В этом месте, среди всего, что происходит, это важно.
Николай поднимает брови, как бы удивлённый такой искренностью.
— Не переживайте, Мирослав Сергеевич, здесь мы все друг другу помогаем. Это же не просто работа, это наш вклад в будущее. — Он делает паузу, словно наслаждаясь этим моментом, потом с усмешкой добавляет: — И, к тому же, если вам когда-то понадобится помощь, я буду рядом. Мы все ведь на одной стороне.
Мирослав чувствует, как его грудь наполняется каким-то лёгким вдохновением, пусть и мимолётным. Он решает, что на этот вечер, по крайней мере, не стоит беспокоиться об этом. Идя по тротуару с Николаем, он ощущает, что, может быть, у него всё получится, даже если впереди будут тяжёлые дни. Время идёт, и, возможно, именно так начинает складываться его путь в этом новом мире.
Поздний вечер накрывал город, но на улицах всё ещё было живо. Уличные фонари едва освещали дорогу, как тлеющие угли, вытягиваясь в длинные, тёмные тени. Мирослав и Николай шли вдоль пустых домов, разговаривая о том, что было и что может быть. Шум завода, доносившийся сдалека, напоминал о мире, где нет места для одиночества — мир, где каждый был частью большого дела.
Они проходили мимо маленького парка, в котором тихо шелестели листья, в их обсуждениях обыденность и тревоги дня словно исчезли. Николай замедлил шаг, его взгляд был любопытным и немного нервным. Он, скорее, был склонен слушать, чем говорить, но в этот момент, почувствовав ту странную близость, решился на вопрос.
— Скажите, Мирослав, — начал он, — вам трудно было решиться на работу здесь? Вы ведь не отсюда, по крайней мере, так говорят. Это правда?
Мирослав немного замедлил шаг, всматриваясь в пустоту ночи, стараясь собрать мысли. Он чувствовал, как вопрос задевает его. Стремление выговориться было, но сдержанное.
— Это сложно объяснить, но да, правда, — наконец произнёс он, смотря в землю. — Я не привык к этой жизни, но выбора у меня нет. Я должен адаптироваться.
Николай внимательно слушал, его взгляд наполнился сочувствием. Он мог почувствовать, как Мирослав сдерживает тревогу, как старается скрыть неуверенность.
— Наверное, это страшно — остаться совсем одному в чужом месте… — сказал он тихо, и его голос прозвучал мягко, как ветер, гуляющий по вечерним улицам.
Мирослав на мгновение прикрыл глаза, думая о том, как часто он сам ловил себя на мысли, что он в чужом теле, в чужом мире, с чужими людьми. Всё здесь было таким новым, таким непривычным, как небо, которое не позволялось назвать родным.
— Страшно, — признался он, — но нужно как-то держаться.
Они продолжили идти, а атмосфера вокруг словно менялась. Вечерняя дымка, нависшая над улицей, казалась мягкой, невидимой, но тем не менее весомой, как нежелание расставаться с прошлым. Это было не то место, где хотелось бы начать заново. И все же Мирослав чувствовал, как шаги становятся всё увереннее. На его лице появилась некая мягкая решимость, как если бы он впервые осознавал, что впереди есть путь, пусть и тяжёлый.
Мимо них тихо пронеслись голоса соседей, сидящих на лавочке у подъезда, их разговоры о переменах, новостройках и будущих электростанциях, о том, как они, трудящиеся, возводят новые высотки для лучшей жизни, как они строят будущее. Мирослав слышал эти разговоры, словно они и были частью его настоящего, его времени.
Николай продолжал идти рядом, словно позволяя Мирославу выплеснуть эти эмоции в тишину, он понимал, что сейчас, в этот момент, не надо много слов.
— Если понадобится помощь, — сказал Николай после паузы, — я всегда рядом. И хотя мы все тут — в этом большом деле, для меня важны те, кто по-настоящему верит в это. Верит и двигается вперёд, не останавливаясь.
Мирослав слегка улыбнулся. В его голове всё ещё роились вопросы, но вдруг стало легче. Быть в этом мире, с этими людьми, — это, наверное, и есть часть того пути. Он поднимал взгляд, и свет фонаря, струящийся по улицам, ощущался как знак. Возможно, это был его шанс. Может быть, с этим шансом он сможет не просто существовать, но и стать частью чего-то большего.
Николай замолчал, и Мирослав заметил, как его шаги стали чуть медленнее. Словно был момент, когда слова висели в воздухе, и Николай пытался понять, как их выпустить, как открыть ту часть себя, что долго держалась под замком. Вечерний воздух становился прохладным, а тёмные улицы, скрывающие их шаги, оставляли ощущение уединения, несмотря на близость города и звуки заводов, сливающихся в далёкий, монотонный гул.
Николай осторожно повернулся к Мирославу, взгляд его был не таким лёгким, как раньше. Словно он только сейчас нашёл слова для того, чтобы поделиться тем, что уже давно терзало его. В его голосе слышалась слабая тревога, что-то, что он, возможно, давно пытался скрыть, но теперь не мог удержать.
— Знаете, Мирослав, — начал он, как бы испытывая на прочность то, что он собирался сказать, — я ведь тоже не отсюда. Я приехал из маленького города, мои знания здесь тоже кажутся немного странными. Но у вас хотя бы поддержка товарища Сталина. А у меня нет никого.
Мирослав внимательно посмотрел на него, чувствуя, как напряжение слегка спадает. Он всё больше осознавал, что Николай был не просто человеком с добрыми намерениями, но и с какой-то скрытой болью, с которой тот мирился, но не мог полностью избавиться от неё.
— Почему вы мне это рассказываете, Николай? — спросил Мирослав, стараясь поддержать его взгляд. Он не хотел нарушать этот момент, давать возможность почувствовать, что их разговор имеет значение.
Николай слегка улыбнулся, и в его глазах появилась какая-то искренняя уязвимость, что-то, что скрывалось за всю эту его доброжелательность. Его слова не были простыми, они вбирали в себя всё, что было скрыто глубоко внутри.
— Потому что чувствую, что вы понимаете меня, — сказал он, как будто сам себе открывая истину. — И, возможно, мы можем поддерживать друг друга. Нам обоим нужно немного уверенности в том, что мы не одни.
Эти слова повисли в воздухе, и Мирослав почувствовал, как тяжело стало на сердце. Он и сам долгое время чувствовал себя изолированным, словно его окружение было чуждым, а мир вокруг него чужд. Но с Николаем всё было по-другому. В его
