью конницу, взлезли на всю крутизну горы замка», захватили польские пушки, выбили ворота и ворвались в замковый двор. Суворовская идея взятия крепостей «на штык» торжествовала. Но командир передового отряда прапорщик Подладчиков был тяжело ранен; в тот же момент получили раны Дитмарн и подпоручик Арцыбашев. Их колонна отступила, увлекая за собой вторую колонну, где раны получили Сахаров и поручик Суворов (племянник генерала). Взбежала на гору часть резерва, но командовавший им порутчик Мордвинов был ранен. «Офицеров у меня почти не осталось, — писал Суворов, — лошадь ранена, сам оцарапан. Осталось мне только привести пред вечером людей в военный порядок, оставить все невыигранное дело и тихо отступить» (Д I.224).
Неудача обернулась тяжелыми потерями: 19 убитых, 7 раненых и 2 пропавших без вести. Суворова не утешило, что конфедераты потеряли в городе и в поле гораздо больше, в т.ч. офицеров. Он постоянно вспоминал о Ландскроне в военных документах и письмах, горько сожалея о своих офицерах, но еще больше — об исчезнувшей инициативе солдат.
Как же так, рассуждал Суворов, все было сделано правильно, «шли на одних штыках», победа была рядом. «Все то зависит от судьбы Божией!» Земных причин неудачи было две. Во-первых, «офицеров били как уток по их щегольской, роскошной, принятой от побежденных одежде». Во-вторых, постоянно находящаяся на посылках «пехота совсем экзерцирование, эволюции для атак и маневры забыла». Раньше «ефрейтор предводил капральство и роту. Все под Ландскороном исчезло!» «Как лучшие офицеры переранены были, овцы остались без пастырей». Что хуже всего, «Ланскоронское происшествие зависело от суздальцов, которые ныне совсем не те, как при мне были. Сих героев можно ныне уподобить стаду овец… Не упрекайте меня, милостивый государь! Я думал с суздальцами победить весь свет».
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
